Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №82/2002

Третья тетрадь. Детный мир

РОДИТЕЛЬСКАЯ ГАЗЕТА
С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПАПЫ

Леонид КОСТЮКОВ

«Я как отец тебе говорю!»

А может быть, не стоит говорить как отец, поступать как отец, мыслить как отец? Оставайтесь собой, и отношения с детьми станут честнее и человечнее

Оглядываясь назад, не можешь не находить в череде собственных поступков неверные, а то и постыдные шаги. Требуется определенное волевое усилие, чтобы как-то классифицировать ошибки, подвести под ту или иную черту, чтобы, разумеется, попробовать избежать их впоследствии. Чаще всего эта черта оказывается чертой характера. Ну что поделать, я вспыльчив (легковерен, медлителен). А кто без греха? Такое объяснение обычно всех устраивает. Вздохнем и начнем по новой.
Меня удивило, что в своей личной истории я нашел ошибки, как сказал бы ученый, другого рода.
Одно дело, когда поступок идет изнутри, от натуры, быстрее мысли. Вскочил, влепил затрещину, остыл, извинился. Другое дело, когда нестандартная ситуация приводит к замешательству. Чувства не кипят, а мозги буксуют.
Ребенок украл червонец. В первый (забегая на 15 лет вперед) и покамест в последний раз. Что делать?.. На пресловутое замешательство, на белый лист ложатся замечания со стороны.
– Конечно, это не мое дело. Но оставлять так нельзя. Ты отец или не отец? Сегодня все спустишь на тормозах, представь, что будет завтра...
Я представляю. Точнее, это не вполне я, а некий отец. Что-то вроде роли, которую приходится исполнять. Все мы в России внебрачные дети Станиславского и его системы. Поигрывая ремнем (покуда вправленным в штаны), отец заряжается второсортным вдохновением. Дверь раскрывается пинком ноги. Ребенок поднимает лицо, наполовину страдающее, наполовину заторможенное.
– Так. Значит, ты взял чужие деньги.
Молчание.
– Я жду. Я хочу, чтобы ты сказал: я взял чужие деньги. Говори!!
– Я... я...
– А что ты ревешь? Я тебя бью? Я тебя хотя бы ругаю? Я просто хочу прояснить ситуацию. Я не хочу верить посторонним людям, что мой сын мог взять чужие деньги. Скажи, что этого не было, и я уйду. Я выясню у своей матери и жены, почему они лгут.
– Ааа!
– Или они не лгут? Мой сын – вор. Тебе не хватает в доме еды? Или тебе мало одежды? Этого мало? Этого мало? Ты хотел меня опозорить? Ты ненавидишь своего отца? Я просто хочу знать. Отвечай.
– А-а! Ввэ!

Впрочем, мы все смотрели отечественные фильмы. Абстрактный безликий отец, вызванный к жизни реальным растерянным папой, выдает значительные демагогические пассажи. Его как будто тошнит архитектурными конструкциями. Картина неизвестного художника «Павка Корчагин убивает своего сына». Сын, слава Богу, за собственным ревом уже не различает этой белиберды. Будьте уверены, в ход пойдет и сумма труда многих-многих людей, вложенная в этот червонец, и перспективная развертка греха. А если отец догадается соскочить с советской фразеологии на пародийно-церковную (почерпнутую, впрочем, из тех же советских фильмов), тут пойдет такой бред, что и писателю Сорокину не воспроизвести.
Отцом движет суровая общественная модальность: так надо. До сих пор он занимал некое место в общественной структуре и худо-бедно выполнял некую функцию. А тут произошло обратное – само место через него выразило свои местные претензии. Впоследствии это вызовет стыд. Как советский человек – мы уже догадываемся, что далее последует донос, в лучшем случае – подпись под гневной коллективной отповедью. Но как честный прихожанин немногим лучше. Как муж и отец – да не надо как. Оставайся собой, ты и есть муж и отец.

Последний раз в роли такого функционала я оказался немножко не по своей вине. В нашем институте обозначились хулиганы. Ну, болтали на лекциях, курили в неположенных местах, ершисто реагировали на замечания. Ничего особенного. Но все-таки мешали остальным да еще как-то подозрительно сплотились в группу. Не начали бы диктовать моду. Возникла нужда вставить им, по народному выражению и рецепту, пистон. И позвали меня на моральную поддержку ректору, а ректор не будь дурак не явился.
Я, какой я есть, народ не песочу. Поэтому мне пришлось вызвать из собственных недр очередного унылого джинна. Нечто среднее между завучем и комсомольским секретарем.
– Вы думаете, – говорил я специфическим тусклым голосом, – мы вас приняли в вуз, чтобы вы хулиганили?
– А я не хулиганил.
– Вы берете на себя ответственность обвинить людей, подавших сигнал, в клевете? Да или нет?
В таком вот примерно духе.
У меня как у преподавателя лет десять как не возникало проблем со студенческой дисциплиной. Ну, начнут шептаться. Достаточно взгляда, шутки, чтобы проблема перестала быть типовой, а стала конкретной, сиюминутной – и тут же рассосалась. Ну, надо срочно поговорить – извинитесь и выйдите. С очередного семестра я начал вести занятия и на пораженном язвой хулиганства курсе. Опять все в порядке.
Не в порядке было только после сеанса борьбы с хулиганством. Несколько суток осадок во всем организме, словно выпил несвежее.
Нас окружают безликие культурные шаблоны, речевые и действенные. Ежеминутно они готовы прийти к нам на помощь. Их дело предложить, наше – отказаться.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru