ЦВЕТ ВРЕМЕНИ

Илья ПРИГОЖИН: МИР НА ПОРОГЕ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ

Детерминизма нет ни в обществе, ни в природе

Илья Пригожин, бельгиец русского происхождения, лауреат Нобелевской премии по химии за 1977 год, занимается изучением одной из интереснейших проблем современной науки – так называемой «стрелой времени». Как известно, до середины XIX столетия считалось, что все динамические процессы обратимы. Однако со времени открытия Второго закона термодинамики представления о взаимоотношениях материи и времени существенно изменились. Выяснилось, что любой порядок чреват хаосом, и больше того, наступление хаоса, то есть нарастание энтропии, неизбежно. В своей ставшей интеллектуальным бестселлером работе «La nouvelle alliance», 1979 (в русском издании – «Порядок из хаоса», 1986), Пригожин показывает, что движение времени созидательно и природу можно сравнить с бурлящим вихрем, где нет места окончательным и безусловным закономерностям.
Работа, которую мы предлагаем вашему вниманию, выполнена в рамках совместного проекта журнала «Эксперт» и «Лос-Анджелес таймс» под названием «Нобелевские лауреаты-2000».

Историк Фернан Бродель однажды написал: “События приходят и уходят”, имея в виду, что история не делает скачков и события – не более чем искусственно локализованные наблюдателем элементы в непрерывном потоке времени. Биохимик Федерико Майор, в прошлом возглавлявший ЮНЕСКО, отстаивает другую точку зрения: непрерывность исторического процесса просто скрывает ключевую роль отдельных событий. Прежде чем разобраться, кто из них прав, зададимся вопросом: а что мы, собственно, понимаем под событиями?

Наверное, мы согласимся с тем, что и революция 1917 года в России, и падение Берлинской стены были “событиями”. И то и другое могло произойти, но могло и не произойти. Тем не менее точное расположение Луны и через тысячу лет вряд ли станет “событием”, поскольку его можно рассчитать с помощью законов Ньютона. Событие — это то, что нельзя заранее вычислить, это продукт творчества исторических сил.
Гуманитарные науки в течение долгого времени отвергали детерминистические законы из-за свободы выбора, присущей человеческому обществу. Но может статься, что природные системы также не столь детерминистичны, как нам до недавнего времени пытались навязать физика с биологией.
Естественную историю тоже двигают события. У природы тоже есть своя “свобода выбора”, которая проявляется в точке бифуркации (точка “раздвоения” траектории системы, в которой нельзя точно спрогнозировать, какую именно траекторию она выберет в ближайшем будущем), – поэтому для сложных природных систем будущее не более предсказуемо, чем для систем исторических. Так как свобода выбора связана с творчеством, можно сказать, что природа в состоянии творить.
Пожалуй, наиболее яркий пример творчества природы – разнообразие биологических видов. В настоящее время, например, науке известно свыше 12 тысяч видов муравьев, и трудно представить, что появление всех этих видов было запрограммировано в момент Большого взрыва.
Впрочем, природное творчество можно наблюдать и на более примитивных уровнях организации материи. Разве не творчество сам Большой взрыв – рождение материи и излучения из квантового вакуума? Или рассмотрим менее масштабное явление — вихри Бенара. Если в тонком слое жидкости довести разницу температур между нижней (подогреваемой) и верхней (при комнатной температуре) поверхностью до определенного уровня, то мы обнаружим появление вихрей, разделяющих объем жидкости на регулярные ячейки. Неупорядоченное на микроскопическом уровне движение частиц жидкости с повышением температуры не становится более хаотичным, а, наоборот, самоорганизуется и образует порядок на макроскопическом уровне. Похоже, что Бенаровы вихри не признают классической формулировки Второго закона термодинамики, в которой особо подчеркивается деструктивная роль энтропии и диссипации энергии. Напротив, отдаление от равновесного состояния приводит к новой гармонии: подогреваемые частицы жидкости, “выбирая” новые траектории, проявляют “творческие наклонности”.
О роли личности в истории сегодня уже ясно. Но и природа ближе к биологии и истории человечества, чем к классической физике, поскольку в ней всегда присутствует элемент случайности.
Однако вернемся к “событиям”. Они не изолированные явления, а результат взаимодействия множества факторов. В 1917 году революция и крах самодержавия в России могли принять различные формы. То, что произошло в реальности, стало следствием многих причин, в частности слабости царя, непопулярности царицы, нерешительности Керенского и решительности Ленина. Именно эти “микрофакторы” и амплитуда их флуктуаций и определили исход кризиса.
Современная наука позволяет нам лучше разобраться в механизме событий. Как уже было сказано, в физике и химии “события” – это бифуркации. Если проследить за траекторией системы, может оказаться, что в каких-то ситуациях траектория становится все менее устойчивой и распадается на множество новых траекторий. По какой из этих ветвей пойдет система – предугадать невозможно. Малейшая флуктуация может определить будущее миллиардов частиц, организуя их на надмолекулярном уровне. Так вот, верна и обратная аналогия: человеческую историю можно рассматривать как последовательность бифуркаций, и это не просто естественно-научная метафора. Как на бифуркацию можно посмотреть, например, на переход из палеолита в неолит, который произошел практически одновременно во всем мире. Это бифуркация, связанная с появлением новых форм систематической эксплуатации растительных ресурсов и земных недр. Но разные системы пошли по разным траекториям, образовалось несколько ветвей, таких как китайский неолит, ближневосточный неолит или доколумбов неолит. При переходе к неолиту появились иерархические общества в результате того, что разделение труда породило неравенство. Это, в свою очередь, привело к появлению рабства, которое существовало вплоть до конца XIX века.
Я убежден, что мы приближаемся сейчас к такой же точке бифуркации, после прохождения которой человечество окажется на одной из нескольких вероятных траекторий. Главный фактор – информационно-технологический бум. Мы подходим к созданию “сетевого общества”, в котором люди будут связаны между собой так, как никогда ранее. Хорошо это или плохо? С точки зрения долгосрочной биологической эволюции вопрос можно поставить следующим образом: на что будет больше походить сетевое общество – на большой иерархически организованный муравейник или на общество свободных людей?
С ростом народонаселения планеты повышается вероятность нелинейных микрофлуктуаций, связанных с индивидуальной свободой выбора, поскольку увеличивается численность игроков. С другой стороны, поскольку люди становятся все более объединены сетями, может появиться и обратный эффект: императивы объединенного коллектива подавят индивидуальную свободу выбора. И “муравьиный опыт” здесь вполне уместен. Существует множество видов муравьиных колоний; некоторые из них не так велики и насчитывают несколько сотен отдельных особей, другие же – целые империи с миллионами существ. “Социальное устройство” колоний первого и второго типов существенно различается — в небольших колониях отдельные муравьи ведут себя независимо, самостоятельно отправляются за фуражом и приносят свою добычу в муравейник. В больших колониях все подчинено коллективным движениям и роль индивидуальной деятельности сведена к минимуму. Человеческое общество, связанное единой Сетью, вполне может продолжить свое развитие по второму сценарию. На эту мысль наводит еще одно соображение. Несколько лет тому назад меня заинтересовала теория транспортных потоков. Я установил, что в условиях относительно свободного трафика каждый водитель ведет себя более или менее свободно. Такой режим движения я назвал индивидуальным. По мере нарастания плотности трафика вступают в силу законы “коллективного режима” движения, в котором каждый подталкивает другого и испытывает аналогичное воздействие со стороны — водители становятся более связанными друг с другом, транспортный поток начинает подчиняться законам “большого муравейника”.
Конечно, потеря свободы человечеством кажется нам не лучшим выходом из новой бифуркации, правда, и мир, в котором “все решает случай”, вряд ли кого устроит. Где лежит компромисс, возможна ли иная траектория? Точного ответа дать не может никто, но, глядя на сегодняшнее человечество с позиций теории неравновесных процессов, вот что можно сказать наверняка: глобализация и сетевая революция ведут не только к большей связанности людей друг с другом, но и к повышению роли отдельного индивида в историческом процессе. Точно так же, как в точке бифуркации поведение одной частицы может сильно изменить конфигурацию системы на макроскопическом уровне, творческая личность, а не безликие восставшие массы будет все сильнее влиять на исторические события на новом этапе эволюции общества.