ЛЮБИМЫЙ ГОРОД

Без цилиндра

Гений набережной Мойки – Александр Сергеевич Пушкин.
Можно конечно же предположить, что Пушкин – гений многих мест – Михайловского, например, или же Царского Села. Но подобное предположение слегка неточно. Ведь в идеале и гений, и место примерно равны. Именно потому они и составляют эту пару, именно поэтому не могут друг без друга.
Но Михайловское – место, полностью “сделанное” Пушкиным. Без него оно никак не выделялось бы среди других усадеб. Царское Село, наоборот, спокойно обошлось бы и без Пушкина. Прыткий кудрявый лицеист, конечно, был своеобразным украшением Екатерининского парка и квартир, в которых пьянствовали бравые гусары, но не более того.
А с набережной Мойки отношения поэта складывались более тесно и притом на равных. Он нередко останавливался здесь (впервые – как раз перед зачислением в Лицей, а после – уже будучи прославленным российским стихотворцем), часто здесь гулял в цилиндре и с тяжелой тростью, любовался Мойкой, Мойка любовалась им. Он здесь скончался, и в этот момент как будто сама набережная стала немножечко мертвее.
Словом, Пушкин был для речки Мойки примерно тем же, чем и Мойка для него.

Самое, пожалуй, знаменитое событие в жизни поэта Пушкина – его дуэль, пришедшаяся на 27 января 1837 года. Парадокс, но вовсе не блистательный экзамен в Царском, не сидение в Болдине, не брак с Натальей Николаевной, а именно дуэль и все, имевшее к ней отношение. Это тем более парадоксально, что дуэли в девятнадцатом столетии были обычным делом (а впрочем, браки и задержки из-за карантина – тоже). Случались они часто, иной раз заканчивались перемирием, бывало, что противники стреляли в воздух, да и раны были не всегда смертельными. А впрочем, к смерти в это время относились несколько иначе, более смиренно, что ли.
Словом, у далеких наших предков были все основания считать дуэли чем-то заурядным, вроде поездки в загородное имение.
Но иной раз дуэли все же были роковыми.
Известный стихотворец, дуэлянт и камер-юнкер Пушкин, разумеется, об этом знал. Но почему-то именно к последнему своему поединку он отнесся более чем легкомысленно. Хотя ему и предсказывали нечто неясное, но несчастливое (почему-то в отношении поэта Пушкина дурные предсказания, как правило, сбывались).
Первая половина трагичного дня прошла как обычно. К одиннадцати часам утра домашние разъехались (дети – в гости к Карамзиным, а супруга – кататься на Каменный остров). К этому времени Пушкин еще не выбрал секунданта. Им стал случайно встреченный на улице подполковник Данзас, товарищ Пушкина еще по Царскосельскому лицею. Поэт остановил Данзаса, попросил его о помощи, и тот, разумеется, не отказал своему однокашнику.
Пушкин отвез Данзаса во французское посольство – переговариваться с секундантом своего противника Жоржа Дантеса, а сам преспокойно вернулся домой. Александр Сергеевич остался в одиночестве, однако горестям не предавался. Василий Жуковский писал, что непосредственно перед дуэлью Пушкин “ходил по комнате необыкновенно весело, пел песни”. Затем он вымылся, переоделся в свежее белье, надел легкую бекешу, затем все-таки решил, что день морозный, и, чтобы не простыть, переменил ее на шубу, после чего пешком отправился по набережной Мойки на угол Невского проспекта, в кондитерскую Вольфа (там была назначена встреча со своим секундантом).
В кондитерской поэт позволил себе выпить стакан лимонада. Впрочем, банальным (как сейчас покажется) тот выбор не был. В то время лимонад только лишь начал завоевывать симпатии столичных жителей, был, можно сказать, даже символом прогресса, постепенно подменяя ветхозаветный квас. Неудивительно, что Пушкин был большим любителем подобного напитка.
Итак, однокашники встретились в три часа дня, выпили по стакану лимонада и, поеживаясь, выбрались на зимний холод. У входа к кондитерскую их уже ждали сани, которые и повезли путников к месту дуэли, на Черную речку.
Приятели проехались по Невскому проспекту, а после свернули на Дворцовую набережную. По иронии судьбы (как выяснилось позже) в то же время по Дворцовой проезжала и его жена Наталья Николаевна, можно сказать, виновница трагедии. Однако же супруги не заметили друг друга – каждый из них был занят собственными мыслями, к тому же Наталья была близорука.
Затем сани выехали на обледеневшую Неву и вдруг неожиданно быстро свернули в сторону Петропавловской крепости.
– Ты меня что, не на Черную речку, а в крепость везешь? – пошутил Александр Сергеевич.
– Нет, – ответил Данзас, – просто через Петропавловскую крепость самая быстрая дорога к Черной речке.
Увы, Данзас не понял пушкинского юмора. А зря – ведь это была, видимо, последняя шутка поэта. Затем пошли дела серьезные и к шуткам вовсе не располагавшие.
Однако же Данзаса можно извинить. Он в это время занимался делом крайней важности – тайком от Александра Сергеевича рассыпал пули по невскому льду. Пушкинский друг надеялся, что кто-нибудь их заметит, доложит о странной находке в полицию, там догадаются, что это значит, пойдут по следу и кровопролитие предотвратят.
Увы, напрасными были надежды секунданта. Сани въехали на Каменноостровский проспект (где седокам опять же встретились знакомые, решившие, что старые приятели едут кататься с ледяных гор) и последовали к Черной речке кратчайшим путем.
Выйдя из саней, Данзас принялся вместе с д’Аршиаком, секундантом Дантеса, вытаптывать в снегу площадку для дуэли. Александр Сергеевич вдруг сделался печальным, на вопросы, нравится ли ему подготовленное место, отвечал кратко (и по-французски):
– Мне это решительно все равно. Только, пожалуйста, делайте все это поскорее.
Будто бы Пушкин наконец почувствовал, чем все это может закончиться.
Правила этой дуэли были очень строгими. Противники должны были стреляться до тех пор, пока “не будет результата”. По сигналу секундантов дуэлянты начали сходиться. Не дойдя одного шага до барьера, Дантес выстрелил. Пушкин упал со словами: “Кажется, у меня раздроблено бедро” – и оба секунданта бросились к нему.
– Подождите, – крикнул Пушкин. – Я чувствую достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел.
Он полулежа поднял пистолет, довольно долго целился и выстрелил. Дантес упал.
– Браво! – воскликнул Пушкин и потерял сознание. Но вскоре пришел в себя и спросил:
– Убил я его?
– Нет, – ответил Данзас. – Вы его ранили.
– Странно, – сказал Пушкин. – Я думал, что мне доставит удовольствие его убить, но я чувствую теперь, что нет. Впрочем, все равно. Как только мы поправимся, снова начнем.
Увы, поправиться ему не удалось. Спустя пару дней Пушкин скончался. Возник слух о том, что Дантес надел “панцирь” (слова “бронежилет” в то время еще не было), и если б не эта защита, то Пушкин убил бы его. Впрочем, слух довольно быстро прекратился.
В отношении же самого Дантеса был опубликован документ: “Генерал-аудиторат, по рассмотрении военно-судного дела, произведенного над поручиком Кавалергардского Её Императорского Величества полка, бароном Егором де Геккереном, нашёл его виновным в противозаконном вызове камер-юнкера двора Его Императорского Величества Александра Пушкина на дуэль и в нанесении ему на оной смертельной раны, к чему было поводом то, что Пушкин, раздраженный поступками Геккерена, клонившимися к нарушению семейного его спокойствия, и дерзким обращением с женою его, написал отцу его, Геккерена, министру Нидерландского двора барону Геккерену, письмо с оскорбительными для чести их обоих выражениями. А потому генерал-аудиторат, соображаясь с воинским 139 артикулом и Свода Законов, тома XV, статьею 352, полагал: его, Геккерена, за вызов на дуэль и убийство на оной камер-юнкера Пушкина, лишив чинов и приобретенного российского дворянского достоинства, записать в рядовые, с определением на службу, но назначению инспекторского департамента.
С сим заключением поднесен был Государю Императору от генерал-аудитората всеподданнейший доклад, на котором в 18-й день минувшего марта последовала собственноручная Его Величества высочайшая конфирмация: «Быть по сему; но рядового Геккерена, как не русского подданного, выслать за границу, отобрав офицерские патенты”.
В квартире на Мойке, 12, где Пушкин провел свои последние дни, много позже открыт был музей, а на Черной речке установили обелиск из красного гранита с надписью: “Место дуэли А.С.Пушкина” и годами жизни поэта.
Правда, многие исследователи считают, что в действительности та дуэль произошла несколько ближе к набережной Большой Невки, нежели указывает обелиск.
Но так ли это важно?

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"