КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
КОНТРАМАРКА В ПЕРВЫЙ РЯД 

Неуходящая натура

Эстонский режиссер Карин Райд увидела чеховские истории в отражении современной жизни

«ДЯДЯ ВАНЯ».
ЕЛЕНА АНДРЕЕВНА – ТИННУ МЕРИСТЕ,
СОНЯ – МАРИЯ СООНЕТС

В небольшом эстонском городе Вильянди театр «Угала» отмечал юбилей Карин Райд. Ей исполнилось шестьдесят лет. Далеко в прошлом, совсем в другой социальной действительности, остались студенческие годы на режиссерском факультете ГИТИСа, где она училась у Марии Осиповны Кнебель. Остался там и ее дипломный спектакль «Стеклянный зверинец» в Московском театре имени Ермоловой (кстати, в нем играл совсем еще молодой Александр Калягин). Это была одна из первых и сразу очень удачных постановок в Советском Союзе пьес Теннесси Уильямса. В той, вроде бы «детской», работе уже вырисовывался тип театра, который близок начинающему режиссеру: это театр, сосредоточенный на внутренних духовных процессах, театр, где режиссеру чрезвычайно важен актер, его живая человеческая природа, его естественная, не механическая энергия.
Но нынешнее время спешит. Оно небывало быстро (притом кардинально) меняет обличье жизни и характер искусства. В сегодняшней исторической ситуации художнику непросто оставаться самим собой. В потоке перемен, в хаосе вспыхивающих и угасающих мод, при агрессивном давлении всяческих СМИ он боится отстать от бега времени, оказаться несовременным. Он вынужден оглядываться на других, прислушиваться к хору тех, кто влияет на суждения публики и, что при «рыночных отношениях» не менее существенно, заказчиков.
Режиссерская судьба Карин Райд складывалась совсем не просто: психологический театр, близкий ей, с каждым годом казался все более уходящим в прошлое. Но творческое упрямство – небесполезный, пусть неудобный спутник подлинного таланта. Карин такого упрямства было не занимать. Сезон за сезоном ставила спектакли, они, как и ее первый режиссерский опыт, были прежде всего человеческими историями, рассказанными художником, способным проникать в тайные закоулки человеческих душ.
И когда во время юбилейных торжеств, по-домашнему теплых, было показано три спектакля Карин (старый «Вишневый сад» и две совсем недавние, тоже чеховские ее работы), обнаружилось: «уходящий театр» с его пристальным вниманием к классическому тексту способен обнаружить больше созвучной времени новизны, чем наимоднейшие постановочные выкрутасы.
«Дядя Ваня» играется в старом замке недалеко от Вильянди. Спектакль, акварельно мягкий, психологически чрезвычайно подробный, идет на крупном плане, не оставляя актерам возможности хоть на миг выбиться из общей его атмосферы. Неторопливо движется жизнь в имении Войницких, постепенно заставляя забыть об условной черте, отделяющей актеров от публики. Теряется ощущение столетия, протекшего со времени создания пьесы. Кажется, что Чехов написал о нашей исторической ситуации, ведь он, как и мы, жил в эпоху решительных перемен.
Конфликт вызревает исподволь. Вот Елена Андреевна (Триину Меристе) с первого момента появления Астрова внешне безразлично лениво, но по-женски заинтересованно украдкой наблюдает за ним. Ее интерес скрыт, но определен. И потому Астров, уловив тайный призыв, так бесцеремонно предлагает ей прийти на свидание и так обескуражен ее трусливым отказом. На фоне обыкновенной и невеселой любовной истории, пронизывающей весь спектакль, особенно драматично раскрывается безнадежная ситуация тихой, просветленной Сони (ее тонко-тонко играет Мария Соонетс), усложняются и обостряются ее отношения с Еленой Андреевной. Дядя Ваня (Пеетер Таммеару) – человек в этом спектакле сильный, мужественный, вовсе не склонный к истерике. Он просто неопытен в любовных делах, как и в жизни. И срывается зло и нелепо, когда обнаруживает свою наивную слепоту.
Режиссер работает в технике намека, нюанса, оставляя пространство для наших собственных выводов, наблюдений, догадок. Сквозь настоящее начинает вырисовываться прошлое этой семьи, и все современнее, острее звучит чеховский текст. Ускользающе неоднозначной становится фигура Серебрякова (Яаан Реккор). Профессор умеет хорошо устроиться: сознательно притворяется слабым, преувеличивает свою болезнь, требуя ухода и внимания, а тайком с не меньшим, чем Астров, удовольствием пьет припрятанную водку и с легкостью пританцовывает, как только остается один. Это хорошо нам знакомый тип не склонных к рефлексии людей, для которых, как им кажется, настало наконец-то подходящее время.
Социальные процессы вывели на поверхность новых хозяев. Жизнь и труд одних превратился
в собственность совершенно других. Чехова столетие назад встревожили эти процессы. В сегодняшней Эстонии, где, как и в России, за считанные годы жизнь решительно перевернулась, перевернув заодно человеческие судьбы, Карин остро почувствовала эту тревогу писателя, прониклась его видением неоднозначности эпохи перемен. Ее особенного трагизма, затронувшего не только жертв, но и хозяев. Вот в «Вишневом саде» появился Лопахин (его блестяще сыграл Эльмо Нюганен), психологически не готовый к роли, навязанной ему ситуацией глубинных общественных сдвигов. У него нежная и влюбленная душа. Он сам – немножечко «недотепа». Покупка вишневого сада – соблазн, который он не сумел победить. Но Лопахин умен и тонок, он понимает природу своего поступка. Ожесточенно разрушая имение, насаждая в нем новую жизнь, он чувствует, что разрушает свой внутренний, духовный «сад». Что гибнет не просто имение Раневской, но весь нравственный, пусть иллюзорно нравственный, климат, а именно он поддерживал в человеке внутреннюю готовность к добру, непрозаическое отношение к жизни. Теперь удел всех остающихся – именно проза: дело, деньги, служба. Не случайно же самые недотепистые персонажи пьесы (и Епиходов, и вечный должник Симеонов-Пищик) появляются у Чехова в финале в новой своей ипостаси деловых и удачно пристроившихся людей. И нелепый Гаев будет служить в городе в банке. И у Вари теперь будет не свой дом, а место. Жизнь поменялась решительно, поменялось все то, что связывало людей. Значит, поменяются и сами люди.
Просто рассказывая человеческую историю, не стремясь сделать на сцене что-то резко экспериментальное, режиссер попадает в болезненные нынешние смыслы, скрывавшиеся в пьесе. И спектакль, внешне традиционный, звучит сверхсовременно.
Третий спектакль юбилея – «Чайка». Легкая, немного даже хулиганская студенческая работа (это диплом третьего выпуска театрального факультета вильяндисского колледжа), в ней молодость исполнителей удачно сочетается с режиссерским опытом их педагога. Много юмора, импровизаций, переходов из одного пространства в другое (действие перемещается из театрального кафе на природу, потом – в фойе, где сквозь стеклянную стену виден город, а по дорожке сегодняшние люди идут мимо по своим сегодняшним обычным делам). Постоянно звучит гитара. Но главное художественное обаяние спектакля – в остром режиссерском взгляде на историю Нины Заречной (Аннели Рахкема), провинциальной, не слишком образованной, но без комплексов, пышущей молодостью и здоровьем девочки, оказавшейся рядом с красивой жизнью, с манящим миром богемы. С агрессивным любопытством эта круглолицая, розовощекая, нетерпеливая Нина внедряется в чужой мир, настойчиво расчищая в нем себе место. Она – воплощение наивности, победительной силы юности. И так понятно поведение Тригорина, человека вялого во всем, что не касается его писательских дел и рыбалки. Не устояв перед натиском молодости, он быстро бежит обратно к Аркадиной, спасаясь от примитивности, которую не разглядел. Нина в этом спектакле тоже обманута. Не столько мужчиной, сколько сутью «блестящего» мира, а она так стремилась в него проникнуть. Но жизнь знаменитостей совсем не такая, какой она ей казалась. Она тускла, мучительна, противоречива. И в этом – ее устойчивость, способность отражать вторжение чужих. Финал обрывается в трагическое безумие Нины, изменившейся, потерявшей прелесть и наступательность молодости, не выдержавшей столкновения мечты и реальности.
Такова еще одна человеческая история из множества рассказанных Карин Райд за ее режиссерскую жизнь.
В этом-то «человеческом факторе» и заключена главная тайна театра, обращенного не к узкому кругу экспертов, а ко всем современникам.
Того театра, который никуда не может «уйти»: неуходящая он натура.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"