Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №18/2003

Вторая тетрадь. Школьное дело

КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
ОБРАЗ 

Елена ГОРФУНКЕЛЬ

Две реки в одном русле

Театральные дома Темура Чхеидзе

Темур Чхеидзе. Фото ИТАР–ТАСС

Политика вторгается в жизнь людей безапелляционно – в дружбу, семью, творчество. Люди маются и страдают, потому что разрушается то, что собиралось и хранилось годами, десятилетиями, даже веками. В любом разговоре, затрагивающем острую с политической точки зрения ситуацию, поневоле требуется осторожность, какие-то ненужные в другом случае оговорки. Мол, все равно, несмотря ни на что, наши отношения по-прежнему дружеские... и прочее, прочее. И правда, к счастью, поверх политических барьеров есть крепчайшие узы, для которых не страшны временные недоразумения и конфликты. Вот такими узами связан с русским театром Темур Чхеидзе, замечательный грузинский режиссер.
Он родился, вырос, выучился и сложился как художник в Тбилиси. В этом городе его знают и любят чуть ли не как национального героя, потому что довольно давно, в конце 70-х – начале 80-х, он снялся в телесериале «Твой сын, земля», где сыграл главную роль – прогрессивного секретаря райкома, который отличался от других положительных советских партийцев тем, что был неподдельным интеллигентом, человеком широких взглядов и нетрадиционных решений. Сам Темур скептически относится к этой своей роли, и, по-моему, напрасно. Его театр – я имею в виду его спектакли в Тбилиси, Москве, Петербурге, Нью-Йорке – никогда на внешнюю злободневность не претендует. Однако тогда, когда все республики еще состояли в «Союзе нерушимом», а Темур Нодарович прославился своими спектаклями «Хаки Адзба», «Обвал», «Отелло», на экране для аудитории огромной страны самим собой быть не просто. Чхеидзе представил в той единственной своей роли не коммуниста, а скорее человека будущей, не имперской эпохи. За это-то соотечественники, наверное, и полюбили его.
Что касается театральных зрителей, то они ценят Чзеидзе с первых его постановок. Он знает разные театральные традиции и приоритеты театра – грузинского, русского, советского. Он знает, что грузинский театр тяготеет к мощной метафоре, а русский – к реальной психологии, он к тому же наследник эпохи Эфроса и Товстоногова. Заветы К.Станиславского и К.Марджанишвили могут соединиться в игре актера, в режиссерском замысле. Чхеидзе объединяет в своих спектаклях эти русла, как бы сливает их в одну реку и при этом не поступается своим пониманием театра. В искусстве он лирик и стоик. Он даже не пробует совмещать вкусы рынка с собственными оценками жизни.
Тонкий, нервный, с виду не слишком могучий человек, Чхеидзе в режиссуре непреклонен. Театр бравурный, резкий, эффектный, риторический, несерьезный ему глубоко чужд. Режиссер настраивает слух зрителя – в глубине или в высоте происходят великие, подчас страшные перемены, а здесь, с нами, только волны, отзвуки, догадки. Глубинами и высотами может быть и просто человеческая душа. Создать сценический эквивалент такому мировидению в коллективном искусстве очень трудно. Спектакль Чхеидзе требует всей полноты внимания и понимания – и от актеров, и от зрителей. Когда ему удается получить требуемое, он узнаваем и интересен. Кстати сказать, везде интересен.
В течение нескольких сезонов он ставил одну пьесу в трех разных вариантах в трех театральных столицах. Речь идет о трагедии Ж.Ануя «Антигона», которую в течение нескольких лет увидели зрители БДТ в Петербурге, театра имени К.Марджанишвили в Тбилиси и МХАТа имени Чехова в Москве. Чхеидзе не случайно так упорно возвращается к этой трагедии – она рассказывает о людях в обстоятельствах перелома, о людях на вершине власти и людях подвластных, о непримиримом конфликте между ними. Иными словами, о существовании с этической точки зрения. Самое время, считает Чхеидзе, поговорить на эту тему. Его театр актуален по сути, иногда без видимых признаков этого самого времени, хотя в «Антигоне» древний царь Креонт одет как герой наших дней, заложник большой политики.
Особую роль сыграл Чхеидзе в судьбе прославленного Большого драматического театра, который возглавлял более тридцати лет Георгий Товстоногов. Когда в 1989 году театр лишился своего руководителя, Чхеидзе первым был приглашен сюда. Не потому, что он последователь товстоноговской режиссуры (хотя для Чхеидзе это высочайший авторитет), и не потому, что БДТ – грузинская вотчина, а потому, что в театре почувствовали сомасштабность этих художников, да и Товстоногов не раз предлагал Чхеидзе постановки в своем театре. С тех пор, после «Коварства и любви», на ленинградской, а потом на петербургской сцене Чхеидзе поставил десять спектаклей. Он прибавил к товстоноговской эре БДТ свой период, совсем другой и по-своему содержательный. Такие спектакли, как «Любовь под вязами» Ю.О.Нила, «Макбет» В.Шекспира, «Призраки» Э. де Филиппо, «Бессолнечная ночь» Н.Думбадзе, «Борис Годунов» А.Пушкина, открыли новых актеров, обновили сценический язык БДТ, двинули театр к другим берегам.
Последний сезон Чхеидзе и БДТ завершили постановкой пьесы Бернарда Шоу «Дом, где разбиваются сердца». Чеховская идиллия с английским юмором и предзнаменованиями – так можно назвать этот спектакль. Люди пьют чай и разговаривают о пустяках, а в это время над ними кружат самолеты с бомбами. Правда, и самолеты, и бомбы образца 1914 года, но когда среди звуков природы, чеховских лопнувших струн и кваканья лягушек вдруг навязчиво пробивается посторонний шум, кажется, что ты уже слышал его вне театра, как раз в самом начале XХI века, и что вместе они – природа и цивилизация – становятся совсем не доброжелательны к человеку.
Сейчас много говорят об Апокалипсисе, представляя его громоподобным событием, разрекламированным самыми оперативными средствами информации. Как будто нас ждет какая-нибудь гибель Помпеи в изображении Карла Брюллова. Дом, выстроенный на сцене БДТ, переживает свой конец изящно и тихо, с дачной меланхолией, в утренних пикировках и сумеречных лирических паузах. Красивы и мечтательны эти обреченные отцы и дети. Спектакль кажется длинным, даже затянутым, как некоторые финалы романтических симфоний, продлевающих меланхолическое созерцание. Режиссер тоже оставляет нам возможность забыться среди скорбей и ада, это чувствуется в самом конце, когда зловещие бомбовые удары превращаются в музыкальные аккорды (композитор – многолетний соавтор режиссера Гия Канчели). Иначе говоря, земной ужас вливается в гармонию Вселенной. Таков театральный стиль Темура Чхеидзе – тончайшего художника театра.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru