КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
КИНОПРОБЫ 

Золотые пиастры на сером сукне

Новый фильм Отара Иоселиани

ОТАР ИОСЕЛИАНИ И ЗАВЕТНАЯ ПТИЦА МАРАБУ

Никто не помнит, чтобы Отар Иоселиани снялся с кем-то из своих актеров. Только этой странной птице – марабу из его фильма «In vino veritas» – удалось стать тем актером, который несет на себе отпечаток alter ego режиссера. Между ними существует даже некоторое видимое сходство: в пластике, в темпе, в удивленном взгляде круглых глаз, именно так они смотрят на безумие мира. Но на этом сходство кончается. Птица сюрреалистична, человек, именуемый Отаром Иоселиани, – романтичен. Как то и положено классическому романтику, он полон здравого смысла, иронии и печали. Долговязый и крылатый персонаж живет в настоящем времени, тогда как режиссер висит на тонкой паутине памяти и надежды, протянутой из прошлого в будущее. И потому настоящее так текуче, желанно и невозможно в его фильмах.
Мир нового фильма Отара Иоселиани «В понедельник утром» предстает перед зрителем как мастерская. Он начинается цветными кадрами льющегося расплавленного металла, отсылающими к старой черно-белой короткометражке режиссера «Чугун». Стучат, варят, плавят, катят, во всех направлениях снуют трудящиеся. Даже дети и подростки не тратят времени на созерцание и простой. Юноша и девушка скрываются от сверстников в каком-то гроте, чтобы серьезно и заинтересованно обсудить вопрос, чем важнее заниматься ей в дальнейшем – химией или какой-нибудь другой серьезной наукой.
При появлении первых же кадров фильма на экране Дома кинематографистов кто-то сказал радостно: «Ой, “Жил певчий дрозд”!» Но нет. Перед нами другая картина, несмотря на прямые цитаты из «Дрозда», когда, например, Венсан, герой «Понедельника», взбирается на травяной пригорок над своим заводом и растягивается на траве точно так же, как Гия Агладзе в «Дрозде». И если тут не звучит фраза из «Отречения Петра» «Страстей по Иоанну» Баха, то потому, что Венсан живописец, а не музыкант, как Гия Агладзе. И его «отречение» – юношеский набросок фрески святого Георгия, поражающего дракона.
Однако это все иронические обманки режиссера. «В понедельник утром» так же мало похож на его давнишнюю картину «Жил певчий дрозд», как «чугунное» начало нового французского фильма Отара Иоселиани – на советские производственные фильмы эпохи застоя. И самая густая вуаль иронии не может полностью скрыть принципиальное отличие новой картины грузинского мастера от прежних.
Виноделы и музыканты, воры и аристократы, горожане и крестьяне, аборигены Африки и монахи маленького монастыря в Тоскане были у него праздничными людьми, как ни подчеркивал их будничность автор. Разменивающий, как считали советские критики, свою жизнь и талант по мелочам, Гия Агладзе был на самом деле «певчим дроздом», человеком, чье присутствие помогает окружающим достичь гармонии, как легкое прикосновение часового мастера заставляет ожить замерший механизм часов в последних кадрах картины. Даже в жесткой сатире фильма «Разбойники. Часть VII» есть избежавшие общей участи эти вечные фавориты Отара Иоселиани.
В «Понедельнике» персонажи первого ряда все те же. Художник, вынужденный крутиться, как белка, в колесе обыденности. В смешной для постороннего, но, возможно, невыносимой для него повторяемости жестов: вышел на крыльцо, надел сабо, прошел через двор, открыл дверцу машины, вынул ноги из сабо и, выезжая со двора, на волосок избежал столкновения с трактором, на котором едет в противоположную сторону сосед.
Неимоверные усилия, в том числе и сердечные, а их герой прикладывает к тому, чтобы разорвать эту дурную последовательность будней, это вечное утро понедельника, увенчиваются, казалось бы, неожиданным успехом. Умирающий отец, старый аристократ и, похоже, неугомонный бретер, вдруг выздоравливает и, проявив чуткость, выдает сыну толстую пачку итальянских денег и адрес своего приятеля, венецианского маркиза, его блистательно и без какого-либо снисхождения играет сам Иоселиани. Тут можно разглядеть некую эволюцию в творчестве режиссера. Он появлялся во всех своих фильмах мельком: от прохожего в «Дрозде» до почти демиурга в фильме «И стал свет», где его персонаж, наблюдая жизнь африканского племени, замечает: «Это хорошо». Но по-настоящему важные его роли – старый хозяин замка в «In vino veritas» и маркиз в «Понедельнике». Первый образ аккумулирует в себе мудрое легкомыслие жизнелюба, последний же – будничную пустоту жизни эгоиста.
Итак, Венсан оказывается в этой стране грез, населенной, по общему представлению, художниками, гондольерами и таинственными существами в масках. И хотя в первые же минуты старый венецианский карманник уравнивает его с последним нищим, а маркиз оказывается таким же позером, эгоистом и бездельником, как и отец Венсана, наш герой получает больше, чем мог надеяться. Дружелюбный итальянец, случайный знакомец в поезде, открывает ему Венецию венецианцев, внутренний город, недоступный туристам. Он таит чудесную и таинственную жизнь, и она переводится для Венсана с итальянского на французский так же легко, как его французское имя превращается здесь в Винченцо. Потому что это такая же жизнь, как и жизнь его семьи в предместье большого города. Даже работа, на которую провожает в венецианский понедельник утром своего нового друга Венсан, оказывается копией его завода, где он дома, во Франции, работает сварщиком.
Эксперимент окончен. Бегство от будней в праздник закончилось, более того, провалилось. Но просто вернуться нельзя. Опыт должен быть оплачен. Чтобы иметь возможность уехать из Венеции, Венсан нанимается на пароход все тем же сварщиком, и уже следующая открытка, которую получает его сын, рвет его жена и склеивает мать, – это египетские пирамиды. Как в любой настоящей истории бегства и возвращения, герою приходится сделать по планете большой круг, чтобы вернуться.
Но праздник в этом фильме остается на попечении второстепенных персонажей.
Юношеский набросок Венсана, изображающий Святого Георгия, поражающего дракона, его сын превращает во фреску в сельском храме, для пущей достоверности используя в качестве натурщика подброшенного цыганами в их сад аллигатора: его в подзорную трубу (еще одна насмешливая отсылка к «Певчему дрозду») высмотрел молодой священник, заказавший фреску. И дети выгуливают чудовище на травке возле дома.
О чем же фильм Отара Иоселиани? Что он хотел этим сказать? Серьезный зритель задает мне этот вопрос. И поэтому я отвечаю очень серьезно: я не думаю, что он хотел сказать больше, чем сказал за полтора часа своего фильма. Мы прожили эту жизнь, полностью окунувшись в нее. Наша собственная жизнь не уменьшилась на полтора часа, а увеличилась ровно настолько, насколько мы прожили жизнь персонажей картины. С годами все больше проступает некое качество, которое было присуще всем фильмам Отара Иоселиани, но только в последних – «Охота на бабочек», «Разбойники. Часть VII», «In vino
veritas» – оно проступает как смысл и цель. Это настоящее, глубокое восхищение ценностью самой жизни, смирение перед ее рутиной, ее горечью и сладостью, и даже ее пресным вкусом.
Юношеская надменность по отношению к будням сменяется способностью, чтобы не сказать – талантом, видеть праздничную подкладку неповторимости лиц, жестов и самого времени, мгновения, из которых складываются утра понедельника. Прекрасный и вечный талисман Отара Иоселиани – старая дама, своенравная, бесстрашная и добрая (здесь она – мать Венсана) – придает и этому фильму отблеск волшебной сказки, нескучность литературного персонажа, сияние золотых пиастров фантазии, оброненных на серое сукно документальной прозы.
Ибо конечно же Отар Иоселиани остается документалистом, то есть художником, видящим поверхность вещей. В этом нет ничего дурного или неправильного. Недаром сэр Генри говорит Дориану Грею, что только весьма поверхностные люди не судят по внешности. Иоселиани намеренно и демонстративно не пытается проникнуть за внешнюю сторону вещей. Он противник насилия, каким является всякое творчество. Он не творит мир на экране, чем теперь постоянно занимаются не приспособленные к творчеству люди. Он собирает его.
Он собирает свой мир из мусора и дворцов, из людей, змей, крокодилов и драконов, длинноухих овец, заглядывающих в камеру, и прирученных крыс, из сокровищ, которые находит в собственном саду мать героя, из французов и цыган, из грузин, поющих свои древние песни, и африканцев придуманного Отаром Иоселиани племени. Все эти существа и несоизмеримые вещи, стихийные бедствия и невысказанные сомнения деликатно, но крепко соединены друг с другом во французских фильмах грузинского режиссера.
Ничего не пропадает даром и в этом новом фильме. Приступая к жизни художника в Венеции, Венсан достает подаренные ему случайно встреченным старым приятелем орудия труда – маленький альбом и кисточку для акварели, которую он, прямо по рекомендации Булата Окуджавы – «Живописцы, окуните ваши кисти», полощет в воде венецианского канала.
И вся эта живая конструкция движется и играет, корреспондируя с чувствами зрителя так, что жизнь становится драгоценной, яркой, а потому терпимой. Так, играючи, исподволь расширяется даже самая яркая и широкая собственная жизнь зрителя фильма Отара Иоселиани «В понедельник утром».

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"