РОДИТЕЛЬСКАЯ ГАЗЕТА

«Врачи – это Божий инструмент», –

считает Григорий ПОПОВ, гинеколог-репродуктолог из отделения экстракорпорального оплодотворения (ЭКО) Клиники планирования семьи Московской медицинской академии им. Сеченова. И имеет на то полное право: ведь он помогает отчаявшимся супругам стать родителями

– Григорий Дмитриевич, как давно в России практикуется зачатие «в пробирке»?
– Первой российской девочке «из пробирки» уже шестнадцать лет. А в январе исполнилось 70 лет врачу, который стоял у истоков технологии экстракорпорального оплодотворения, Борису Леонову. Заведующая нашей клиникой Елена Калинина с ним начинала работать и, можно сказать, была мамой первой девочки. Сама же Клиника планирования семьи открылась в 1994 году. Сегодня процент успеха у нас достаточно высокий. Мы проводим тысячу циклов оплодотворения в год и примерно 333 из них заканчиваются беременностью.
– Увеличивается ли с годами число женщин, не способных зачать самостоятельно?
– Думаю, нет. Увеличивается количество информированных. Это как в стоматологии: не больных зубов стало больше, а клиник, где их лечат.
– Средний возраст ваших пациентов…
– …36 лет. Приходят после десяти лет безрезультатного лечения. Часто наши пациентки – женщины с тяжелыми гормональными нарушениями. Хотя бывает, что женщина здорова, а у мужа – 95 процентов нездоровых сперматозоидов.
Вообще если говорить о возрастном пределе, после которого теряется способность к деторождению, то он зависит не от паспортных данных. Но все же есть незримая граница (38–40 лет), когда процент беременностей идет на убыль. А после 45–47 лет получение собственных яйцеклеток становится проблематичным.
– Вы стараетесь соблюдать тайны семьи или, наоборот, избегаете секретности?
– Ну, например, мы не можем использовать сперму донора, если муж не в курсе происходящего. Как правило, пришедшим к нам вопросы секретности уже безразличны. Но бумаги в любом случае подписать нужно. Иной раз муж просит: “Не говорите жене, что у меня ни одного сперматозоида нет, оплодотворите донором, а я все подпишу”. Жена приходит: “Я уже стара, яйцеклетки не получаются, оплодотворите донорскую, только мужу не сообщайте”.
Парадокс, но дети от доноров нередко оказываются похожи на родителей. С чем это связано, никто не знает.
Вообще донорство – вопрос сложный. Банка яйцеклеток не существует в природе. Можно заморозить (криоконсервировать) сперматозоиды или целый эмбрион после дробления, а яйцеклетки не хранятся. Женщины, уже имеющие двух-трех здоровых детей, иногда хотят заработать донорами (ведь яйцеклетка стоит около 500 долларов). Но мы здесь не можем быть посредниками…
– Наверно, трудно подобрать сочетающиеся организмы?
– Сочетаемость между донором и реципиентом не нужна, в этом-то вся прелесть! Существует феномен толерантности человеческого организма к эмбриону. В нем половина хромосом маминых, а половина – чужого мужчины. Он хоть и муж, и штамп в паспорте стоит, а генетически-то чужой человек. Кровь ребенка с кровью матери физически не смешивается. Кислород и питательные вещества поступают через плацентарный барьер. Вот, кстати, почему так страшны наркотики – они проходят через этот барьер. А некоторые антибиотики с крупными молекулами, даже мощные, не проходят и ребенку не вредят. Так что чужая яйцеклетка или своя, это не принципиально.
– Как происходит изъятие яйцеклетки?
– Когда-то клетку брали во время лапароскопии. Теперь мы приспособились проводить операцию под контролем ультразвука: влагалищный датчик с прицелом, длинная иголка небольшого сечения... Пациентку даже не обязательно усыплять. Крошечная операция, крайне редко вызывающая осложнения.
– Что происходит потом?
– Извлеченная яйцеклетка помещается в питательную среду, и в течение шести часов ее нужно оплодотворить. А через 48 часов мы получаем эмбрион. Обычно получаем... Потому что, чем старше женщина, тем хуже яйцеклетка и соответственно тем меньше шансов на успех. Среднестатистические пациентки, которые не подвергались калечащим операциям на яичниках, получают 10–12 оплодотворенных эмбрионов. Для себя мы, репродуктологи, решили, что пересаживать больше трех эмбрионов зараз не нужно. Хотя никто не знает, сколько из них приживется: три, два или ни одного… Значит, получаем десять, переносим три, остальные замораживаем и храним. И если года через три после рождения первого ребенка мама захочет второго, мы сможем использовать ее «личный запас».
– Можете ли вы перенести эмбрион одной женщины другой?
– Исключено. Мы не имеем права распоряжаться чужими “лишними” эмбрионами. Это ведь не мыши.
– А если приживутся все перенесенные эмбрионы?..
– Бывает и так. Двойни и тройни, когда детишки разные, разнояйцевые, это часто наши “программные” дети. Тройни так почти все наши. Не говоря уж про четверни! Ведь в естественном виде четверни встречаются один раз на сто тысяч родов.
– Что случается с «лишними» эмбрионами в матке женщины?
– Отторгнутые эмбрионы просто перестают делиться и рассасываются.
Хотя был у нас и другой случай. Женщине перенесли три эмбриона. Получилось три плодных яйца, а эмбрионов… четыре! Одно яйцо – монохориальная двойня. Пациентка сказала, что ей столько детей многовато будет. Пришлось делать селективную редукцию одного из близнецов. Такая операция с моральной точки зрения – сомнительное удовольствие для врачей. Но, к счастью, ее не часто приходится делать.
– Насколько болезненна операция по переносу эмбрионов?
– Перенос эмбриона почему-то вызывает ужас у женщины. А вводится он как внутриматочная спираль, только процедура гораздо менее травматична. С микроскопа мы выводим процесс на экран и показываем маме, как начинает путешествие ее эмбриончик.
– Что происходит с вашими беременными дальше?
– Кто-то уходит в районную поликлинику, кто-то уезжает в свой город, некоторые продолжают наблюдаться в нашей клинике, но уже не у репродуктологов, а у гинекологов и акушеров.
– Женщины, наверно, помнят вас всю жизнь?
– Бывает, позвонят: “Здрасьте, мы такие-то из Воронежа. Родился ребенок с таким-то весом”. И хорошо. Иногда присылают фотографии детей. Но многие, к сожалению, исчезают бесследно. А вот перед Новым годом пришла телеграмма, мол, благодарим, и имена мужа, жены, ребенка. Так я всем этой телеграммой хвалился. Я же каждого своего пациента помню.
– Таких клиник, как ваша, очень немного.
– Уверен, что подобное отделение необходимо в каждом городе. И это не бесплодные мечты. Когда я начинал учиться – и ультразвук был редкостью. Сейчас я делаю УЗИ по тридцать раз в день и не представляю, как мой прадедушка, акушер-гинеколог, ставил диагнозы. Все развивается. Сильные группы репродуктологов уже работают в Нижнем Новгороде, Самаре, Питере.
– Сейчас много пишут о клонировании человека…
– Я думаю, клонирование человека – это пока вранье. Теоретически оно возможно, практически – очень сложно. К тому же во многих странах клонирование запрещено законодательно. На сегодняшний день доказательств клонирования человека я лично не видел. Но нет ничего плохого, если в будущем клонирование станет реальностью и поможет хотя бы одному человеку на планете. Пусть у вас появится дочка, ваш близнец или близнец мужа... Как Богу будет угодно.
– А как, кстати, небеса смотрят на вашу деятельность?
– Был недавно церковный Собор, на котором решили: если ребенку Бог дает жизнь, не важно, сделано это естественным путем или руками Григория Дмитриевича. Вот так. Врачи – это же Божий инструмент.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"