КНИГА ИМЕН 
ИМЕНА ЭТОЙ СТРАНИЦЫ:
Франсуа ВАТЕЛЬ (1624–1671)
Людвиг ВИТГЕНШТЕЙН (1889–1951)
Александр Ефимович ИЗМАЙЛОВ (1779–1831)

Все, чему случается быть

Судьба и чудо в жизни Людвига Витгенштейна

Жизнь удалась

Апрельской ночью 1951 года, прежде чем окончательно потерять сознание перед смертью, Людвиг Витгенштейн сказал жене врача, дежурившей у его постели: «Передай им, что у меня была прекрасная жизнь».
Величавое достоинство фразы можно оценить, кинув даже беглый взгляд на «прекрасную» жизнь «божественного Людвига», который часто страдал тяжелейшими депрессиями, не раз был в шаге от самоубийства, постоянно жил без гроша в кармане: став в 1913-м одним из наследников миллионного состояния, он отдал почти всю свою долю деятелям австрийской культуры, в том числе Рильке, Траклю и прославившемуся лишь впоследствии Оскару Кокошке (причем Витгенштейн даже не знал, кому конкретно помогли его 100 тысяч крон). Это первый в череде его нескончаемых экстравагантных поступков, каких иному хватило бы на три-четыре жизни.
С другой стороны, именно их эксцентричность сослужила добрую службу биографам (числом более ста) и особенно – режиссеру Д.Джармену, снявшему в 1993 г. затейливую кинопритчу о Витгенштейне. Казалось бы, задача невыполнимая – экранизировать жизнь философа да еще и тезисы его непонятных для простых смертных трудов. Но фильм – одна из безусловных удач в биографическом жанре, многие его забавные персонажи – в том числе инопланетянин – пришли прямо со страниц вовсе не забавных сочинений Витгенштейна. Впрочем, тому есть основание: его книги, положившие начало целому направлению в философии XX века, чаруют блестящим афористичным стилем, роднящим их с трактатами восточных мудрецов.

Паломничество в страну Востока

Один из самых странных шагов Витгенштейна связан с Россией. В 1934 году знаменитый уже в Европе философ твердо решил уехать в СССР. Причем не просто полюбопытствовать, как Уэллс или Шоу, а с целью постоянно жить там и работать.
Безумие этого поступка не проясняет ни изрядная левизна взглядов Витгенштейна (Сталина хвалил за то, что тот «дал людям работу»; а про тиранию говорил, что она его «не волнует»; а трезво оценивая философские труды Ленина как «бред», симпатизировал желанию вождя пролетариата «хоть что-то сделать»), ни его давний интерес к Толстому (кстати, вдохновившему философа на многие другие эксцентрические «жизненные проекты»).
Для начала он овладел русским настолько хорошо, что мог читать в подлиннике Достоевского. Прибыв в Ленинград осенью 1935-го, Витгенштейн направился в Институт народов Севера – он собирался поехать в экспедицию к этим народам. Новоявленному Миклухо-Маклаю вежливо объяснили, что лучше бы он почитал курс философии в университете. В Москве Витгенштейну очень понравился «дизайн могилы в центре» (Мавзолей): он интересовался архитектурой. На философском факультете МГУ, где его встретили, всплеснув руками: «Тот самый великий Витгенштейн!» – после продолжительной беседы порекомендовали «больше читать Гегеля», хотя философ и «отзывался одобрительно о диалектическом материализме». Потом он поехал в Казань, где учился его кумир Толстой, и будто бы там ему предложили целую кафедру (!) плюс курс в МГУ. Забавно, но Витгенштейн от преподавательской деятельности отказывался, прося место в колхозе или хотя бы у заводского станка. Но этого добра у нас и без английских философов хватало. Так и убрался он восвояси. Интересно, что, вернувшись из СССР, Витгенштейн ни с кем не обсуждал свою поездку.

Как стать приличным человеком

Однако семена, посеянные любомудрием автора «Воскресения», пустили в душе Витгенштейна слишком глубокие корни: он постоянно возвращался к идее Ухода в народ или по крайней мере Ухода от «праздной жизни» ученой среды. Причем Витгенштейн был последовательнее русского гуру.
С идеологией Толстого (конкретно – с перелицованным графом «Евангелием») он познакомился в подходящей обстановке – во время Первой мировой войны, куда ушел добровольцем. Витгенштейн, безусловно, любил свою родину – Австрию, но этот поступок был продиктован и другими причинами: временами его охватывала отчаянная усталость от жизни. А на войне принять смерть было почетнее. Сравним две показательные фразы: «Теперь у меня есть шанс стать приличным человеком» и «Возможно, близость смерти принесет мне свет жизни».
Он попросился на передовую Русского фронта, где, несмотря на дифтерит и предложение командира отправиться в тыл, выбрал самый опасный участок – наблюдательный пост. В 1917-м он получил серебряную медаль за доблесть, в 1918-м – медаль за службу с лентой и мечами, а вскоре попал в итальянский плен. Английские друзья хотели помочь ему выбраться из плена досрочно, но он отказался от этого и вышел вместе со всеми – через год.
Так же благородно повел себя философ, когда началась Вторая мировая война. Он к тому времени окончательно расстался с Австрией, находившейся под Гитлером (кстати, по одной из версий, Шикльгрубер был одноклассником Витгенштейна в школьные годы), приняв английское подданство.
Когда начались бомбежки Лондона, 50-летний философ решил, что сейчас преподавать отвлеченную науку «бессмысленно и позорно», и пошел в госпиталь, где служил «аптечным носильщиком». И тут он оставался философом: раздавая лекарства, он советовал больным не принимать их. Проработав три недели, он пришел к своему начальнику и представил план оптимизации работы.

Чудотворец или злодей?

Возможно, не стань Витгенштейн великим философом, он был бы гениальным изобретателем: он даже начал учиться в высшей технической школе в Манчестере. Однако увлекся математической логикой и ушел на другую стезю.
С замечательными конструкторскими способностями Витгенштейна связан случай, когда он «сотворил чудо». Это произошло в глухой австрийской деревушке, куда он, в очередной раз бросив философию, опять ушел в народ: учить сельских детей. На фабрике остановилась паровая машина, и Витгенштейн, с неохотного разрешения мастера осмотревший ее, «вылечил» механизм, просто постукивая по нему.
Но вообще годы сельского учительства (1920–1926) несколько смущают биографов. С одной стороны, «чудотворец» оказался превосходным педагогом – водил детей на экскурсии, гениально рассказывал об окружающем мире (как он гениально делал все, чем начинал заниматься). С другой – закончилась его педагогическая одиссея скандалом и судебным разбирательством. Стоит оговориться, что наказание розгами тогда было обычной практикой в Австрии, тем более в сельских школах. И Витгенштейн тут был не усерднее других учителей, причем, по сохранившимся свидетельствам, его очень любили ученики. А вот родители не без оснований опасались, что приезжий отвлекает детей от работ в поле и переманивает их в город; примешалась и зависть коллег: в конце концов они подали в суд жалобу, что он избивает учеников. Дело дошло до вызова полиции, суда и даже психиатрического освидетельствования. Витгенштейна оправдали – но с него было уже довольно педагогики.
Спустя 12 лет, когда у философа случился очередной приступ тяжелой депрессии и необходимости «толстовского» покаяния, он поехал в Австрию, нашел учеников, которых наказывал, и даже «заложивших» его коллег, и вымаливал их прощения за причиненные обиды. Биографы констатируют: «Все это было мучительно для обеих сторон, но помогло мало».

О чем стоит промолчать

Вообще психологический портрет Витгенштейна – самое трудное для всех писавших о нем. Слишком сложен был этот человек, слишком тяжело складывались его отношения с людьми – бесконечная череда дружб и разрывов, да и со всем миром, о котором гласит первая строка его дебютного и самого главного труда – «Логико-философского трактата»: «Мир – это все, чему случается быть» (перевод В.Руднева).
Вся жизнь Витгенштейна словно бы полемика с этим тезисом. Не доверяя этому «всему», он сам, наперекор судьбе, «созидал» случайности: уходя на фронт, в сельскую школу, в госпиталь. Однажды, в зените научной славы, он даже некоторое время был монастырским садовником – какой-то умный священник отговорил его от желания стать монахом.
И постоянно он вел свой разговор с Богом. Многое в манере этих бесед было, конечно, навеяно протестантизмом Толстого, но Людвиг Витгенштейн всегда шел своим путем, и, пожалуй, лучший ответ на его вечный вопрос о смерти дает последняя фраза знаменитого «Трактата»: «О чем нельзя говорить, о том должно умолкнуть».

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"