Я ИДУ С УРОКА 
ЗЕРКАЛО МНЕНИЙ 

Все мы, конечно, блестящие учителя, и у нас, бесспорно, прекрасные ученики. Но ведь это вовсе не значит, что в нашей работе нет никаких проблем, правда? Наоборот, чем дальше идешь, тем больше тебе открывается…
Тем не менее некоторые учителя заявляют, что у них, мол, проблем нет. А если и есть, то скорее по предмету: как давать ту или иную тему, или что новенького в моей области знаний, или вот администрация свободно вздохнуть не дает…
Но мы-то говорим не об этом.
А о тех экстраординарных ситуациях, которые случаются практически у всех и которые всегда были, есть и будут. Большинство учителей своим воспитанникам хотя бы пару шлепков да отвесили. Кто-то об этом рассказывает, кто-то – нет.
А молчат – потому что, конечно, рукоприкладство осуждается. Оно и понятно: за такое можно и из профессии вылететь.
Но учителя почему-то все равно нет-нет да и дают рукам волю: то одернут иного зарвавшегося ученика, то встряхнут. Это реальность, и дети с ней так или иначе считаются. А бывает, даже прощают…
Любимому учителю, например, прощается огромное количество вещей, которые он как профессионал, казалось бы, не должен был делать. И некоторые педагоги, кстати сказать, вовсю этим пользуются, и не только в экстремальных ситуациях. А там еще шаг – и привычка распускать руки становится повседневным стилем. И вот это уже действительно страшно, и на порог школы таких учителей, конечно, пускать не следует – профнепригодны!
Так может быть, вообще все дело не столько в каком-нибудь подзатыльнике, сколько в искренности? Искренности в чем? А вот в чем: работаю я или отлыниваю от работы (все равно чем отлыниваю: дежурной улыбкой или грубым окриком)? Насколько мы в том или в другом бескорыстны или, наоборот, корыстны – судить нашей совести. И разумеется, нашим ученикам, которые истинность наших побуждений улавливают за километр.

Детей не проведешь – они за версту чуют наши истинные мотивы

Из разговоров в учительской

На уровне рефлекса

Мы как-то обсуждали капризное поведение маленького Коли на предмет, какой совет дать его маме. Коле сейчас два года, он всюду лезет, хамит, никого не слышит. Может ударить взрослого по лицу и засмеяться. Укусить за руку изо всей силы и смотреть, улыбаться...
Я начала что-то говорить Колиной маме о пользе здорового подзатыльника или шлепка в таком крайнем случае. Надо, мол, бодро, беззлобно, даже весело поддать – и ребенок будет тебе благодарен за то, что ты дал ему возможность понять, что это делать ну никак нельзя. А когда мы читаем мораль на тему «Как тебе не стыдно!» – у детей порой такой возможности нет.
Оля сказала, что шлепать ни в коем случае нельзя. Что тогда ребенок будет решать проблемы со сверстниками таким же образом: тоже будет распускать руки. Он запомнит этот урок.
Я спрашиваю: «А что же тогда, по-твоему, делать?» Она говорит: «Ну не знаю, что. Ну взять к стулу привязать. Или в комнате запереть. Только не рукоприкладство».
Но привязать к стулу – это разве не рукоприкладство? И как это двухлетний ребенок будет привязанный сидеть? Сколько времени?.. По мне, так лучше здоровый, бодрый, звонкий шлепок по заднице – и вперед, гуляй и больше под горячую руку не попадайся. На уровне рефлекса.

М.Г., учительница по рукоделию

Проблема в искренности

Вопрос «Бить или не бить?» каждый родитель решает так, как ему подсказывает родительская интуиция. Можно, конечно, и всыпать по первое число, но… на какой характер нарвешься. Из чада ведь и садист может вырасти, и будет потом изгаляться над женой, подчиненными, собственными детьми.
Вся проблема в искренности. Вот если сгоряча или от бессилия врежешь – это очень понятно, и тогда тут взятки гладки. А вот когда для какой-то далекой цели или ради каких-то принципов, рассудочно, с какой-то своей взрослой воспитательной корыстью – то это может привести к непредсказуемым последствиям.

С.М., учитель истории

Бац! – и разрядились

Иной раз можно так распалиться, что начнешь лупить направо и налево. Очень при этом искренне…
Я считаю, что подзатыльник нельзя отвешивать в сердцах, каждый раз он должен быть неотвратимым воздаянием за то плохое, что ребенок сделал. Укусил Полину – получи.
А вот когда я начну дуться, в молчанку играть со своим ребенком или запру его одного в комнате – это такое психологическое напряжение для нас обоих! Что там ребенок накопит в себе за это время, и что я накоплю, и чем это для нас обернется, я не знаю.
А «по заднице» – это кратковременное воздействие. Бац! – и мы оба разрядились. Я – потому что зло наказано и мне не нужно уже сердиться и что-то из себя изображать. Он – потому что через физическую боль понял: нельзя! запрет! стоп! Понял, немножко поревел и побежал дальше играть.
А применять психическую атаку – это нечестно по отношению к малышу. Он вообще перестанет понимать, что, собственно, происходит, чего от него взрослые хотят. Кроме того, что чего-то хотят…

М.С., многодетная учительница математики

Дело святое

В свое время в одной из книжек многодетных Никитиных я прочитал эпизод, который мне врезался в память. Как-то Никитины (у них в то время было два не то три ребенка) ехали в электричке в Москву. И один из детей почему-то начал капризничать. А так как у них был принцип не уступать ребенку, если тот не прав, то они и выдерживали этот принцип стойко и мужественно. В результате всю дорогу, где-то часа полтора, ребенок рыдал, бился, а они делали вид, что ничего не происходит. При этом, конечно, у них все было напряжено. Но они понимали, что педагогика – это дело святое, и были готовы жертвовать всем.
И вот они подъезжают к конечной станции. И тут Лена Никитина обратила внимание на пассажирку, которая облегченно вздохнула и сказала: «Ну наконец-то можно будет отдохнуть от этого ора!» И Лене стало стыдно.
И вот Никитины пишут: мы вдруг поняли, что даем антипедагогический урок – урок равнодушия к окружающим. Мало ли какие у нас принципы, но если это наносит вред душевному покою окружающих людей, то мы обязаны с этим считаться и идти даже на какие-то уступки детям, лишь бы уважать покой сидящих пассажиров.
Вот такой они сделали для себя вывод, и мне понравилось, что они честно об этом рассказали.

П.С., учитель физкультуры

Мужской стиль

У меня было святое правило – и ученики это знали – я могу дать щелбан только любимому ученику. Это был знак доверия.
В восьмом классе был у меня парень – ну просто сорвиголова. Очень способный, но характер крутой. И вот он докрутился на уроке до того, что я дал ему легкий щелбан.
Он побледнел, потом покраснел, потом сказал, что если бы отец его ударил, он бы его убил, и добавил: «Ваше счастье, что вы Петр Иванович».
– Леня, – сказал я, – если бы я тебя не уважал, я бы, конечно, до тебя и пальцем не дотронулся. Считай за счастье, что я тебе дал по лбу.
Он был ошарашен. Тут же забыл о своей обиде, ему стало интересно. Он потом все время приставал ко мне и спрашивал: «Неужели правда я должен быть счастлив, что вы мне щелбан дали?» Я говорю: «Ну у нас же есть такие ученики, которым я не даю щелбанов и никогда не дам?» – «А что, такое бывает?»…
…Это я называю «мужской стиль» в педагогике. Я понимаю, что злоупотреблять этим нельзя. Но и делать вид, что этого никогда в моей жизни не было и не будет, тоже неверно. Все-таки педагогика должна быть с человеческим лицом, а не с нарисованной улыбочкой, разукрашенной анилиновыми красками.

П.И., учитель физики

Странный вывод

Тут по телевизору я один сюжет видел. В Германии, оказывается, есть такой проект: они присылают к нам в какую-то глухую сибирскую деревню своих трудновоспитуемых уличных подростков.
Показывают кадр: по деревне идет негритянский подросток. Причем видно, что идет он по улице с достоинством, то есть явно не как хулиган. И слышу комментарий: на содержание такого ребенка немцами положено 2 или 3 тысячи евро в месяц. И тогда я начинаю понимать, почему он действительно идет как порядочный человек. Потому что он попал в некий рай. Ведь воруют чаще всего от бедности. А тут эти уличные воришки вдруг становятся самыми богатыми людьми в округе.
Немцы придумали очень странный эксперимент. Что нужно для того, чтобы исправиться? Выходит, иногда нужно просто пожить безбедно.
И тогда я вспомнил рассказ одной учительницы. У них в школе работал некий желчный учитель, которого многие не любили, и она сама жутко его боялась и тряслась, прежде чем подойти к нему. И вот через десять лет он стал благополучным директором и совершенно изменился. Она перестала его бояться, считает его лучшим человеком, с которым вполне можно дружить.
Вывод? Довольно странный: может быть, так и надо с плохишами поступать – холить, лелеять, давать им ответственные поручения и назначать начальниками?..

И.Н., бывший директор школы

Карабас-Барабас

Хочется вспомнить одного учителя – он вел русский язык у моего сына. Он ни разу ни до одного ученика пальцем не дотронулся. Но он их унижал и оскорблял каждый урок. Буквально куражился. Находил самое больное место – и бил в него. Причем делал это очень остроумно. И поначалу ребята действительно рефлекторно ржали. А потом поняли, что весь этот театр Карабаса-Барабаса на их смехе и держится, и договорились, что смеяться не будут. И вот он очередную колкость скажет – а в классе гробовое молчание…
Хотя вполне можно представить себе острого на язычок учителя, которого ученики тем не менее любят.

Р.К., учительница ИЗО

Не для галочки

Тот, кто так или иначе возвышает себя на костях других, никогда не будет пользоваться уважением учеников. Если же учитель, что бы он ни делал, делает это с искренней любовью, то ученики понимают, что это вроде как на их благо, то есть по большом счету он не для себя это делает, не чтобы ему стало легче. Вот Макаренко. В эпизоде с Задоровым он сильно рисковал, он сам мог оказаться в очень плохом положении, поэтому у детей (и у читателей) возникло к нему доверие.
А если я, будучи учителем, всего лишь «возвышаю» себя, если я устраиваю себе удобную жизнь, если я пришел провести урок и хочу провести его спокойно или просто для галочки, если я устраняю помехи, которые мешают мне, – это одно. Если же я устраняю помехи, которые мешают работать классу, – это совсем другое дело. Детей же не проведешь, они чувствуют эту разницу. Более того, могут даже в каких-то случаях покрывать любимого учителя, потому что чувствуют его любовь и настоящее уважение. А уж если допекли любимого учителя – то допекли. Они это знают. И прощают.

В.Б., психолог

Наказ: 50 кругов

Кто-то – уже не помню – рассказал, как был у Шаталова в школе, сидел у него на уроке. И там был парень шебутной: все вертелся, крутился, другим мешал задачи решать…
Я уже не помню точно всех обстоятельств, помню только, что Шаталов спокойно ему так говорит: «Пятьдесят кругов вокруг школы». И тот, радостный, побежал. Сделал свои пятьдесят кругов вокруг школы и, счастливый, запыхавшийся, прибежал обратно в класс и сел на место. И все нормально.
Он как-то это смиренно воспринял, в порядке вещей. Наказание неотвратимо. Провинился – получи наказание. Кстати, наказание – от слова «наказ».

А.С., учитель химии

Рисунки Евгении ДВОСКИНОЙ

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"