СЕМЕЙНЫЙ ИНТЕРЕС 
 

Мифы для внутреннего использования

Как заговорить свою судьбу?

Метод вербальной мифологизации личности, разработанный Ириной ЧЕРЕПАНОВОЙ, предлагает человеку творить себя как текст, используя то, что всегда под рукой – буквы и слова языка, на котором мы говорим. Ее магические рецепты удивительно просты и действенны.

...Утверждение, что слово лечит и калечит, давно стало банальным, но никто не воспринимает это серьезно.
Есть, правда, истории о том, как кто-то кому-то выкрикнул в сердцах страшные слова, и человек через час (на следующий день или через неделю) действительно умер или погиб. Получается, он вроде как выполнил «приказ» умереть.

Но куда же девается хваленая сила слова, когда кому-то не менее эмоционально приказывают: «Не опаздывай!», «Не ври!», «Не упади!»? А тот продолжает и врать, и опаздывать, и спотыкаться на ровном месте...
Можно ли предугадать, как повлияет на человека слово? Пермячка Ирина Черепанова утверждает: еще как, и это можно рассчитать с математической точностью.
Как только не называют Черепанову: и одним из ведущих специалистов по нейролингвистическому программированию в России, и известным психотерапевтом, и даже... ведьмой. На самом деле Ирина Черепанова – доктор филологических наук, профессор Пермского госуниверситета. Однако слова «магия» и «зомбирование», как ни странно, все же имеют отношение к ней.

Дорога к «дому колдуньи»

Черепанова утверждает, что ее всю жизнь интересовало, как одни люди управляют другими.
– Неужто уже в школе вы думали о том, как слово воздействует на человека? – удивляюсь я.
– Еще в детском саду, – парирует Черепанова. – А в школе увлеклась почти профессионально, потому что возглавила группу, проводила сборы комсомольцев.
Поиски истины привели Ирину в школу юного журналиста. Она полагала, что газетчики наверняка умеют как-то измерить действие слова на человека, знают, как оно «работает». Но вскоре убедилась, что и они бредут интуитивно, вслепую. Так что на филфак девчонка попала случайно – надо же было где-то учиться.
– На первых же лекциях по языкознанию поняла: вот он, самый короткий путь от человека к человеку, – вспоминает Черепанова. – Подошла к именитому профессору Мурзину: «Я хочу с вами работать». И пояснила, чем именно хотела бы заниматься. Он потом вспоминал со смехом: «Надо же, подлетела пигалица и серьезно так заявила, что будет со мной работать».
Вскоре Ирина принесла ему свой труд – 250 печатных страниц.
– Это что, диссертация?
– Нет, курсовая.
– Не читая, могу поставить четверку.
– Лучше почитайте...

Это и было началом ее дороги к «дому колдуньи». Так французский психоаналитик Леклер назвал таинственную область психики, неподконтрольную сознанию. Ключ от этого «дома», ключ к бессознательному, где он?
Считается, что доступ к нему – у колдунов, ведьм и психотерапевтов. Мол, они ключники бессознательного. Черепанова уверяет, что ближе всех к разгадке тайны бессознательного филологи и лингвисты, и даже основала в нашей стране такую междисциплинарную науку, как суггестивная лингвистика. Суггестия – внушение. А суггестивная лингвистика – это философия и теория, объясняющая воздействие языка на подсознание, и методы осознанного входа в «дом колдуньи» при помощи мастерского владения языком.

Алхимия языка

На одном из семинаров Черепановой для психотерапевтов был проведен эксперимент. Всех попросили спеть хором песню из кинофильма «Земля Санникова»: «Есть только миг между прошлым и будущим...»
Сергей Быков, кандидат медицинских наук Челябинской медакадемии, потом признался: «Когда мы запели, вдруг с ужасом почувствовали жуткий дискомфорт». А сама Ирина припоминает другое: «Они с каменными лицами пропели песню, и тут случилась массовая истерика. Кто-то закричал, что я вторглась в их сознание. Разразился настоящий скандал».
Раскрою карты: в одном из слов популярной песни специально изменили букву – вместо «миг» собравшиеся должны были спеть «миф».
– Мы поменяли всего один звук, – утверждает Черепанова, – но и мысли, и мир вокруг словно вдруг резко перевернулись.
Широко распространено мнение, что дело не в словах. Дескать, на человека влияют не сами слова, а интонации, с которыми они произносятся, эмоции собеседников, их энергетика. Черепанова же решила, что дело как раз в словах – в их слогах, буквах, звуках. У лингвистов даже есть такой термин – звукобуква. Так что интонация, какие-то эмоции особой роли не играли, когда психотерапевты пели злополучную строчку из «Земли Санникова». Это же просто песня. Всего лишь забавный урок для Фомы неверующего.
– В нашей стране жил замечательный ученый Александр Павлович Журавлев, который уже много лет работает на Америку, – рассказала Ирина Черепанова. – В России его не признавали, его исследования долгое время относили к лженауке. Я взяла их за основу, потому что он придумал не только как изучать фонетическое значение отдельных звуков, слов, но и как формализовать их. Он создал базу для компьютерной программы, которая позволяет прогнозировать воздействие на человека того или иного звука, слова, целого текста.
Профессиональные компьютерные программы в сочетании с новейшими лингвистическими методами позволили Черепановой подтвердить то, о чем раньше только догадывались. Оказалось, что у каждого звука действительно свой цвет. Например, звук «а» девять из десяти носителей языка воспринимают ярко-красным, звук «и» – голубым, «о» – желтым, «е» – зеленым... Нетрудно догадаться, что и у каждого слова, текста тоже обнаружился свой цвет. Это еще не все. На основе фоносемантических признаков (фоносемантика изучает значение отдельных звуков) Черепанова характеризует тексты такими понятиями, как «суровый», «нежный», «стремительный», «тихий», «зловещий», «угрюмый», «тоскливый», «устрашающий»...
Эка невидаль, скажете вы, понять, угрожают мне или объясняются в любви, легко! И будете не правы. По содержанию текст может быть и очень даже нежным, но по лингвистическим признакам – устрашающим.
Человек в подавленном состоянии скорее всего напишет такой текст, который с точки зрения психолингвистики прозвучит угрожающе, зловеще. И не важно что – автобиографию, юмореску, доклад для симпозиума или годовой отчет об использовании денежных средств. По словам Черепановой, расстроенный человек порождает жуткий текст, который так же жутко подействует и на читателей. А вдруг это окажется информацией из «Последних новостей», звучащих по радио? Мы даже не поймем причину ухудшения настроения – новости-то в эфире были вполне оптимистичными. Мистика какая-то?
– Нет, лингвистика, – смеется Черепанова. – То, что я называю алхимией языка. Иногда в огромном докладе достаточно изменить всего лишь одно слов, чтобы из «жесткого» текст превратился в «мягкий». Проблема в том, что это слово очень трудно найти. В самом деле, смогли бы вы отыскать букву «ф», так изменившую восприятие песни, не будь эта строка столь известна? Вот и я советую писать все на свежую голову, в добром расположении духа, особенно то, что будут читать или слушать много людей.

Слово мое крепко...

Наверное, тысячи студентов собирали фольклор. Издавались сборники шедевров русского народного творчества: заговоры и наговоры, присушки и отсушки, заклинания и всякое разное. Специалисты изучали и описывали словесные образы, особенности жанров, красоту и богатство языка древних текстов, их распространение в разных областях страны, национальные особенности... Парадокс в том, что при изучении заговоров не принималось во внимание самое главное – то, для чего они, собственно, и были созданы. Внимание ученых было приковано к чему угодно, только не к секрету силы текстов, при помощи которых «присушивали» любимых, заговаривали болезни... И понятно почему: сила заговоров или присушек-отсушек считалась суеверием, а кому придет в голову изучать то, чего нет? И вообще внушающая (по-научному – суггестивная) сила слова – слишком скользкая тема... Не случайно в лаборатории суггестивной лингвистики Пермского университета, которой руководит Черепанова, нет-нет да и звучат опасения, что их могут засекретить. Ведь специалисты здесь имеют дело с самым мощным оружием – словом, а ну как методы работы с ним попадут в нечистые руки? Многие в России уверены, что подобными исследованиями занимаются только военные в загадочных секретных лабораториях спецслужб. На самом деле специалисты спецслужб приглашают к себе Черепанову читать лекции и, по сведениям пермских газет, уговаривают Ирину Юрьевну написать для них учебник.
Идея препарировать древние тексты, исследовать механизмы, которые там действуют, – находка Черепановой, изюминка ее исследований. И именно за их использование ее чаще всего... упрекают. Мол, как можно святое пропускать через компьютер? Да, она не остановилась на изучении заговоров и действительно «пропустила через компьютер» не менее древние тексты – молитвы. И обнаружила их генетическое родство с заговорами. А начала Ирина Юрьевна с того, что отправилась в фольклорную экспедицию к... йогам.
– Наукой уже установлено, что на человека можно воздействовать словом, не обращаясь к его смыслу, – через звук, ритм и форму, – объяснила Черепанова. – Таков санскрит. Недаром американцы используют именно его для работы с искусственным интеллектом.
Монахи придумывали санскрит как язык для записи сакральных (тайных) текстов, чтобы профаны не смогли их прочитать, а в результате получилось идеальное средство воздействия на человека. Мантры, ради которых Черепанова общалась с йогами, – это просто сочетание звуков, и в отличие от заговоров они действуют жестко. По словам Черепановой, если метафорически описывать звукоритмическое влияние мантр на человека, оно неотвратимо, как смерть. Вскользь брошенное ученым замечание о том, что советские аббревиатуры тоже очень близки к санскриту по жесткости формы, наводит на размышления. А вот молитвы действуют мягко, обволакивают человека постепенно.
– Я не оцениваю действие текстов как «хорошее» или «плохое», я только выясняю, сильно или слабо они влияют. Наши программы, где для каждой звукобуквы высчитана специальная формула, это легко высвечивают, анализируя написанное по шкале от «прекрасного» до «зловещего», – уверяет Черепанова.
Анализ 288 мантр и заклинаний показал: они, как правило, красного цвета. Черепанова объясняет это тем, что в индийской традиции красный цвет считается цветом Учителя. Получается, в кришнаитских мантрах на санскрите зафиксирована идея служения ему.
– Если вспомнить традицию передачи мантры от Учителя к ученику, то красный цвет, цвет Учителя (божества), здесь оказывается не только уместен, но и необходим, – рассуждает Ирина Юрьевна. – Когда люди часами талдычат мантру, их невозможно вывести из медиативного состояния ни логикой, ни психотерапией, потому что мантра, минуя сознание, сразу воздействует на подсознание.
А какого цвета молитвы? Большинство из них – голубого. Как тут не вспомнить Павла Флоренского, который всегда связывал голубой цвет с божественными, религиозными идеями и писал, что «голубое есть знак самоотверженности и желания приносить себя в жертву за всех. Если эта склонность к самопожертвованию крепнет настолько, что претворяется в сильный акт воли, выражающийся в деятельном служении миру, тогда голубое просветляется до светло-фиолетового».
Черепанова на основании лингвистического анализа молитв поддерживает идеи об их целебном влиянии на физико-химическую и психофизическую основы человека, их способности влиять на процессы саморегуляции личности. Исследования показали, что все универсальные тексты, которые ведут разговор с нашим подсознанием на древнем языке, построены по типу мягкого кодирования, исключением являются лишь мантры, построенные по типу жесткого кодирования. Причем речь не о том, что мантры влияют на нас хуже или лучше молитв, а о том, что жестче.
Языческие заговоры и наговоры (вредоносные, чернушные заклинания) – разноцветные, как варево в колдовском котле. В лечебных, благотворных заклинаниях преобладают «высокие», «хорошие» буквы «и», «ю», а в наговорах и отсушках много неприятных слуху «плохих» шипящих и свистящих звукобукв – ж, ш, щ, с.

Золотое сечение

Золотое сечение – это такое деление целого на две части, при котором отношение большей части к меньшей равно отношению целого к большей части.
– Однажды сынишке нашего программиста знахарка заговаривала грыжу. А у него память феноменальная, он пришел на работу, надиктовал текст и через наши программы пропустил, чтобы посмотреть, как тот устроен. Почти весь заговор оказался нейтральным, чтобы психику не перегружать. Мы все обычно так и общаемся – нейтрально, а эмоциональный окрас часто уходит на периферию языка – либо в сакральные слова, либо в ругательства, в мат. Но в точке золотого сечения стоит очень жесткая фраза – «грызть разгрызать», как удар скальпелем. В любом тексте информация, которая находится в золотом сечении, отправляется прямо в подсознание. Это закон.
А вот заговор «на кровь»: «Шла баба по речке, вела быка на нитке, нитка порвалась, кровь унеслась. Стану я, раб божий имярек, на пашень, кровь моя не капнет, стану на кирпич, кровь запекись. Закрепитеся, мои слова, двенадцатью ключами, крепкими замками. Аминь!» Вы уже догадались, что в золотом сечении этого старинного заговора находятся слова «кровь запекись»? Если до них текст заговора характеризуется лингвистами как «стремительный», то после золотого сечения – как «тихий», «нежный». Образно говоря, кровь должна «стремительно затихнуть». Интересно, что до золотого сечения заговор «красный», а после него – «синий». А заговор на сон ребенка во второй части золотой пропорции «темнеет», как будто ночь наступает и спать пора...
Несколько лет назад у Ирины Юрьевны и ее научного руководителя Леонида Николаевича Мурзина возникла идея открыть при университете институт динамической лингвистики. Тогда все НИИ, наоборот, закрывались, ученых сокращали, а у Черепановой еще не было докторской степени. Даже проректор по науке не верил в благополучный исход: «Вам никто не разрешит!»
– Мы написали все бумаги в высокие инстанции, используя определенные лингвистические закономерности. Не прошло и двух месяцев, как разрешение было получено, – рассказывает Ирина Юрьевна, – говорят, местный научный мир был в шоке.
В своей докторской диссертации Черепанова подробно разбирает с точки зрения золотой пропорции одну из классических славянских психотехник – Иисусову молитву, известную на Руси под названием «умное делание» («Господи Иисусе Христе, сыне Божий... помилуй мя грешного»). Золотое сечение находится в ней перед словом «помилуй» и, совпадая с кульминацией текста, делит его на две части – развернутое обращение и короткую смиренную просьбу. Понимаете, как надо просить?

Социальная порча

...Когда я услышала о том, что информация «без моего ведома и согласия» может прямиком направляться в подсознание, даже не обрабатываясь сознанием, стало не по себе. Еще недавно казалось, что я не обращаю внимания на теле- и радиорекламу, а боль в желудке не имеет никакого отношения к ежедневно звучащему по моей любимой радиостанции: «Вы чувствуете острую боль в желудке. Вам поможет ультра...ин». Нехорошее заподозрила только тогда, когда неожиданно мне пришла в голову мысль попробовать этот самый ультра...ин. Сколько же таких «приказов» мы получаем ежедневно?! От «У вас разболелся зуб...» до «Ваши близкие страдают алкоголизмом...»?
Черепанова некоторые рекламные тексты без малейших колебаний причисляет к настоящей социальной порче. Однажды кто-то прочитал на семинаре вслух текст про «маленькую язвочку» – на следующий день у половины слушателей появился герпес на губах. А еще есть ятрогения и дидактогения – болезни, вызванные словом врача и словом учителя.
– Семьдесят процентов пациентов в клиниках неврозов в глубине души считают, что на самом деле у них... порча или сглаз. Почему? Потому что человек внутренне ничем не защищен, – размышляет Черепанова. – Такую внутреннюю защиту дает, например, какой-нибудь глобальный миф, к которому человек мог бы присоединиться.

История в словах

Язычники защищались от всего враждебного и непонятного заговорами, христиане – молитвами. У коммунистов был «Интернационал». Каждая идеология предусматривала свою систему обрядов и защитных текстов для «укрепления» человека, чтобы он более уверенно чувствовал себя в этом мире. За разрушением глобальных мифов последовала потеря и семейных мифов. В результате очень много людей стали считать себя «такими, как все». Они больше не осознают своей уникальности и неповторимости, а значит, подспудно не уверены не только в своем праве на взаимную любовь, счастье или творчество, но и на существование в этом мире.
Обычно педагоги, психотерапевты и родители предлагают подросткам эталоны для подражания, а Черепанова считает, что им нужны... тексты – мифы о себе. И любит напоминать, что недаром русский философ Лосев назвал миф «в словах данной личностной историей» и что сам «человек – это текст».

– Люди интуитивно стремятся к каким-то текстам, которые защищали бы их. Не случайно многие хватаются за мантры с легкостью кришнаит. И также не случаен обязательный компонент любой магии – вербальная (словесная) магия. А ведь такой текст можно выкристаллизовать из любой человеческой истории...
Черепанова изобрела метод вербальной мифологизации личности (ВМЛ). Она предлагает создавать личные защитные тексты – мифы для внутреннего использования. Логика проста: если суггестивные тексты (заговоры, заклинания, молитвы...) поддаются точному математическому описанию и результаты их анализа удалось компьютеризировать, значит, можно, используя механизм воздействия на человека, самим искусственно сочинять эффективный защитный текст-миф, влияющий на подсознание.
Вслед за исследователями «Илиады» Черепанова верит: миф гораздо более реален, чем обычная реальность. Но почему?
– Потому что все относительно. Любой человек, когда у него появляется эта «в словах данная история», в принципе уже... другой человек. И воспринимает себя иначе. А эта история – уже не миф. У человека сразу меняется языковая призма, через которую он смотрит на мир, меняется собственный язык, языковая программа. Миф как бы запускает скрытые в нас механизмы. Что если его назвать ключом? Ключ поворачивается, и что-то в человеке открывается. Между прочим, реально представленный образ будущего может изменить настоящее...
Банковского служащего, пришедшего на семинар Черепановой, мучило ощущение, что он кружит по кругу, каждый день делает одно и то же, казалось, жизнь потеряла смысл. На семинаре ему придумали красивую легенду о живом вулкане. В результате человек не только вышел из депрессии, но и открыл собственное дело, стал преуспевающим бизнесменом, чего совсем не ожидали от него ни знакомые, ни близкие.
Другая ситуация. Парень не мог вспомнить ничего светлого из своей жизни, кроме давней пятерки по математике в школе да единичной награды в армии за меткую стрельбу. Ему помогли создать миф о метком стрелке, всегда поражающем цель. И полоса неудач осталась позади. Невероятно, но у него стало получаться буквально все, за что бы он ни брался.
А первым, кому пермские ученые помогли создать личный миф, был подполковник из смоленского спецназа. Военного мучила неуверенность в себе. Его миф, беспристрастно и отстраненно излагавший абсолютно реальные факты из жизни подполковника, назывался «Доктор-воин». Офицер после еще долго удивлялся вопросам знакомых: «Ты что, выше ростом стал?»
О лице можно сказать: рожа, харя, морда... А можно: лик. Он есть не только у святых, он есть у каждого из нас. И миф – не вымысел, не ложь, не фантазия человека. Это его лик, правда о нем, но правда высокая, поэтическая.
Сколько человек в группе, помогающей создать миф, через столько поколений передалась бы легенда об этом удивительном человеке и в таком виде она потом и зафиксировалась бы.
– Группа только играет роль доброжелательно настроенного живого словаря, предлагает много вариантов идей, слов, а человек сам выбирает, сам создает свой миф, – считает Черепанова. – Он уносит с собой эту вдохновляющую легенду о себе, она становится его талисманом.
Обратите внимание, как представители любой конфессии стараются дать хоть что-то в руки человеку, чтобы от унес это с собой, библию, например. После психотерапевтического же сеанса человек остается с пустыми руками, и ему как будто не хватает «конечного результата»: вот только что на приеме у врача было хорошо, вышел – и опять плохо. А когда человек уходит, прижимая к груди личностный текст – миф, написанный все равно в каком жанре, песни или письма, он воспринимает его как спасительную таблетку.
Метод вербальной мифологизации личности предлагает творить себя как... текст. Как бы его ни называли – лингвистическим кодированием, безопасным входом в подсознание или методом изменения судьбы, – главное, что он меняет языковую программу. Многие пациенты потом стихи начинают писать, у них появляется другой круг общения, изменяется даже внешность.

Ведьма – это женщина с гуманитарным образованием

Вообще-то уже готовый миф есть у каждого из нас, а не только у древнегреческих богов, певцов или киноактрис. Просто мы не осознаем, что семейные истории и наши прозвища – тоже влияющие на нас мифы, но зачастую... разрушающие.
Биография Черепановой – живая иллюстрация того, как миф творит судьбу человека, а человек – свой миф. Казалось, у Ирины этот стихийный миф был изначально – вдохновлявшая ее легенда, связанная с дедушкиным комиссарством. Ее собственное коммунарское прошлое и работа в комитете народного контроля в брежневские времена – яркая страница биографии. Ей есть что вспомнить и чем гордиться из своего комсомольского прошлого.
Однако Черепанова не случайно говорит, что она «близнец в квадрате» – по гороскопу и по рождению. Появилась на свет вместе с братом, умершим при рождении. «Так что живу я за двоих», – говорит Черепанова. Эта двойственность неожиданным образом отразилась в ее личном мифе, а значит, в судьбе.
– Сначала у меня одна реальность перевешивала. Все, что связано с большевиками, что шло от дедушки, служившего в Красной Армии. Я росла очень идейной девушкой, и поэтому все другое, что касалось древних народных ритуалов, было где-то под спудом, – вспоминает Черепанова. – Бабушка же была кем-то вроде знахарки, особенно это не афишировалось, но все знали, что она умеет «править». В доме были в ходу какие-то простенькие заговоры («У кошки боли, у собачки боли, а у Маши заживи»), бабушка постоянно нашептывала их, и я, совсем еще маленькая, решила, что словом сопровождается все.
С одной стороны, дед-комиссар, с другой – бабушка-знахарка, и обе эти реальности в одинаковой степени мифологичны. Как-то мне удавалось уживаться с ними до поры до времени.
Потом я, уже защитив кандидатскую, чуть ли не впервые в своей жизни прочитала в Красноярске лекцию о вербальной магии для врачей и психотерапевтов. В аудиторию набились шестьсот человек. Вдруг по залу пронеслось: «Ведьма». Я была шокировала. Вся такая идейная, и вот...
Но если говорить о личных мифах, то это и было началом трансформации мифа комиссара в миф ведьмы. Раз народ твердит, что «ведьма», значит, что-то с этим надо делать. Для начала – понять, подходит мне это или нет.
Я залезла в словари и обнаружила, что на самом деле слово «ведьма» – от «ведать». И когда-то обозначало носительницу светлого начала, знающую больше других. Писатель-фантаст Иван Ефремов писал, что ведьмы – наиболее образованные женщины своего времени. Быть ведьмой означает знать, что творишь. Я думаю, сегодня ведьма – это женщина с системным гуманитарным образованием.
Бабушкину «программу» я уже тоже отработала и сейчас снова к дедушкиной возвращаюсь. К комиссарской, к тому, от чего отошла. Меня очень волнует, что никто не озабочен психическим здоровьем нации, поддержанием экологической чистоты языка на всех уровнях – в быту, медицине, рекламе... Силу слова – и разрушительную, и благотворную – я испытала на себе.
После смерти грудного младенца врачи сказали Черепановой, что детей у нее больше не будет никогда. И действительно, после того как Ирине сказали, что она никогда не сможет родить, у нее один за другим случились выкидыши. Черепанова уверена, что это и была ятрогения – болезнь, вызванная словом врача.
– Но раз я так уверена, что слово лечит и калечит, что мне навредили именно слова врачей, отчего же не попробовать ими же, словами, и вылечиться?! Ведь я всех уговариваю, что себя можно творить, как текст, что слово обладает магической силой.
Черепанова испробовала на себе свой собственный метод вербальной мифологизации личности. И вот итог: подрастают трое красивых и здоровых сыновей.

...Во время октябрьских событий девяносто третьего года Черепанова случайно оказалась в Москве и была шокирована тем, как людей провоцировали выйти под выстрелы, призывами «не выходить на улицу», звучавшими из всех динамиков на вокзалах. Оказывается, частица «не» очень трудно проходит в подсознание. Например, для того чтобы воспринять словосочетание «не бегущая собака», нам необходимо сначала представить собаку, потом – как она бежит, и, наконец, все это перечеркнуть. Так что не стоит удивляться, если в ответ на просьбу: «Не подведи меня» – друг безнадежно подводит. Разве трудно сказать «приходи вовремя» вместо «не опоздай», «будь здоров» вместо «не заболей», «держись крепче» вместо «не упади»? И не думать потом, что человека кто-то сглазил, мы сами же и запрограммировали его на неудачу, на опоздание, на падение.
Почему, взывая о помощи, пытаясь понять и быть понятыми, мы упорно не замечаем того, что всегда при нас – буквы и слова языка, на котором говорим. Колдовской рецепт до наивности прост: вместо «я не могу...» просто сказать «я могу...». Вы возразите, что это банальное самовнушение. Да, внушение при помощи магии слова. Что тут плохого, коли слова хорошие? Счастья вам, мои дорогие.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"