КНИГА ИМЕН

“У меня есть кое-что для тебя и для Аргентины”

О человеке, подарившем миру танго

Это было не так уж и давно, чуть больше ста лет назад.
На окраинах Монтевидео, как всегда, ночью никто не спал. Шныряли моряки, хохотали девицы, дрались гаучо, бросившие свои фермы и приехавшие на заработки в город. Что их ждало? Тяжелая работа в портах, грузчиками на кораблях, заводы, куда устроиться не так уж просто, да поди прокорми семью на жалкие гроши. Бывает, идешь себе вперед, а над Рио-де-ла-Плата уже зачинается ночь. «Серебряная река» – широкая, полноводная, подбирающая по дороге и Парану, и Уругвай. Податься ли к морякам, пляшущим хабанеру, или, может, к итальянцам – завсегдатаям портовых трущоб, где бывшие рабы стучат на своих барабанах «тамбо», туда, где самые дешевые бордели и девушки танцуют, прикасаясь к мужчинам бедрами? А серебряная река манит, манит в путь. Там, на другом берегу, – цветущая Аргентина, Буэнос-Айрес, Санта-Фе, Энтре-Риос. В Буэнос-Айресе полно хороших заработков, там мужчины, встретившись на темной улице, не раздумывая, рвутся в бой, в ход идут пляшущие клинки ножей, они танцуют навстречу друг другу, и ясно, что виновница их смертельной схватки – женщина. Конечно же они ненавидят друг друга, движения их резки и чувственны одновременно; вот к их сумасшедшему танцу смерти присоединяются новые и новые желающие. Это и пылкие юноши, и убеленные сединой бандиты, и богато одетые чужаки, зашедшие в эти трущобы, рискуя жизнью. В тени у ветхого дома стоит она. Ее лицо безмятежно, ведь она выберет победителя, того, кто лучше всех танцует танго.
Никто точно не знает происхождения этого танца уличных схваток. В конце девятнадцатого века его танцевали именно так: двое, или пятеро, или пятнадцать мужчин с ножичками в карманах. Его танцевали на набережных, в порту, в бедных кварталах Буэнос-Айреса, в аргентинских харчевнях, в публичных домах, дожидаясь очереди, в нищих пригородах Монтевидео. Как так могли переплестись между собой и африканские ритмы тангано, и аргентинская милонга, и гаванская хабанера, и испанское фламенко, и ритуальные танцы индейцев, и польская мазурка, и немецкий вальс, мы не узнаем никогда. Мы знаем только, что однажды весь мир – и Париж, и Нью-Йорк, и Москва, и Токио – в один голос вскрикнули: “Буэнос-Айрес – это танго” – страстное и томительное, опасное и порочное, сентиментальное и испепеляющее действо, которое происходит между мужчиной и женщиной: в начале двадцатого века его стали танцевать и женщины. Посмотрите, как они касаются друг друга! «Прикосновение» – это и есть танго... Мы можем только гадать и строить версии, как развлечение уругвайских и аргентинских низших слоев, бедняков, простых рабочих, бродяг, пьяниц и сутенеров, повстанцев и контрабандистов, моряков и ностальгирующих иммигрантов в мгновение ока облетело весь мир, став знаковым танцем эпохи, танцем социального протеста, танцем революции.

Так вернемся же в столицу Уругвая. Вот по улице идут двое друзей, одного из них зовут Энрике. Ему чуть больше двадцати, его родители – простые рабочие, поэтому он знает о танго все, к тому же он божественно играет на гитароннах и на фортепьяно, сочиняя собственные песни для танго, посвящая их своим друзьям, соседям, родственникам, – «Новички-эмигранты», «Нищие и голодранцы», «Веселая жизнь».
Энрике безнадежно влюблен, и его печали нет утешения: она – начинающая певица, фантастическая танцовщица, в будущем знаменитая Лола Кандалес. Совсем недавно она покинула родные пригороды Монтевидео искать счастья на сценических подмостках Буэнос-Айреса. Ехать за ней вдогонку? Преследовать ее, как безликая тень, чтобы, смешавшись с толпой поклонников, просить автографа?
Разве об этом мечтал Энрике Саборидо! Он провел в Монтевидео еще несколько лет. В это время в Буэнос-Айресе уже начали снимать замечательные фильмы, с кораблей ступали любопытные европейцы, жадные до экзотики, через серебряную реку Ла-Плата шныряли жилые баржи – “плавучие бараки”, обклеенные пестрыми афишами с заманчивыми псевдонимами танцовщиц и актрис. Однажды Энрике спешил в очередную питейную лавочку, где он подрабатывал, развлекая клиентов и проституток своей игрой на фортепьяно. Нищие куртизанки, свободные от буржуазных предрассудков, впрочем, не имевшие и случая познакомиться с ними, пробовали на вкус новые необычные мелодии.
Под них можно было танцевать только в паре, страстно и бескомпромиссно – жар дыхания, дуэль тет-а-тет, когда партнер ведет, но неизвестно, кто выиграет поединок взглядов, взмахов ног, изгибов поясницы и конечно же прикосновений – нежных и острых, как жала. У входа его встретил хорошо одетый аргентинец, который вежливо поздоровался с ним и остался слушать музыку Энрике. Когда посетители разошлись, а некоторые остались спать там же, среди окурков на грязном полу, незнакомец предложил Энрике прогуляться с ним до гостиницы. Выяснилось, что он приехал из Сан-Тельмо, где недавно открылось его новое, еще никому не известное арт-кафе. «Твое танго – вот что мне нужно! – восклицал он. – Поверь, это начало твоей славы, с ним мы завоюем и Буэнос-Айрес, и Сан-Франциско, и Париж!»

В 1905 году в Сан-Тельмо, в кафе «Тортони», где звучало лучшее танго и пары танцевали столь непристойно, что туда частенько наведывалась полиция, заехала девушка, раздавая на ходу автографы, уклоняясь от назойливых журналистов. Она искала Энрике Саборидо. «Я хочу танцевать под твое танго», – сказала она. «У меня есть кое-что для тебя и для Аргентины», – сказал Энрике. Это была «Ла Морча» («Неувядающая»). «Я написал его для тебя».
Считается, что именно «Ла Морча» выстрелила первой, поставив Южную Америку на уши. Надо ли говорить, что уже через год, в 1906-м, столица Аргентины буквально сошла с ума от танго! Танцплощадки ломились от желающих, кинопродюсеры, хозяева американских мюзик-холлов только и успевали, что подписывать контракты с аргентинскими оркестрами да танцовщицами. И конечно же сама Лола Кандалес была неотразима, ведь «Неувядающая» – ее танец.
В 1907-м аргентинское танго вскружило голову Парижу, затем и остальной Европе. Анхель Вильольдо, соотечественник Энрике, вместе со своим оркестром блистательно исполнял мелодии рабочих кварталов с берегов Ла-Платы и конечно же «Неувядающую». И хотя Папа Пий Х и высказывался против нового танца, австрийский император запретил солдатам танцевать его в военной форме, английская королева заявила, что отказывается танцевать “это”, в 1914 году ученики аргентинца Казимира Аина станцевали-таки “это” в Ватикане, и Папа таки снял свой запрет, да и королевы не смогли устоять. Позже, в 1917-м, на свет появилась “Кумпарсита” – второй национальный гимн Уругвая, танго на все времена, сочиненное Херардо Матос Родригесом.
Лола и Энрике тоже побывали в Париже, но они были слишком заняты друг другом. Они танцевали и никак не могли понять, кто выиграл эту дуэль.

Спустя много лет в «Тортони» любил захаживать Хорхе Луис Борхес – насладиться звуками танго. Он опускался в тяжелое кожаное кресло, и друзья наполняли ему бокал, пока он рассуждал: «В одном из диалогов Оскара Уайльда говорится, что музыка дарит нам наше собственное прошлое, о котором мы до этой минуты не подозревали, заставляя сожалеть об утратах, которых не было, и проступках, в которых не повинны. О себе могу сказать, что не в силах слушать “Марну” или “Дон Хуана”, во всех подробностях не вспоминая апокрифическое прошлое с его невозмутимостью и страстью, в котором я сам бросаю вызов и сражаюсь с неведомым противником, чтобы без единого слова пасть в безвестной ножевой схватке. Может быть, в этом и состоит предназначение танго: внушить аргентинцам веру в их былую отвагу, в то, что однажды они нашли в себе силы не уклониться от требований доблести и чести», – рассуждал он. А в кармане его лежала недописанная поэма, где были такие строки:

Объявилась шарманка. Разболтанный валик
с хабанерой и гринго заныл над равниной.
“Иригойена!” – стены кралей взывали.
Саборидо тиранили на пианино.