ДЕТСКОЕ ЧТЕНИЕ
О новой русской детской книге
Мы предлагаем вашему вниманию эссе
Марины Ивановны Цветаевой, написанное в
эмиграции в начале 30-х годов. Сегодня, когда часто
можно услышать уничижительное мнение о
советском литературном наследии, голос великого
национального поэта, доносящийся до нас из-под
спуда десятилетий, напоминает о расцвете детской
литературы в ту эпоху, которая, казалось бы, была
жестокой и к взрослым, и к детям.
Что в России решительно хорошо – это
детские книжки. Именно книжки, ибо говорю о
книгах дошкольного возраста, тоненьких
тетрадочках в 15–30 страниц. Ряд неоспоримых
качеств. Прежде всего, почти исключительно,
стихи, то есть вещи даны на языке, детьми не
только любимом, но творимом, – их родном. (Детей
без собственных стихов – нет, как нет без песен –
народов.) Второе качество (без которого первое, то
есть сами стихи – порок) – качество самих стихов:
превосходное. Читаешь, восхищаешься, и: кто это
пишет? Никто. Безымянный. Имя, ничего не
говорящее. Пишет высокая культура стиха. Так в
моем детстве и поэты для детей не писали. Третье:
сама тема этих книг: реальная, в
противуположность так долго и еще так недавно
господствовавшей в русской дошкольной
литературе лжефантастике, всем этим феям, гномам,
цветочкам и мотылечкам, не соответствующим ни
народности (первые), ни природе (вторые).
Четвертое: разгрузка от удушливо-слащавого быта
детской, с его мамами, нянями, барашками,
ангелочками, малютками, опять-таки никакой
реальности не соответствующими (сравни
довоенный младенческий журнал «Малютка» и
раннее детство Багрова-внука, тех «мам» – и ту
мать), а если и соответствующими – то к
прискорбию. Есть и в новой детской литературе
бараны, но – именно бараны, и пасутся они на
пастбищах Туркестана, и шерсть у них клочьями, а
не завитая у парикмахера. Ребенок игрушечного
барашка превращает в барана (жизнь), зачем же
детям жизнь (природу) превращать в игрушку? Ведь
все дело – в живом баране. А при баране – пастух,
а под бараном – трава, а над бараном небо. И
пастух так-то одет, и такую-то песнь, на такой-то
дудке (и из какого дерева, и сколько дырочек –
сказано) играет, и трава именно трава данного
географического края, а не барашкина «травка», и
небо – а небо – то небо, которого над лужайками
моих детских книжек – не было.
Начнем наугад. По сжатости места стихи
приходится давать в строку.
«А у вас живут ребята – Городские тесновато. –
Ваши важные дома – Как железная тюрьма».
И дальше.
«Не гордитесь, ленинградцы, – Очень глупо
зазнаваться. – Все привозят поезда – Из деревни
в города. – На полях растет рубаха, – Лен спрядет
на прялке пряха, – Мы без фабрик и станков –
Понаткем себе холстов!»
И, в ответ на заносчивое утверждение города: – «А
у вас в деревне нет – Ни пирожных, ни конфет» –
– «Да, пирожных не найдешь, – Но зато мы сеем
рожь. – В землю падает зерно, – Всходит колосом
оно. – Зрелый колос ждет серпа, – Сжатый колос
ждет цепа, – А закончен умолот – Хлеб на мельницу
идет. – Будет рожь у мужика, – Будет в городе
мука».
Это – «Город и Деревня», а вот отдельная книжка —
«Хлеб» – 15 страниц крупной печати, и на 15-ти
страницах всё, вся история хлеба: Пахарь – Борона
– Сеятель – Рожь – Молотьба – Веянье – Мельница
– В Город – Пекарь – Булочник. Песнь о хлебе в 10
главках. Пекаря привожу целиком:
«Квашня хороша, – Воды три ковша, – Дрожжей на
пятак, – Муки – на четвертак. – Вышло тесто на
дрожжах, – Не удержишь на вожжах. – Замесил
погуще, — Заходило пуще. – Не хватает места, –
Вылезает тесто. – А я тесто – шмяк! — Шмяк и этак,
шмяк и так! – Катаю по муке – Вдоль по липовой
доске, – От края до краю – Каравай катаю. –
Раскатаю – стану печь, – На лопате суну в печь».
Что, хорошо? – Хорошо. И не лучше ли таких,
например, стихов (книжка передо мною, нашего
производства):
«В стране, где жарко греет солнце, – В лесу
дремучем жил дикарь. – Однажды около оконца –
Нашел он чашку – феи дар. – Дикарь не оценил
подарка – Неблагодарен был, жесток – И часто
чашке было жарко, – Вливал в нее он кипяток.
(Спрашивается – для чего же чашка? Вот они,
«подарки фей»!) – И черный мальчик дикаря –
Всегда сердит, свиреп и зол. – Он, ложку бедную
моря (?!), – Пребольно ею бил об стол». Минуя рифму:
кроватки и булавки (почему не слюнявки и булавки,
и благозвучнее и по смыслу ближе: слюнявку, на
худой конец, можно заколоть булавкой), перейдем к
очередному дару феи:
«Но феей детке послан дар: – Картонный, толстый,
черный шар. – Ее в тот шар тотчас одели. – Она
стояла еле-еле – (вследствие чего стала
называться Танькой-Встанькой. И, дальше:) –
Однажды к Танечке на стол – Вдруг прыгнул черный
Васька-кот – И сбросил бедную на пол».
Не спрашивается уже о том, откуда в тропических
лесах столы и коты Васьки (после чашки, не
выносящей кипятку, нас уже ничем не удивишь!),
спросим автора: откуда – из каких мест России – у
него это ударение: на пол? Может быть – рифмы
ради? Но так ли уж блистателен Танечкин стол в
тропиках?
Brisons-lа, ибо с первой страницы до последней – все
тот же бездарный, бесстыдный, безграмотный вздор.
– Но разве все здешние детские книги таковы? – Не
все, но она и не одна (хотя бы наличность еще пяти
таких же, того же автора, за качество ручаюсь), да
будь она и одна – назовите, покажите мне хотя
одну такую в России. Не покажете, ибо ее быть не
может. Иная культура стиха. Просто – бумага не
стерпит.
Кстати, о бумаге: отличная. Печать крупная,
черная, именно – четкая. А об иллюстрациях нужно
было бы отдельную статью. Имена? Те же безымянные.
Высокая культура руки и глаза.
Возьмем копеечное (цена 1 копейка) издание
Пушкинских сказок. – О Золотом петушке, о Рыбаке
и Рыбке – на 16 стр. текста – 8 страниц картинок, в
три цвета. И – какие картинки! Никакой довоенный
Кнебель не сравнится. За копейку ребенок может
прочесть и глазами увидеть сказку Пушкина.
Достоверность (в руках держу). Вывод – ваш. Помню
копеечные книжки своего детства. «Нелло и
Патраш» Уйда, но без картинок и, кажется – 3
копейки. Может быть и Пушкин был, может быть и за
копейку, может быть и с картинками – но во всяком
случае не за эту копейку и не с такими картинками
– первокачественными.
Впервые за существование мира страна к ребенку
отнеслась всерьез. К дошкольному, самое большее
– шестилетнему – всерьез. В Англии, когда
ребенок переходит улицу, всё останавливается. В
России ребенок все приводит в движение. «Его
Величество Ребенок» – это сказала Европа, а
осуществляет Россия.
Темы детских книг, в основе, три. Природа (звери,
птицы, земли – преимущественно России),
народность (сказки, предания и обычаи всех
народов – преимущественно племен России) и
современность, если хотите – техника. Не тяготея
к последней, нет: ох как ею тяготясь! не могу не
признать, что такие книжки, как «Кто быстрее» –
все способы передвижения от слона до аэроплана (о
тексте и рисунках раз навсегда скажу:
превосходны), как «Водолазная база» (все морское
дно), как «Часы» – все особи их, кончая
деревенскими часами: петухом, – доброе, мудрое и
нужное дело. Если даже техника – враг, человек
должен знать своих врагов. Но враг она для меня и
еще для полутора (заштатных) душ, наши дети в ней и
с ней родились, им в ней, с ней жить, больше – ее
творить.
И несмотря на всю свою любовь к сказкам Перро (так
и вижу бегство Ослиной кожи из родного страшного
дома – огромной вязовой аллеей, на баранах, под
бараньим рогом месяца... Я только против
заимствованной, не привившейся, привиться не
могущей, – лже-фантастики – рязанских «эльфов»
восстаю!) – так, несмотря на всю свою любовь к
Ослиной коже – чем водолаз менее волшебен, чем
фея?
Спросите детей – ответ их.
Но есть среди всех жизненно-волшебных и
чисто-волшебные. Возьмем «Приключения стола и
стула» – о том, как вещам надоело стоять на месте.
(Самочувствие законное!)
«Зазвенели зеркала, – Волчья шкура уползла, –
Стол промолвил на ходу: – До свиданья: я иду».
Не утруждая читателя пересказом всех (очень
живых и смешных) злоключений сбежавшей пары – и
очень желая, чтобы он, читатель, потрудился сам,
обращу его внимание на законность такой
фантастики. Стул – четыре ноги – и «до свиданья!
я иду!» (всеми четырьмя). Это тебе не дикари с
чайными чашками. Фантастика не есть беззаконие,
беззаконная фантастика есть – ахинея.
Природа в дошкольной российской литературе так
же щедро представлена, как техника. «Зверинцев»
не перечесть, но не только в клетках звери – и на
воле, каждый у себя дома, на своем фоне, в своей
семье или стае, со своей бедой, со своей судьбой.
Особенно нежно любимы, следовательно часто
живописуемы и воспеваемы. Сова и Еж – и в этом я
тоже вижу глубочайшее проникновение в
дошкольную, еще неподневольную душу. Кто из нас
некогда не имел своего (трагического) ежа? (Ежик
ушел!) И кто из всех птиц особенно не тяготел к
сове: филину: родному брату родного кота?
Нынешние детские книжки мою тогдашнюю детскую
страсть – разбередили.
Зверинцы. Из всех имеющихся знаю два, и один лучше
другого. Гениальный зверинец Бориса Пастернака,
на котором останавливаться здесь не место, ибо
говорю о рядовой книге, и «Детки в клетке» С.
Маршака – из всех детских книг моя любимая.
Начнем с названия. Не звери в клетке, а детки в
клетке, те самые детки, которые на них смотрят.
Дети смотрят на самих себя. Малолетние
(дошкольные!) – слон, белый медведь, бурый
медведь, жирафа, лев, верблюд, кенгуру, шимпанзе,
тигр, собака-волк, просто-волк – кого там нет! Все
там будем.
«Вот слоненок молодой – Обливается водой. –
Вымыл голову и ухо, – А в лоханке стало сухо. –
Для хорошего слона – Речка целая нужна!
Уберите-ка лоханку, – Принесите-ка Фонтанку!»
А вот Львенок:
«Нет, постой, постой, постой! – Я разделаюсь с
тобой! – Мой отец одним прыжком – Расправляется
с быком. – Будет стыдно, если я – Не поймаю
воробья. — Эй, вернись, покуда цел! – Мама! Мама!
Улетел!»
И, на закуску – малолетний тигр:
«Убирайтесь! Я сердит! – Мне не нужен ваш бисквит.
— Что хорошего в бисквите? – Вы мне мяса
принесите. – Я тигренок, хищный зверь! –
Понимаете теперь? – Я с ума сойду от злости! –
Каждый день приходят гости, – Беспокоят,
пристают, – В клетку зонтики суют. – Эй, не стойте
слишком близко! – Я тигренок, а не киска!»
Закончу спокойным и удовлетворенным
утверждением, что русская дошкольная книга –
лучшая в мире.
Р.S. А с новой орфографией
советую примириться, ибо: буква для человека, а не
человек для буквы. Особенно если этот человек –
ребенок.
1931
(источник – М. Цветаева «Сочинения», в 2 тт., т.2, М.,
«Худ. лит.» 1988 г.)
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|