ДЕТСКОЕ ЧТЕНИЕ 
 

Парадоксально, но большинство лучших детских книг ХХ века в России написано в самые мрачные годы. Конец двадцатых – начало тридцатых. Почему так? Объяснения могут быть самыми разными. Но дело не в объяснениях. Конечно, шедевры детской литературы не оправдывают ту власть, при которой были написаны. Не власть же их произвела на свет. Но мы часто ударяемся в иную крайность и вольно или невольно стараемся забыть, что классика русской детской литературы – это книги советского периода. Они переходят по эстафете от родителей к детям, и именно этим книгам выпало стать хранителями русского языка на протяжении почти целого века. Они написаны “на границе”, почти в последний момент, когда новые поколения уже готовы были забыть все прежние традиции, все благородство родной речи. И кто знает, может быть, детская литература была тогда единственной силой, которая еще могла сохранить русский язык и русского читателя...

Зато был Чуковский...

Мы помним его строчки с четырех лет до глубокой старости. А ведь в них – целая мифология

«Маленькие дети, ни за что на свете...» Эти строчки выговариваются вполне механически, можно декламировать и думать себе о своем, и никакой самый придирчивый четырехлетка все равно не уличит в неканоничности текста. Это как вдох–выдох. Среди краеугольных мифов советской культуры, бесспорно, значится и этот. Что крокодилы едят калоши и что берега реки Лимпопо усеяны гиппопотамами. «И одно только слово твердит....» Говорят, туристические агентства ЮАР поначалу удивлялись, а затем привыкли и внесли в прейскурант особую услугу для русскоязычных гостей – поездка к невзрачной речушке, что почти на границе с Зимбабве. «...Лимпопо, Лимпопо, Лимпопо».
Чуковский – незаменим. Настоящий русский язык, временами прекрасная звукопись – и блистательная ритмическая палитра.

Утюги бегут, покрякивают,
Через лужи, через лужи перескакивают,
На стаканы – дзинь! – натыкаются,
И стаканы – дзинь! – разбиваются...

Плюс (чем дальше, тем меньше становится заметно, но все равно: как ему это удавалось?) полное отсутствие идеологии. Впрочем, были и иные.
И наверное, самое важное. Все эти в подкорку нескольких поколений надежно врезанные поэмы устроены главным для литературы образом. Стабильность мира – эсхатологическая катастрофа его – явление Героя – апофеоз. Так устроены многие глобальные мифы в самых разных культурах. Так устроены самые патриотические эпизоды истории любого народа. Так устроены лучшие саги ХХ века. Этого принципа никто не открывал – просто именно так устроены наши мозги. Сознание человека в неповседневной, зарутиненной, но героической его части живет великими образами катастроф и побед. За примерами можно не ходить совсем далеко, можно в камерном разговоре библейские или древнеиндийские ассоциации не привлекать. Если выковано Кольцо – его надо уничтожить. Если победила Темная Сторона – это временно, и джедаи обязательно вернутся. Правда, потери неизбежны, и увы, после великой победы ни одно Средиземье больше не будет прежним.
Здесь – немного не так, здесь гораздо лучше. На самом деле мир всех этих чудовищных умывальников, краденых светил, комариков с фонариками, сбежавшего Федориного быта, грозных тараканищ устроено по тому же героическому принципу. Но все кончается ликующими фанфарами, и здешнее на сотню строк мироздание выходит из катастрофы практически без потерь.
Самый, пожалуй, мифологичный из текстов Чуковского – это незамысловатая с виду Муха-Цокотуха. Для взрослых, подростков или для родителей выросших детей – вкратце сюжет.
Муха оказалась в центре вселенной (то есть нашла денежку). Она справляет именины. Насельники здешнего мира приходят с приношениями. (Как приходили волхвы, как приходили феи к колыбельке еще не заснувшей красавицы, как приходили многие. Ключевой момент мифа – и сказки как законной его наследницы часто приходится на праздник. На чужом празднике наводил порядок и Одиссей, если дозволено будет заглянуть в основной курс литературы.) «Приходили к мухе блошки, приносили ей сапожки» – не может быть, чтобы вы совсем не помнили. Далее появляется и воцаряется злодей-паук. Не шутит и руки-ноги веревками крутит. Все боятся, естественно. Об этом чуть позже. Откуда ни возьмись (это очень важно, поскольку значит – откуда-нибудь обязательно возьмется) появляется культурный герой и довольно легко побеждает темную сторону со всеми ее паутинами и кровавыми тризнами. Мрак рассеивается – не случайно в руке его горел маленький фонарик. Наступает время апофеоза. Народ ликует, герой обретает в спасенной невесту. Веселится народ, муха, следовательно, продолжит свой род и будет основывать свой мир. Это не комарик, это Мауи какой-то. Со структурной точки зрения что-то очень и очень древнее, если всмотреться внимательнее. Это миф сотворения мира. Но мы уже не всмотримся, мы выучили наизусть и усвоили эти конструкции в бессознательном возрасте. Наверное, будем применять.
Следующая стадия – «Краденое солнце». Любимая сегодня фэнтези стонет по таким сюжетам. Над планетой разверзается мрак, и зло, поглотившее дневное светило, вполне персонифицировано. Воцаряются страх и уныние, на поверхности бытия проявляются ужасные силы.

Только раки пучеглазые
По земле во мраке лазают,
Да в овраге за горою
Волки бешеные воют.

Помните, как оно звучало в четырехлетнем возрасте? Между прочим, это первые образы нашего опыта по постижению мира. Очень справедливые образы и очень нужные, если можно так выразиться. Итак, тьма. По болотам бродят несчастные тени, окликающие утраченных близких. А затем следует невероятно понятный и до трогательного невероятия русскоязычный сюжет. У медведя, достаточно ленивого, подавленного происходящим и запуганного, вполне настроенного охать и сокрушаться, лопается терпение. Он встает и идет на Крокодила, в десяти строках уделывает его самым что ни на есть былинным образом. И возвращает солнце – небу, заек – лужайкам, землям – мир и человецем – благоволение.
А ведь как было страшно всем этим зверушкам, как им было страшно!..
Следующая модель: катастрофа социальная. Ужасное пришествие. Тараканище. Почти что заместительное черное божество, такая льюисовская богиня Таш. Авторитарный режим с элементами каннибализма. Страшно.

Крокодилы в крапиву
Забилися,
И в канаве слоны
Схоронилися.

Только и слышно,
Как зубы стучат,
Только и видно,
Как уши дрожат.

Отдельные попытки бунта не находят поддержки у народа, и слабые призывы отдельных кенгуру падают в испуганную пустоту. Чуковский замечательно изображает страх, невероятно честно и несусально, для чтения «от двух до пяти». Здесь можно углубиться в исторические ассоциации и заметить, что важность разговора о страхе в России ХХ века трудно переоценить... Так или иначе, в поэме появляется Воробей. Приходит избавитель из далеких из полей, тиран бесславно гибнет, марь рассеивается, народ больше не безмолвствует – он ликует, поет славу и метет бородами дорогу, пляшет и поет. Все будет хорошо.
Мифологическим величием веет и от текстов, чуть мягче устроенных, – от «Мойдодыра» и «Федориного горя», этих историй о бунтующей среде, тоже весьма поучительных. Особенно если учесть, что гармония мира каждый раз оказывается восстановленной.
Детское чтение – это очень серьезно. Это хуже гипнопедии. Это импринтинг. Это картины мира навсегда без возможности выследить их источники. Совсем не по пустой прихоти в те самые годы, когда Чуковский писал свои основные поэмы, правящая партия большевиков пристально занималась детской субкультурой. Слова такого в модном репертуаре еще не было, но если кто помнит триединую задачу советской власти, там стояло: «Воспитание человека нового типа». Начинать следовало с детства. Детеныш гомо сапиенса уже века три как получает картину мира не только и не столько из реальных отношений между людьми, но из литературы. Мы являемся носителями европейской культуры в той степени, в которой знаем, что женщина – из ребра, что не надо бросать младшего брата в пересохший колодец и сколько лет надо ходить по пустыне, чтобы перестать быть рабами. Советская власть замещала это сюжетное поле как могла. Впрочем, это отдельная и долгая история. Зато был Чуковский, представляете?

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"