КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
ТЕАТРАЛЬНЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ 

Взглянув окрест...

Несколько дней в Тбилиси

СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ “ЖЕНИТЬБА ФИГАРО”

«Опустошенный, исчерпанный – это гораздо больше, чем уставший», – Сэмюэль Беккет. А дальше, уже в статье о Беккете, эти два состояния человеческой души уточняет французский критик. «Уставший не может больше осуществлять, но опустошенный не может даже представить новые возможности».
Читал или не читал Роберт Стуруа эти размышления, но поставил «В ожидании Годо» не столько о безнадежности, сколько о надежде. Зрителям не был предложен счастливый выход из ситуации, заданной автором, и надежда как альтернатива отчаянию тоже не была твердо обещана. (Два героя, два донельзя истрепанных жизнью человека, как были без крова и пищи, так без них и останутся), но сухое деревце, подчеркивающее пустоту и простор руставелиевской сцены, вдруг покроется листьями и дважды на сцене и в зале вспыхнет ослепительный свет, заставив нас вместе с Роро и
Диди инстинктивно
посмотреть вверх. И так же неожиданно в голову приходит сумасшедшая мысль: сияние это не случайно, это предвестие Годо, которого упорно – год, месяцы, недели ждут эти двое и который наконец может появиться из заоблачной выси.
А может быть, ослепительный свет вызовет прежние мечты и заставит думать не об уходе – о жизни? Заставит Роро (в его роли Заза Папуашвили) сказать, что на карте Святой Земли Мертвое море светло-голубое и они будут в нем плескаться и будут счастливы. А Диди (Леван Берикашвили) вспомнит о человеке, которого распяли на кресте, и о двух разбойниках. Один был спасен, а другой – проклят. Последнее слово дается ему с трудом – не заслужил ли он, как и грешник, сходной судьбы?
Заза Пупуашвили – Роро, но побывал в Москве и Макбетом, и Миндией из поэмы Важа Пшавелы, и летчиком из пьесы Брехта, и Пантолоне из «Женщины-змеи». Он один из любимых актеров Стуруа, но не потому только, что талантлив. Это хоть и верно, но объясняет далеко не все. Главного не касается: магической связи между режиссером и исполнителем. Едва успевает один высказать мысль, как другой превращает ее в свою; едва успевает один намекнуть на мизансцену, как другой с увлечением выстраивает ее дальше, и кажется, импровизация его может длиться вечно. (Тут же хочу добавить, что общих их репетиций не видела, и возможно, результат приходит более трудным путем, но на роли это не сказывается.)
Не сказывается на том, как «В ожидании Годо» Роро, лежа на спине, с усилием стягивает с поднятой вверх ноги бесформенный башмак. Долго стягивает, с трудом, а сняв, шевелит пальцами, и вы буквально чувствуете, что нога затекла, онемела, что башмак мал, а найдет ли он другой – сомнительно.
Ощущение лежащего передается залу, и характер диалога его подтверждает. Реплики коротки, паузы мучительны, все сказано, конец предрешен.
Талант бывает жесток или правдив до жестокости, о судьбе этих двух сказано внятно, но зачем воссиял свет, зачем мы взглянули вверх, в небеса, и не зря один из грешников был спасен. У Стуруа своя версия бытия, опустошенность как неизбежность он принять не может.
«...Коль мысли черные к тебе придут, / откупори шампанского бутылку / иль перечти «Женитьбу Фигаро». Слава Богу, за «Женитьбой» ходить далеко не приходится, стоит только метров через пятьсот спуститься в «Театральный подвал» – все еще настоящий подвал, хотя и чуть подновленный. (Запах плесени почти исчез, лестница новая, почти безопасная и еще выгорожена крохотная курилка, где можно попить воды.) Тесно, бедновато, но весело. Работать весело, потому что молоды и ощущают себя скорее непритязательной студией, нежели упорядоченным театром. Студийная атмосфера особая, завлекательная, и в спектакле, поставленном Леваном Цуладзе, она составляет главную прелесть.
Исполнителям в этом, да и в других спектаклях не за что спрятаться. Нет ни отвлекающих декораций, ни изысканных костюмов – все с бору по сосенке. Иногда великовато, иногда тесновато, но стиль «испанистый» соблюден и женщины-испанки. Черноглазые, черноволосые и стройные. Любая – Сюзон (Нана Мония), графиня (Ваия Двалишвили), Марселина (Кето Цхакая), Фаншета (Манана Козакова). Да, да, Марселина – она отнюдь не вредная старуха, а женщина бальзаковского возраста, и кокетство ей вполне пристало. А роль Фаншеты решена смешно и смело. Керубино, конечно, готов влюбиться в каждую, но столь бурного натиска на свою персону не ожидал. Что там граф, ухлестывающий за Сюзон, он робкий мальчишка рядом с молоденькой девицей.
Очень верно, что с молоденькой – будь девица постарше, ее атака могла приобрести несколько иной оттенок, который шел бы поперек легкой театральной игре, затеянной в спектакле. Правда, после такого «Фигаро» не рванешь на баррикады, и пушка, поставленная в фойе Ленкома во время представления той же пьесы Бомарше, здесь неуместна, но и у Марка Захарова она была ни к чему.
«Подвал» пользуется безусловным признанием молодой публики, которая чувствует себя как дома. Здесь на самом деле многое сходится: возраст, темперамент, любовь и в жизни к театральной игре. Но что дальше?
Со знаком плюс принято упоминать, что театр выезжал в «дальнее зарубежье». «Подвал» тоже выезжал, аж в Италию, но то, что раньше воспринималось как сенсация, теперь стало привычным – кто не выезжает? А вот кукольный спектакль в драматическом театре встречать почти не приходилось, а нам показали «Фауста», и канал «Культура» на этот показ откликнулся большим сюжетом в передаче А.Калягина «Магия».
Если по секрету, куклами я бы не увлекалась, но вот «Метаморфоза» Кафки, которую удалось увидеть на кассете, – другое дело. Не потому, что в репертуаре появилась серьезная литература. С первых шагов «Подвала» – Брехт, классика, и для театра это линия, принцип, требующий умения не только выбрать, но и воплотить. «Метаморфоза» немногословна, несчастного Замзу играет клоун – Каха Бакурадзе, и его герой живой, и лицо, и пластика его увлекают множеством оттенков, тогда как тупая самоуверенность других, не дрогнув, противопоставляет себя страданию. Современному обществу стоит напоминать об этом почаще.
У «Подвала» скоро появится новое помещение – со ступеньками вверх, а не вниз. «Театр марионеток» Резо Габриадзе обитает в крохотном здании, зато в старом, красивейшем месте Тбилиси.
Габриадзе – творец, причем неутомимый. Он пишет пьесы и сценарии, рисует, иллюстрирует книги, в частности Битова и Жванецкого, целых четыре тома, лепит – его маленького «Чижика-пыжика» умыкали в Петербурге не раз, но главное – он создает куклы. Выдумывает их и помогает явиться на свет. Что еще? Еще то, что постоянно волнуется, несмотря на ворох хвалебных рецензий в России, Франции, Америке. Что волнуется – доказывает постоянное желание что-нибудь переделать уже в законченных шедеврах. («Шедевр» слово не случайное – имею в виду «Сталинград – Песня о Волге», «Осень нашей весны»).
Вот теперь в «Осени» добавил эпизод в казино, где отвергнутый Боря (не забывайте, что Боря – маленькая птичка с длинным носом) стремится доказать любимой девушке, что он тоже мужчина. Нинель отвечает его чувствам, но существует непреодолимое препятствие: «Я млекопитающее, а ты?..» Эпизодов множество, в них есть даже Чарли Чаплин. Озвучивает Борю и поет душещипательные романсы Рамаз Чхиквадзе. (Надо ли уточнять, что он народный артист СССР и что Москва сравнительно недавно в который раз с восторгом принимала его судью Аздака в «Кавказском меловом круге».)
Вряд ли кто-нибудь скажет, что когда Борю убили и он встретил на небесах старенькую Домну и ее мужа Варлаама, что эта встреча – дань моде. Просто они любили друг друга и не хотели расставаться. Вот и встретились. Иначе в этом спектакле быть не могло.
Тбилиси не шикует, не из чего. Свет гаснет не только на стадионе, трубы в домах холодны вот уж который год. Перечень того, чего нет или не хватает, может продолжить каждый, стоит взглянуть окрест. Но в день приезда я попала на заключительный концерт Тбилисской музыкальной осени. Давали сцены из «Макбета» Верди, и Макбета пел Ладо Атанели – он же пел премьеру в «Ла Скала». А в другие дни на сцену выходили Наталья Гутман, Элисо Вирсаладзе, Виктор Третьяков, Юрий Башмет, Гари Хоффман, не говоря о замечательных грузинских музыкантах и оркестре. Руководил всем дирижер Вахтанг Кахидзе. Любой филармонический зал мог бы гордиться таким фестивалем.
Доля неожиданного во всем увиденном и услышанном несомненно была, но стоит ли безоговорочно подчиняться и подчиняться обстоятельствам, не стремясь их обойти или перехитрить? Скучная это будет жизнь.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"