Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №11/2003

Третья тетрадь. Детный мир

ШКОЛА ДЛЯ УЧИТЕЛЯ
ГУМАНИТАРНЫЙ ФАКУЛЬТЕТ

Любовь с первого класса

Нам кажется, что это чувство охватывает детей слишком рано.
Что для них это — игра. Подражание. Каприз. Но именно в этот момент мы рискуем сделать самую большую воспитательную ошибку...

Учиться можно на курсах, семинарах или в институтах усовершенствования. Можно перечитать учебник или старые студенческие конспекты, чтобы припомнить тонкости дидактики, методики и психологии. Но приходит первая оттепель, приближается Валентинов день, и мы, вздыхая, замечаем, что в классе катастрофически растет количество влюбленных. Запретить? Одернуть? Не замечать? В конспектах об этом – ни слова. А мы решили написать, хотя в статье вы не найдете ни методик, ни рецептов или советов, а только рассказ о том, как приходит любовь к ребенку или подростку и изменяет не только его, но и взрослого рядом. Входит ли размышление о чувствах и взаимоотношениях подростков в профессиональную сферу учителя?
К счастью, формально нет. Но хороший учитель всегда разговаривает с учениками о том, что важно для них. И для него. Так хочется передать им, следующим за нами, опыт собственных ошибок, предостеречь, посоветовать... Чтобы неудача не становилась трагедией, а опыт взаимоотношений превращался не в повод для сплетен и пустых сожалений, а в размышления о собственной жизни.

Саша + Маша
Боже мой! Ей всего три года, а она уже часами крутится перед зеркалом. Рассматривает себя. Строит смешные рожицы, закатывает глазки – все очень серьезно. Этот бантик сюда. Нет, сюда! Разгладила складки платьица. Вид сбоку. Так, неплохо! Вид сзади. Прекрасно! Весело подпрыгнув, она несется ко мне:
– Мама, мамочка! Ну как я выгляжу?
Я только качаю головой. Воспитательница жаловалась: уже целуется с мальчишками. Кружит им головы. Что же делать?!
– Не переживай! – успокаивает муж. – Зато рано станешь молодой бабушкой.
Ничего себе шуточки!
– Как ты думаешь, – спрашивает дочь перед сном, – мне жениться на Илюше? Папа сказал, рановато.
– Да, – машинально повторяю я, – рановато.
– Но у нас уже все в группе поженились, – возражает дочь.
– Как это? – тревожусь я.
– Ну как, как… Маша – жена Саши, Паша – муж Гали, Настя – жена у Коли… Понимаешь?
Меня бьет мелкая дрожь.
“Конечно, все это несерьезно, это у них такая игра”, – успокаиваю я себя. Но через день дочь приходит вся в слезах. Молчит. И первый раз ничего не рассказывает. Бросаюсь успокаивать, а в ответ плач навзрыд. Оказывается, жених Илюша “ушел к другой”. Все было уже решено. Так хорошо распределено. И какая-то Света спутала все планы, перешла дорогу!
– Теперь получается, – всхлипывает дочь, – что меня никто не любит. Это же нечестно!
В ту же секунду я готова рассмеяться, махнуть рукой: глупости! какая любовь?! Но останавливаюсь. Слезы-то настоящие… И страдания детские – вовсе не выдуманные. Конечно, дети копируют взрослых, как и во всем, в делах сердечных. Но только чувства их обнаженнее. Мы привыкли говорить о подростковом максимализме. Но что значит для пятилетнего ребенка не понравиться той кудрявенькой, самой лучшей девочке? Не получить ответных чувств? Крушение жизни. Раз она меня не любит, значит, я вообще плохой. Никуда не годный! Нетрудно представить, что должен переживать маленький человек, сделавший вдруг такое открытие. Переубедить его почти невозможно. Остается только пережить вместе обрушившуюся беду. Без притворства. Всерьез.
Нет, давно затасканная фраза гения “любви все возрасты покорны” – истина. И с ней нельзя не считаться. В самом деле, почему малыш, которому только-только стукнуло два с половиной, со всеми тетями разговаривает спокойно, а как увидит блондинку с голубыми глазами в возрасте от пяти до сорока пяти – входит в ступор, краснеет, каменеет и прячется за мамину спину? Может, ему уже успели рассказать про эталон женской красоты? Может, картинку похожую в книжке видел? Да вроде там пока только зайчики да белочки прыгают. Следовательно, чувствует он необъяснимую, смутную тягу, какую-то важную тайну, от которой хочется спрятаться и убежать. Не осознавая еще, он помнит эту тайну памятью многих поколений. Он рождается с нею. Разве такое знание возможно запретить, стереть, перенести на “нужный”, “правильный” возраст?
Для маленьких влюбленных детей возраст вообще категория, не имеющая значения. В семь лет девочка с нетерпением ждет, когда придет друг ее отца. Радостная, бежит открывать ему дверь. И весь вечер мозолит ему глаза, крутится, вертится, краснеет, когда он вдруг обращается к ней с вопросом.
– А сколько дяде Володе лет? – спрашивает она, когда гость уходит.
– Тридцать, – отвечает отец.
– Ну, это немного! Вырасту – обязательно женюсь на нем!
Копируя взрослую жизнь, дети уже с детского сада заводят свои “семьи”, “детей”, ревнуют, “разводятся”. Но нелепо думать, будто они вкладывают в свои чувства то же самое, что и взрослые. Здесь романтика. Горячее стремление, чтобы тебя любили. Все, все, все… И искренняя вера в то, что это возможно. А мы хватаемся в панике за голову, узнав, что дочь опять влюблена, спешим научить ее, как “надо общаться с мальчиками”. По сути же учим скрывать свои чувства, испытывать непонятный стыд, прививаем “женскую гордость”. Боимся? Конечно, боимся! Чтобы однажды ее любовью не воспользовались некрасиво… Ведь это случается на каждом шагу! Спешим подстелить соломку.
– Мне папа говорил, – сообщает влюбленный второклассник Кате, – что настоящий мужчина, когда ему девушка нравится, делает вот так! – И он решительно целует Катю в щеку.
– А мне мама рассказывала, – отвечает Катя, – что тогда надо делать вот так! – И она с размаху одаривает влюбленного звонкой оплеухой.
Пристыженный, мальчишка не может сдержать слез. Невольные свидетели этой сцены смеются. Показывают пальцем. И мальчишка усвоил: любить смешно! Любить стыдно. Любовь – удел жалких и слабых. И он начинает изо всех сил доказывать, что он не такой. Что ничего страшного не произошло – так, ерунда! И незачем над ним смеяться. А Катька – дура! Он дергает ее за косы, ставит подножки, больно толкает. Он агрессивен, потому что не знает теперь, как иначе привлечь ее внимание. Разговоры, угрозы взрослых, нравоучения учителей не помогают. Он продолжает травить девочку. Дошло до того, что родители перевели Катю в другую школу. А мальчишка, узнав об этом, проплакал всю ночь. “С тех пор, – рассказывает его мама, – он никогда не влюблялся”.
Мир чувств человека очень хрупок, у ребенка же он хрупок вдвойне. Травма, нанесенная в детстве насмешкой, резким словом родителей, неизбежно отразится на будущем. Комплексы, собственная неполноценность, боязнь выглядеть смешным способны убить в маленьком человеке само желание любить. Часто взрослые недооценивают меру ответственности, возложенную на них, когда ребенок приходит к ним со смешным вопросом: “Жениться мне или нет?”
Отмахнуться – значит упустить уникальную возможность объяснить своему ребенку что-то очень важное. Ведь детская влюбленность еще и неоценимый опыт человеческих отношений. Нет, не столько отношений полов, сколько душ. Внутреннее родство. И не стоит скептически относиться к забавному мальчику в очках, который так и вьется вокруг вашей дочери. Смотрите, не разговаривайте с ним свысока! Как знать? Может, это ваш будущий зять? История знает удивительные примеры роковой любви в детстве. Маленький Александр Блок гулял с хорошенькой девочкой в кисейном платьице за ручку. Летний сад Петербурга, куда водили их няньки, стал любимым местом игр и встреч. Девочку звали Любой Менделеевой. Когда она выросла, Блок приехал за ней на белом коне. Любовь Дмитриевна стала женой поэта. Его Прекрасной Дамой. Умирая, Блок сказал своей матери: “Пусть Люба закроет мне глаза”. Судьба родом из детства…
И мы все – оттуда. Посмеяться над чувствами сына – значит все опошлить. Он возьмет с собою в жизнь именно этот опыт. Кричать на дочь за то, что ей всего десять, а она уже целуется в подъезде, все равно что втоптать ее в грязь. Отмоется ли? Запретить ей “любить Сашу”? Перестаньте! Разве можно заставить любить или запретить? Нет. Можно приучить скрывать свои чувства, прятаться по углам. Не доверять маме. И не советоваться. Но “выбить дурь из головы”, как выражаются некоторые родители, невозможно без страшных потерь – психических травм, нервных срывов и депрессий. И это имеет отношение не только к подросткам.
Что же делать? Думаю, начать с того, что признать право ребенка любить. Бережно относиться к его чувству – независимо от того, пять ему, десять или уже исполнилось пятнадцать. Верить в чистоту его чувств, не торопясь надевать на него порочный взрослый кафтан. Однажды в пионерском лагере вожатая застала девятилетнюю девочку в постели у мальчика. В том смысле, что они просто лежали рядом. Не знаю, какие картины вдруг пронеслись в больном воображении взрослой женщины, но детям досталось сполна. Они были опозорены на весь лагерь. Их хотели даже выгнать вон “за разврат”. Почему-то никто из педагогов не мог поверить, что дети лежали вместе и рассказывали друг другу разные смешные истории. Взрослые же истолковали это по-своему. Детская дружба была заподозрена в чем-то нечистом. Как легко белый цвет закрасить черным! А попробуйте наоборот? Черное труднее превратить в белое. Почти невозможно. Если ребенок видит, как отец оскорбляет мать, слушает его скабрезные анекдоты о женщинах – вряд ли ему удастся создать собственную семью с нормальными человеческими отношениями. Если дочь устала считать, сколько “дядей” у мамы сменилось с тех пор, как она развелась с папой, поверит ли она в чистоту чувств? Ведь жизнь каждый день убеждает ее в обратном.
– Жених и невеста! – зло закричат эти дети, увидев своих одноклассников, идущих за ручку.
– Это, что ли, твоя милка? – спросит развязно мальчишка у друга. – А почему у нее ноги кривые?
Все, что связано со словом “любовь”, вызывает у них презрительную усмешку. Они знают в отличие от своих дурачков-сверстников взрослую тайну. Кому-то поспешили поведать ее прогрессивные родители. Кому-то объяснили с экрана телевизора. В конце концов, не приучишь же их ходить мимо журнальных лотков с закрытыми глазами! Иммунитет! Нужен иммунитет! Где ж его взять-то? А по-моему, ответ очевиден. Есть три вещи, которые научат ребенка отличать, где чувство, а где похоть, где любовь, а где порок. Это Семья, Культура, Вера. И в поисках своей родительской позиции я вслед за великим учителем Янушем Корчаком задаю себе вопрос: “Выбивая из головы преждевременную любовь, не вбиваем ли мы тем самым преждевременный разврат?”
А ведь нередко дети в состоянии самостоятельно, без нашего вмешательства разобраться в своих отношениях.
– Аня! Ты мне очень нравишься! – признается десятилетний Максим.– Но знаешь, у меня английский, плавание, уроки… Ты скажи: мне стоит тратить на тебя время или нет?
– Да нет, Максим, – отвечает Аня, подумав, – лучше не трать!
Они порой мудрее и спокойнее нас. Свободнее. Это-то нас и настораживает. Семья смотрит телевизор. В начале пикантной сцены отец говорит торопливо дочери-пятикласснице:
– Мариночка, принеси, пожалуйста, поскорее мне чаю!
Мариночка строго смотрит на отца:
– Папа! Я уже не ребенок! Если тебя что-то смущает, уйди сам.
Остается только всплеснуть руками. Акселерация! Раннее развитие! А вот это миф. Достаточно вспомнить строки из “Евгения Онегина”:

– Так как же вы венчались, няня?
– Так, видно, Бог велел…
Мой Ваня моложе был меня, мой свет.
А было мне…13 лет.

Итак, если невесте было тринадцать, то сколько же исполнилось жениху Ване, который, как видно из текста, еще моложе невесты? В XIX веке в этом возрасте венчались. На пороге XXI мы говорим о “раннем созревании”, убеждаем, что рано влюбляться нехорошо, что не стоит “заводить подружку”, пока не закончил школу и не поступил в институт. Так чего ж мы все-таки боимся?
Почему смеемся, когда малыши обнимаются и жертвуют друг другу единственную конфету?
Почему хмуримся, когда дочь-школьница что-то тихо шепчет в телефонную трубку своему однокласснику?
Не потому ли, что скоро пора прощаться? Ребенок растет. Однажды, к своему ужасу, мы обнаружим, что из жизни нашей доченьки мы вытеснены каким-нибудь Алешей, Сашей или Колей. Это для него – все нежные взгляды, забота, любовь. А мы?! Его она любит больше, чем родителей! Смеемся, когда далеко. Хмуримся, предчувствуя. Боремся, столкнувшись лицом к лицу.
Ослепленные гневом – не видим. А прозрев, понимаем, что не удержать. Больно. Но мы учимся иначе смотреть на наших детей. Да у нас и нет выбора: нам не справиться со своей любовью. Смирившись, отпустим их навстречу жизни. Пусть будут счастливы! А сами, перечитывая древние строки, вдруг откроем новый смысл такого знакомого слова “любовь”: “Любовь долготерпит, милосердствует… любовь все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит”.

Трудный возраст
Я вернулась с работы поздно, открыла ключом дверь. В квартире было подозрительно тихо. Охваченная смутным предчувствием, я прошла в детскую. Маленькая Катя мирно сопела в своей кроватке, муж работал на компьютере.
– Где Светка? – спросила я.
– Вон опять послание оставила. – Муж кивнул на письменный стол. – Интересно, сколько мы должны терпеть ее фокусы?
Я схватила записку: так и есть! “Мам! Я ушла в гости к Машке Р. Не волнуйся, скоро приду”.
Все у нее какие-то Машки, Леньки, Сашки. Хотя, конечно, это моя привычка: зову же я ее Светкой. На часах уже десять! Завтра ей в школу. И вообще: что за новая мода приходить позже восьми? Я хватаю телефон, листаю записную книжку. Но шорох ключей в дверях опережает меня.
– Привет, мам! – Светка улыбается. – Ты чего такая расстроенная?
Нет, конечно, она не издевается, я даже уверена, что она любит меня. Но почему, почему какие-то подружки, компании, дискотеки всегда важнее? Неужели она уже успела вырасти, моя маленькая девочка, и я ей совсем не нужна?
Я беру себя в руки и напрягаю всю свою волю – только медленно спрашиваю:
– Я не понимаю, почему ты так поздно?!
– Я же написала тебе записку, что у Машки. – Она сняла с шеи и протянула мне мое любимое серебряное колье. – Вот. Я надевала, ты не сердишься?
Нет, на это я давно не сержусь. Я привыкла, что моя шкатулка с украшениями регулярно подвергается ревизии, а праздничные блузки с вешалки из шкафа волшебным образом перелетают прямо на дочь. Я спокойна в отношении всего материального. Но другое волнует меня гораздо больше: чем она живет? На расспросы вместо обычного рассказа взахлеб все чаще слышу короткое:
– Все отлично!
Я смотрю на нее снизу вверх. И ростом уже не догоню. Но часто во сне хочу догнать ее, убегающую в другую, взрослую жизнь, – и не могу. Время стремительно. Но я не хочу терять свою дочь. “Таков закон жизни, – слышу от друзей. – Дети рано или поздно уходят”. “Плохой закон!” – думаю я. А дочь аккуратно заворачивает в газетку мои лучшие туфли на высоком каблуке и объявляет:
– Я иду встречать Новый год в компанию!
Хочу взорваться, загородить ей дорогу, отругать, запретить. Но говорю только, стараясь казаться спокойной:
– Позвони, пожалуйста, а то я буду волноваться…
“Какое у тебя право вмешиваться в ее жизнь?” – говорит рассудок. А сердце бьется птицей. И я срываюсь, хватая одежду, как девочка, бегу к своей маме:
– Мама, мама! Что мне делать?! Светка ускользает между пальцев!
Мама смотрит на меня поверх своих очков, гладит, как в детстве, по голове, внушает не хуже психотерапевта:
– Спокойно, дочка, спокойно! Ведь ей уже 15! В четырех стенах тесно, ей нужна жизнь.
– Но скажи, разве я когда-нибудь обижала тебя? Разве я?..
Мама, улыбаясь, грустно смотрит на меня. Да, нам есть что вспомнить. И украшения, и пропавшую помаду ей приходилось искать в моей сумочке, и ждать меня до полуночи на кухне, глотая валерьянку. Все повторяется… Но дай мне, мама, совет, как пережить весь этот кошмар?
– Ты верь в нее, – говорит мама тихо. – Люби, терпи и верь. Она обязательно вернется к тебе, только уже взрослая.
Господи! Дай мне силы, научи ждать, осени мудростью!
Я опять сижу на кухне. Полночь. Муж ходит из угла в угол и курит:
– Пусть только придет! Я ей дам! – Он совсем не умеет ждать.
Теперь я боюсь ее прихода. Часы бьют два. Прислушиваюсь к ночным шорохам. Сегодня Светка впервые не позвонила, и я не знаю, где она. Уже четыре. А вдруг мама не права?! Вдруг надо было иначе: ремень в руки, запретить, держать в ежовых рукавицах? Уже рассвет. Я плачу. Пусть будет что угодно – только бы жива! Я все прощу, все перенесу – только не самое страшное!
Тихое шуршание ключа в замке. Светка, стараясь не шуметь, сбрасывает туфли, шепчет:
– Привет, мамочка!
Нет, конечно, она не издевается. Она просто не понимает. Губы у меня дрожат, и слезы остановить не могу. Светка обнимает меня:
– Ну не надо, мамочка! Я такая счастливая!
В дверях вырастает муж:
– Ты где была?! – Светка сжимается в комок. – От тебя пахнет табаком! Ты курила?
– Это мое дело! – вызывающе вскрикивает Светка.
– Я тебе дам “твое”! Дрянь! – Он наотмашь ударяет дочь по лицу.
Все становится черно-белым, я чувствую, как рвется нить. Светка, рыдая, убегает в свою комнату. Я хватаю мужа за руку:
– Прекрати! Так нельзя!
Мы впервые стоим друг против друга как враги.
– Ты еще с ней нахлебаешься! – говорит он зло, но уступает.
Кто может представить себе чувства ребенка, приговорившего себя к небытию? Он стоит на краю своего балкона и глядит с восьмого этажа туда, вниз, в бесконечность. Еще мгновение – и он решится на самое страшное, самое нелепое в жизни: добровольный уход. Я не знаю, что думает в эту минуту отчаявшийся, обиженный ребенок, но знаю зато, что испытывает мать, которая вдруг застает его на краю. Светку спасло чудо. Я редко что-то забываю. А тут, уходя на работу, забыла ключи от сейфа. Вернулась, а на балконе, прямо на железной оградке, сидит моя Светка – и чувствую: мысленно уже летит вниз.
– Дочь! – кричу я, распахивая балконную дверь.
– Не трогай меня! Не подходи! – Незнакомое лицо, мокрое от слез.
– Я люблю тебя! Люблю! Люблю! – твержу как полоумная.
– Я дрянь, шлюха! Я не могу так больше!
– Тогда дай мне руку, дай! И прыгнем вместе!
Она дает руку и спрыгивает назад, ко мне, прячется, вздрагивая, у меня на груди. Я обнимаю ее и благодарю Господа, и словно поднимаюсь в небо.
– Зачем ты…
– Я боялась тебе сказать, но я… Это катастрофа, мама! Я беременна.
– Ну и хорошо.
Дочь изумленно посмотрела на меня:
– Как это “хорошо”?
– Да так – обычное дело. – И я крепче прижала дочь к себе.

Может быть, кто-то осудит меня, но я убедила Светку рожать. Почему? Я не знаю женщины, которая не жалела бы о сделанном аборте. Теперь в нашей семье живет маленький кудрявый мальчик. Он обнимает мою повзрослевшую дочь и говорит ей на ломаном детском языке:
– Можно я тебя полюблю? – И прижимается к ее щеке губами.
Однажды Светка сказала мне о том дне:
– Это было затмение.
Я же подумала: “А для меня – прозрение. Прозрение в том, что жизнь – очень тонкая нить, которая в любой момент может оборваться. Детская душа ранима и не защищена, и мы, взрослые, не имеем права вплывать в нее на своем ледоколе”.
Мы со Светкой сидим на кухне и пьем чай. Катя надевает пальто и аккуратно заворачивает в газетку туфли на высоком каблуке.
– С какой стати ты берешь мои туфли? – возмущается Светка.
– Они мне нужны! – бросает младшая сестра через плечо. – Я иду встречать Новый год в компанию!
– Позвони! – кричу я ей вслед.
Хлопает дверь.
– По-моему, все начинается снова, – смеется Светка.
– Просто у нее трудный возраст, – вздыхаю я.

Светлана ТАНДИТ

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru