ИДЕИ И ПРИСТРАСТИЯ 
ВЕЧНОЕ И МИМОЛЕТНОЕ 

Листок в бумагах бабушки

Сто лет назад было впервые опубликовано одно из самых загадочных стихотворений русской поэзии

Всего четыре строки, написанные Федором Тютчевым 27 февраля 1869 года в Петербурге:

Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, –
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать…

Две первые строчки всем до того хорошо знакомы, что их часто приписывают Пушкину. Мы привыкли к ним так же, как еще в детстве радостно приняли в сердце «Сияет солнце, воды блещут…» или «Люблю грозу в начале мая…». Даже странно подумать, что когда-то этих строк не было в русской поэзии.
Но нынче исполняется всего сто лет со дня первой публикации «Нам не дано предугадать…» («Северные Цветы», 1903 год). Загадочна сама история появления в печати этого стихотворения. Рукопись четверостишия была найдена в одной из усадеб Осташковского уезда внучкой княгини Варвары Федоровны Шаховской. Внучка разбирала бумаги, оставшиеся от бабушки, и случайно увидела листок со стихами.
Могла и не увидеть. Вот так и мы, листая Тютчева, можем пробежать мимо многих стихотворений, не заметив в них чего-то особенного, лично к нам обращенного. Как написал недавно Александр Кушнер в статье о Тютчеве: «Взгляд, приученный читать стихи, как читают газету, как смотрят телевизор… скользит по строчкам и ничего не видит».
Что в этом страшного? От этого не умирают. Просто получается, что для нас эти стихи до сих пор не написаны, не опубликованы, они будто бы еще лежат где-то под спудом.
Кажется, чего проще – протяни руку, прочитай, если есть минута перед сном. Но нужно что-то еще, чтобы вдруг увидеть: перед глазами не просто стихи, а письмо, тебе адресованное.
Лет двадцать назад, собираясь в военные лагеря, – то был последний аккорд студенческой жизни, – я, уже чуть ли не выходя из дома, обнаружил, что ничего не взял с собой почитать. Для большой книги места не было, но маленькую можно было еще пихнуть в рюкзак. Я вернулся в комнату и выхватил с полки первое, что попалось под руку.
Вечером в палатке я с легким разочарованием обнаружил, что мои первые армейские будни будет скрашивать хлипкий томик Тютчева с хрестоматийным названием «Весенняя гроза». Книжка была издана в Мордовии, в Саранске, но отпечатали ее почему-то в типографии Татарского обкома КПСС, причем на довольно грубой бумаге. Кроме того, книгу забыли прошить, и в тот же вечер она стала рассыпаться на отдельные странички, похожие на листовки, какие разбрасывают в тылу врага.
Но выбирать не приходилось: вокруг – лес, в котором можно было найти только обрывки окружной газеты «Красный боец». Однажды вечером, после того как мы полдня то бегали, то ползали на брюхе с полной выкладкой, я сидел у выхода из палатки, шевелил босыми сбитыми ногами и смотрел, как дождевые тучи стремительно уходят, как открывается светлая небесная полоса. Бивак притих, только кто-то играл на гитаре, да с сосен на палатку с каким-то вкусным звуком падали капли прошедшего дождя.
И вот в эти секунды я почему-то перестал себя чувствовать несчастным, оторванным от дома. Глядя на небо, вдруг вспомнил то, что вчера равнодушно пробежал глазами: «…и нам сочувствие дается, как нам дается благодать». Я вдруг увидел сочувствие в этом распахнувшемся летнем небе, в его легкой зеленоватости, обещавшей звездную ночь. Я ощущал что-то такое, что объясняли только эти тютчевские строчки. Не ведая высоких богословских категорий, я просто понял: в этом мире меня несомненно любят. Мне все сочувствует: и это небо, и эта даль с полем и лесом, и капля дождя, скатившаяся на руку. Как отрадно, как хорошо!.. Но если бы кто-то тронул меня тогда и спросил, что со мной, я бы ничего не ответил.

Все необъятное в единый вздох теснится,
И лишь молчание понятно говорит.

Это Жуковский, которого Тютчев очень любил. И здесь тоже – о сочувствии, о благодати и о невозможности выразить счастье словами.
В декабре этого года исполняется 200 лет со дня рождения Тютчева. Федор Иванович, при его-то рассеянности и скромности, – он бы и не вспомнил о круглой дате. Не очень он ценил свои стихи, терял их, дарил, сжигал по ошибке пачками, по рассеянности складывал их между листами гербария. Муза посещала его в самые неожиданные моменты – к примеру, на заседании цензурного комитета или при перевозке дипломатической почты. Два прижизненных сборника Тютчева были собраны без всякого участия поэта.
Он бы сказал, что двести лет – это страшная пропасть… Но он был бы, верно, утешен тем, что его стихи читаются нами в минуты сочувствия как написанные сегодня. Телевизионные новости устаревают к прогнозу погоды, свежая газета становится ископаемой к вечеру, а тютчевские стихи и сотню лет одолевают с легким вздохом, во всякий вечер оставаясь утренними.

Когда сочувственно на наше слово
Одна душа отозвалась –
Не нужно нам возмездия иного,
Довольно с нас, довольно с нас…

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"