КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
А ЕЩЕ БЫЛ СЛУЧАЙ... 

«По этой линии я вам не подчиняюсь!»

Как старшина полковника победил

О самой линии неподчинения речь впереди. Сначала расскажу о том, как и при каких обстоятельствах главстаршина отважился возражать полковнику авиации морского базирования, по-флотски капитану первого ранга. К тому же он был не только старшим по званию, а начальником военного гарнизона войск, обеспечивающих боевую готовность фронтового аэродрома на Ораниенбаумском плацдарме.
Боевые дежурства у всех подразделений начинались с рассветом и заканчивались далеко заполночь. Техники, механики, мотористы, оружейники, прибористы, подобно опытным врачам, прощупывали, простукивали, проверяли в наземном режиме «здоровье», надежность каждого узла в моторе, в самолете, в пушках и пулеметах – главной огневой мощи боевых машин. Часто предполетная диагностика не прекращалась даже тогда, когда над аэродромом появлялись «фокке-вульфы» или «рамы».
Летали они, как правило, на большой высоте, опасаясь попасть под огонь наших зениток. Но и обнаружить наши самолеты, хорошо замаскированные в дерево-земляных укрытиях, при такой трусливой осторожности, фашистским асам практически не удавалось. Бомбы, предназначенные для уничтожения боевых машин, сбрасывались на летное поле. «Стратегия», прямо скажем, нехитрая – чем больше воронок на летном поле, тем дольше аэродром оставался непригодным к боевым вылетам.
Как удавалось аэродромным службам устранить в считанные часы последствия бомбежек – заровнять воронки, уплотнить грунт, когда самой мощной техникой были примитивные волокуши и легкие прицепные катки, – разговор особый. Как, разумеется, и отдельный разговор, заслуживающий не одной книги, о немеркнущих подвигах летчиков Балтики.
Согласитесь, что даже маленький просвет, любая отдушина в этой повторяющейся изо дня в день работе, становились, что называется, подарком Бога. В один из мартовских вечеров 43-го года совершенно случайно мне довелось быть причастным к тому, чтобы подарить минуты отдыха немногим счастливчикам. Произошло это, как часто случается в армии, помимо моей воли. Полк, базировавшийся на нашем аэродроме, был отмечен за успешные боевые действия приказом командующего ВВС флота. По такому случаю летному составу выдали сверх нормы по сто граммов спирта. На вечер заказали фильм «Моя любовь» с Лидией Смирновой в главной роли. Но постоянный киномеханик – он в штате авиабазы, а не полка – оказался в госпитале. Откладывать мероприятие никто не решился: в кои-то веки фортуна благосклонно взглянула на этот раскаленный пятачок.
– А кто будет показывать кино?
Не знаю, как долго этот вопрос висел в воздухе. Ответ нашел дотошный штабной писарь. Именно он вспомнил, что в личном деле матроса Зотова в графе «военно-учетная специальность» указано: «киномеханик». Отыскали меня без труда. В тот день я был в карауле, охранял склад боеприпасов. Не успел я обойти все штабели с уложенными бомбами, снарядами, патронами, как вернулся разводящий с новым часовым и приказал мне сдать пост. Ну а поскольку я никаких сигналов тревоги не подавал, то первое, что пришло мне в голову, – случилось ЧП. На мой вопрос разводящий, оправдывая свое караульное звание, развел руками. А когда пришли в караульное помещение, сказал:
– Срочно вызывают в штаб. Поторопись.
Более чем двухкилометровый марш-бросок до штабной землянки преодолел за неполных десять минут. Приказано было привезти киноленту и прокрутить ее в доме, который хоть и редко, но использовался как клуб.
Любопытная деталь. Этот бревенчатый дом, единственный уцелевший в бывшей деревне Борки, торчавший у всех на виду, заметный с большой высоты, летчики вермахта ни разу не пытались разбомбить. А в тот вечер, когда, казалось, и стены не выдержат натиск плотно набившихся зрителей, внезапно появились «ночные гости». Разумеется, присутствующие ничего не видели, кроме экрана и сменявшихся кадров. О вражеском налете все узнали, когда внезапно остановился движок, и в темноте раздалась грозная команда:
– Всем немедленно покинуть помещение!
В сопровождении двух офицеров появился начальник гарнизона. Его крутой нрав был известен всему личному составу. За каких-нибудь пять минут зал опустел. И только в одном углу, не обращая внимания на торопившихся к выходу, продолжали сидеть двое.
Для них время как будто остановилось. Лучик карманного фонарика высветил задержавшихся, не успевших многого сказать друг другу. Их полная отстраненность от происходящего вызвала у полковника неописуемый гнев.
– Вы что, приказа не слышали? Ждете персонального указания, влюбленные голубки! Встать немедля!
– А я вам по этой линии не подчиняюсь, товарищ полковник, – вытянувшись по стойке «смирно», неожиданно ответил главстаршина.
– Вот я врежу тебе по всем линиям двадцать суток ареста, тогда узнаешь, кому подчиняешься!
По законам документального жанра тут же следовало бы закончить рассказ и поставить точку. Обмен «любезностями» между начальником гарнизона и главстаршиной не продолжился. Показ фильма «Моя любовь» практически не состоялся. Кстати, лично для меня такое завершение было равносильно протянутой руке невидимого друга. Оно меня спасло от неминуемого «марша» на гауптвахту. Кинолента, какую довелось «крутить», была с нулевой технической годностью. И чтобы кадры не мельтешили на экране, пленку приходилось, как мы говорили, подтягивать указательным пальцем.
Промедлишь с подтягиванием – на экране ни звука, ни изображения. А в зале, как водится, свист и топот. Ну а кто стал бы вникать, когда отняты долгожданные минуты отдыха, выпавшие на фронте, в причины плохого показа, когда каждому с малых лет известно, что виноват всегда «сапожник», если он даже не виноват.
Однако о возникшем инциденте в клубе утром следующего дня знала добрая половина личного состава гарнизона. Всех волновал вопрос – отправится ли главстаршина на гауптвахту или продолжит свою сверхважную и сверхответственную работу. Он руководил технической группой, которая и в летную, и в нелетную погоду каждое утро готовила к атаке авиационные торпеды, поражавшие взоры всех, кому довелось их видеть, не столько внушительными габаритами, сколько своей редкой грозной красотой. От них становилось светлее, когда с отшлифованных до блеска корпусов удалялась смазка. Как только на акватории Финского залива появлялась достойная цель, тяжелые торпедоносцы немедленно взлетали, беря курс на врага.
С утра над заливом висел плотный туман. И главстаршина после окончания проверки боевой готовности торпед предстал перед начальником гарнизона. Об этом стало известно из рассказов сослуживцев главного виновника, ожидавших его у «КП». Шутка ли сказать: не подчиниться в прифронтовой полосе, пусть даже не во время боевой операции, не просто старшему по званию, а тому, кто отвечал за боеспособность всего гарнизона. В просторной землянке командного пункта долго слышались, как поется в известной песне, грома раскаты. Главстаршина в оправдание своего дерзкого поступка поведал о том, что у него не просто особый случай, а из многих тысяч рождавшихся на войне, может быть, один. Он встретил девушку, тоже фронтовичку, которую не видел более пяти лет. Его срочная служба не успела закончиться, как началась война. И вот такая встреча в клубе.
Наступила тишина. Полковник молчал. Вдруг, будто размышляя вслух, он сказал:
– А может, ты и прав – по этой линии ты действительно мне не подчиняешься.
Так мирно закончился инцидент, который вполне мог обернуться двадцатью сутками ареста. И такое случалось на войне.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"