Я ИДУ С УРОКА 
ОПЫТЫ ПО САМООБРАЗОВАНИЮ 

Учителя обычно мало рассказывают ученикам о себе. Оно вроде бы и правильно: не стоит лишний раз зацикливать детей на собственной персоне. А с другой стороны, какие-то милые, нелепые, смешные, а то и горькие (или даже страшные) житейские подробности про детские, школьные, студенческие годы взрослых им узнать бы не помешало. Ведь это делает школьное обучение более человечным: не боги горшки обжигают, и у самых солидных из взрослых, оказывается, тоже когда-то были и сомнения, и неудачи, и их тоже когда-то ругали, не принимали, выгоняли. И вот бы это им рассказать. А не абстрактное «Мы в ваши годы такими не были» или «В наше время дети себе такого не позволяли».
Понятно, что хочется дать детям побольше позитивных примеров. Но тогда уж максимально конкретных и подробных.
А начнешь поконкретнее и поподробнее – ловишь себя на хвастовстве: да, мол, были люди в наше время, и эти люди, выходит, я…
Короче, о себе – как-то несподручно. А если о других? Например, о своих собственных учителях?..
Случилось так, что недавно каждый из нас, ведущих этой странички, повстречался со своим бывшим школьным учителем и узнал массу интересных и неожиданных подробностей из их жизни. И если бы нам привелось еще когда-нибудь поработать в школе, то мы обязательно поделились бы этими историями со своими учениками.
Может быть, и вы вспомните пару таких историй? А может быть, даже соберетесь в гости к кому-нибудь из ваших бывших учителей, с тем чтобы поздравить их с ближайшим праздником, а заодно и послушать воспоминания, среди которых могут оказаться сюжеты ну просто удивительные.

Откуда в луже берутся пузырьки?

История о том, как я стал учителем физики по-настоящему

В 37-м я остался без родителей. Бабушке едва хватало пенсии, чтобы меня прокормить. Я голодный болтался по Москве в поисках какой-нибудь еды. Местная шпана окрестила меня Профессором, потому что из-под мышки у меня всегда торчала какая-нибудь книжка.

Несостоявшийся гуманитарий

С детства мои интересы лежали в сфере гуманитарной. Но все идеологические дисциплины – литература, история, философия – были для меня, как для члена семьи врагов народа, закрыты. И это несмотря на то, что я всю войну приклады для автоматов вытачивал. И при этом умудрился школу закончить с золотой медалью, которая тогда, кстати, давала право не сдавать вступительные экзамены.
В МГУ почитали мою анкету и отказались меня принимать, в Историко-архивный – тоже. Тогда я написал отчаянное письмо Сталину.
И вот пришел ответ. В нем было что-то вроде: дети за родителей не отвечают и податель сей бумаги имеет право учиться в любом вузе страны. Было уже 30 августа – практически последний день приема документов.
И вот иду я с этим письмом в кармане, а навстречу – приятель. Пошли, говорит, в железнодорожный институт: от дома близко и стипа большая – 40 рублей. А мне было уже, собственно, все равно.

Первые пробы

Потом по роду своей деятельности – а я был начальником рефрижераторного поезда – мне пришлось сталкиваться с проблемами электричества, магнетизма. Меня это заинтересовало. Но в физике я был полный профан: ни школа, ни институт ничего мне в этом смысле не дали.
Поэтому, когда я, женившись, стал думать об оседлой жизни и в голову мне пришла мысль о преподавании, то пришлось идти в техникум читать электричество.
А учителем физики я стал уже когда мы в Грозный приехали. Вакансий в техникумах не оказалось, вот тогда мне ничего не оставалось, как идти в школу. Других возможностей кормить семью у меня просто не было.
Посмотрела на меня тетечка в гороно и говорит: «У вас что, железнодорожный институт? А что вы хотите преподавать?» Я говорю: «Конечно, физику». Она хмыкнула и говорит: «А как вы будете ее преподавать?» Я ответил: «Ну уж как-нибудь справлюсь». И меня отправили в школу, где учились в основном чеченцы – район такой.
Помню, еще за квартал был слышен дикий ор – это перемена. На уроках было только чуть лучше. Впечатления первого же дня: низенький такой мальчишка-чеченец, задрав голову, кричит верзиле-физкультурнику: «Я тебе пасть порву!».
Мне показалось, что я попал в клоаку. И не только потому, что в школе процветал бандитизм (кстати, главным хулиганом, которого все боялись, там был десятиклассник Орби Бараев – уж не из тех ли?), а еще потому, что не меньше процветали вранье, очковтирательство и процентомания. Все это меня ужасно огорошило и унизило. Я ушел в другую школу – в казачьем районе.
Здесь уже была возможность работать. И меня увлек сам предмет прежде всего. Предмет, который я слабо понимал, в который я стал вникать и обнаружил полнейшее непонимание азов. Я, например, никак не мог понять, как работает колебательный контур, как вообще происходят все эти электромагнитные процессы. И прежде всего я занялся электричеством.
Занимался я не по школьному учебнику – накупил себе литературы. Поначалу на уроках я только пересказывал параграфы, сам глубоко предмета не понимая. По-настоящему я взялся за учебу летом.

Место ведущего физика

А через четыре года случилось вот что. Мой парень, Сережка Плотников, удачно выступил на городской олимпиаде, занял второе место по старшим классам. И в это время ушел ведущий физик из центральной школы с физико-математическим уклоном. И городские руководители стали подыскивать человека на его место. А тут я еще выступил на каком-то семинаре, ну и, видно, попался им на глаза. Они пришли ко мне на урок и предложили занять это место. Место ведущего физика в городе!
Вот только здесь по-настоящему и началось мое самообразование. До этого я просто изучал учебники. Старался запомнить. Решал сравнительно простые задачи. В общем, особых успехов не было. Правда, я занимался техническим творчеством – паял электронные схемы, сделал счетно-решающее устройство. Но глубины никакой не было. У меня были сильные, одаренные ребята – Дробышев, Плотников. Они меня стимулировали, но не в такой степени. Все же это были единичные случаи…
И вот мне предложили это место. Я воспринял это очень мучительно, сомневаясь ужасно в своих силах, потому что образования соответствующего не было, да и факультет, который я окончил, был паршивый. За просто так пятерки ставили. Я вон даже красный диплом получил, а абсолютно все знал поверхностно.
Мне было уже за сорок, а специальности нет, ничего толком не знаю. И я решил, что пора. Пришло время хоть в чем-то по мере сил как следует разобраться…

Лето с Яворским и Пинским

Семья уехала летом в Ленинград, а я остался один. Взял я двухтомник Яворского и Пинского. Это уникальный учебник – прообраз будущего учебника по физике.
Ведь обычный курс физики в школе построен как? В 7, 8, 9, 10 классах учат классической физике и только в самом конце дают понятие о теории относительности, о квантовой механике. А этот – уникальный учебник, других таких нет.
Они сразу строят систематическое изложение школьного курса физики с элементами теории относительности и квантовой механики. И настолько меня это увлекло и затянуло, что я этот учебник изучал два месяца.
Я выписал себе все основные формулы, которые мне нужно знать. Их оказалось более пятисот. Я их все пронумеровал. Пытался самостоятельно решать уже олимпиадные задачи.
Помню одну задачку: «На тележку массой М, движущуюся с постоянной скоростью, положили кирпичи массой М1 и массой М2. Сколько при этом выделилось тепла?» Меня потрясла эта задача. Я не знал, что делать, за что цепляться. Так как я занимался профессионально только электричеством, то в механике я был абсолютный нуль. Это теперь такого типа задачи мои ребята, с которыми я занимаюсь, щелкают как семечки.
В общем, меня увлекли законы сохранения энергии и импульса. Я об этом имел самое маленькое представление. Весь этот учебник я проштудировал. Мне нужна была теория.
И когда я пришел в эту школу, я уже был более-менее вооружен. Правда, мне предстояло еще подтягивать элементы высшей математики – производную, интеграл, потому что в школьный курс физики уже вошли элементы матанализа.

Обрушил весь арсенал

Помню, на первом уроке, когда меня проверяли, я давал какой-то материал по трансформатору. И директор, сильный физик, удовлетворительно сказал: «Вот сейчас он возьмет производную». И я взял. Меня благословили. И вот только в этой школе я уже по-настоящему стал учителем.
Мне дали выпускной класс. Помню, что я со своими познаниями нагнал на них страху. Сразу стал высоко излагать. Обрушил на них весь накопленный арсенал. Девицы меня боялись страшно. А ребята там были умные, грамотные, подлавливали меня. Ну, задавали всякие коварные вопросы, на которые я сразу не мог найти ответа. Особенно по теории относительности. И тогда я решил: школьных уроков мало – и организовал факультатив по типу семинара…

Честная тройка

Хорошо помню, как пришла ко мне в класс одна девочка. Я посмотрел: у нее в аттестате пятерка по физике за предыдущий класс. Я ее сначала посадил в средний вариант, и она получила два по контрольной. На нижнем уровне – тоже два. Обнаружилось полное неумение решать задачи. А эта ее пятерка была, видимо, построена на пересказе параграфа, то есть на механической памяти.
И – слезы, рыдания. Я говорю: «Ну что, не получается у тебя пока». И потом я хорошо помню, как она первый раз сама решила задачку на контрольной. Она тоже заплакала, но уже от радости, что наконец-то получила свою честно заработанную тройку.
Я не преувеличиваю, так и было.

Главная кухня

Поскольку моя школа – ведущая в городе и в республике, то на мне лежала ответственность завоевывать призовые места на олимпиадах. И я создал семинар, где работал с самыми сильными ребятами. Они приходили со своими задачками. Кто-то приносит – и мы все решаем.
Это было совершенно свободное, совершенно неформальное общение. Садились в кружок, и начиналось обсуждение – самая главная кухня. Величайшая радость была от общения с этими умными, одаренными ребятами. Когда мы с ними разбирали трудные задачи, то вот эта совместная работа и была самым главным элементом моего самообразования.
И потом, уже в Москве, когда я встречался с ребятами, закончившими хорошие московские вузы, они мне говорили: вот то, что мы на семинарах разбирали, – это ни с каким институтом несравнимо по части понимания глубины предмета.

Быть в форме

Сейчас мне 72 года. Я по-прежнему работаю в школе. Хоть и в московской, но вполне обычной. Квалификацию, признаться, потихонечку теряю.
Сейчас, когда классы «Г», «Д» и «Ж» – уже коррекционные практически, то вот что там происходит с учителями-предметниками? Раньше ведь не сортировали детей, и поэтому в любом классе были сильные ребята. И они каким-то образом держали учителя в форме.
Наличие одного-двух сильных ребят задавало планку не только во внутреннем отношении учителя к предмету, но и в отношении к предмету детей. Они тоже старались как-то к ней подтягиваться.

Умение объяснять

У моей жены в вечерней школе не было сильных в литературе учеников. Но это не лишало ее энтузиазма постоянно совершенствоваться в предмете: читать все новинки литературы, толстые журналы, новейшие исследования, придумывать для урока какие-то изюминки, изобретать ходы и пр. И вот тут, мне кажется, вторая сторона самосовершенствования.
Допустим, ты понял материал, ты это знаешь. Как изложить? Как сделать так, чтобы это было понятно ученикам? И вот здесь, конечно, работа не прекращается ни в каком классе, ни в какой школе и ни в каком возрасте.
Это какая-то другая квалификация. Действительно, как сделать так, чтобы глубины открылись и слабому, и среднему, и сильному? Моя любимая манера, например, изложить закон и тут же дать пример, который, казалось бы, опровергает этот закон. Создавать парадоксальные ситуации… Объяснять одно и то же по-разному, разными словами…
Вообще говорить с аудиторией понятным ей языком – это абсолютное требование к любому учителю, к любому интеллигентному человеку. Это приходит со временем. Это очень трудно.
На День учителя вдруг подходит ко мне девочка, выпускница, и коробку конфет преподносит. Я говорю: «Ты что? За что?» Она говорит: «За то, что вы хорошо объясняете».
Умение объяснять, конечно, связано с гуманитарной стороной образования учителя. Сколько я знаю прекрасных физиков – ну не умеют они объяснять! Дети их не понимают.
А ведь это же еще надо понимать детское непонимание!

Физик и физик

Есть физик – профессия. А есть другая профессия – учитель физики. Это разные вещи. У учителя физики знания в основном, конечно, вширь. Он должен иметь представление обо всей физике. А физик – он в своей узкой области специалист. Но зато какой! Я всегда чувствую свою несостоятельность как ученого-физика. И комплексую.
Как, например, объяснить чередование волн морского прибоя? Почему у них амплитуда колебания то увеличивается, то уменьшается? Почему это так? Какова в этом закономерность? Я этого с ходу объяснить не могу.
Или вот я вижу на море блики. Я чувствую, что это какое-то оптическое явление. А как его объяснить? Я не могу толком объяснить радугу. Или вот пузырьки во время дождя… Если дети спрашивают откуда – отделываешься. Но вот так, чтобы до самой сути добраться… Я еще множество вещей объяснить не могу. И в этом ощущение того, что надо совершенствоваться без конца.
Физика необъятна. Были такие физики-универсалы, как Ландау, Мигдал, которые знали все отрасли физики. А сейчас таких физиков уже нет. Иного доктора наук чуть в сторону копни – он, может быть, даже олимпиадные задачки не решит.
Я купил сейчас хорошую книгу – “Сборник олимпиадных задач”. Литература необъятная. Нет-нет да и находишь интересную задачку, которую с удовольствием подкидываешь ребятам. А без этого скучно просто. Но уже не в такой мере, как раньше. Такой жажды уже нет.

Эпилог

Я чувствую, что моей работе в общем-то подходит конец. Если сейчас взять хорошие классы, то там уже не обойтись без информатики, без компьютера. А я безграмотный компьютерщик. Сколько я еще продержусь?
А пока… Пока опыта, который у меня накоплен, мне все же достаточно для общения с сильными ребятами. Есть еще порох в пороховницах.

Рисунки Евгении ДВОСКИНОЙ

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"