КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
ВЫСОКАЯ ПЕЧАТЬ 

Зубчатым путем за запасами слов

Вышел сборник “Картины из русского быта” В.И.Даля

Владимир Иванович Даль, как мало кто, знал и самую «простонародную» жизнь. «Он ровно в деревне взрос, на полатях вскормлен, на печи вспоен», – дивились крестьяне

Выпущенная издательством «Новый ключ» книга В.И.Даля (Казак Луганский) «Картины из русского быта», куда вошли также его автобиографические записки и воспоминания современников о нем, словно призывает нас не ограничиться недавними юбилейными «поминками» создателя прославленного «Толкового словаря», а еще вдумчивее оценить многостороннюю деятельность этого «человека, что называется, на все руки», как охарактеризовал своего давнего приятеля знаменитый хирург Н.И.Пирогов.
С любовной улыбкой применяя к Владимиру Ивановичу одно из тех живописных словечек, которые тот смолоду коллекционировал, Пирогов писал, что Даль сперва «переседлал из моряков в лекаря», а потом еще «из лекарей в литераторы, потом в администраторы и кончил жизнь ученым...».
В стихотворном вступлении к первой своей опубликованной повести Даль высказал пожелание, чтобы его поэтический «челн» судьба «не подзатерла невским льдом». Между тем ему пришлось годами испытывать леденящее дыхание Петербурга с его чиновной пирамидой, где в обычае сочетать, как сказано в одной из далевских «картин», «лисий хвост с волчьим зубом» и «нельзя шагнуть вперед, не осадив соседа локтем... нельзя подняться, не взгромоздившись друг на друга».
Бывало, что даже весьма благоволивший к своему трудолюбивому подчиненному министр Перовский предъявлял Далю ультиматум: «Писать – так не служить, служить – так не писать», а в зловещем для отечественной словесности 1848 году, когда Салтыкова, например, за «крамольную» повесть сослали в Вятку, Владимир Иванович сам почел необходимым уничтожить записки, которые вел около пятнадцати лет (потеря невосполнимая!).
Знавал его «челн» и цензурные пороги, и булгаринские доносы, когда обнаруживали «зловредность» даже в иных его сказочных сюжетах, где сам черт не в силах был снести тяготы военной и морской службы.
Даль отнюдь не отличался радикализмом убеждений, однако его, по выражению составителя нынешнего сборника и автора предисловия Бориса Романова, «незлобивый, но никому не дающий спуска взгляд» весьма нередко упрямо останавливался на таких явлениях, которые с полнейшей ясностью характеризовали существовавшее положение вещей, будь то налаженные капканы судейских крючкотворцев или нравы «благородного» дворянского сословия и новоявленных толстосумов, этих «бар из-за стойки», как презрительно величал их Даль, словно на дрожжах поднявшихся на винных откупах.
При всей своей внешней сдержанности ирония писателя убийственна. Вот один из мимолетных портретов его «кисти»: «Небольшого чина военный человек, свойственно и прилично званию своему был горяченек, срывчив, что говорится, скор на руку». А герой рассказа «Жених» столь густо уснащает речь «приправой доморощенной соли» (сиречь – матерной руганью), что при одном появлении его на почтовой станции «от вступительных его приветствий толпа ямщиков бросилась вон» (а уж им-то, кажется, не привыкать было к подобным словесным перлам!).
Даль оценивал собственную прозу с величайшей скромностью, видя в ней лишь своего рода демонстрацию непочатых богатств живого великорусского языка – «образчик запасов, о которых мы мало или вовсе не заботимся». Впрочем, он и о труде всей своей жизни отзывался, что «это не словарь, а запасы для словаря... это труд не зодчего, даже не каменщика, а работа подносчика его...».
А вот, по свидетельству П.И.Мельникова-Печерского, как относился к первым же далевским сказкам Пушкин, сетовавший: «Вот мы пишем, зовемся тоже писателями, а половины русских слов не знаем».
Веселое ликование великого поэта по поводу почерпнутого сказочником из океана русской речи словца «выползина» (шкурка) – его, кстати, и читатель нынешней книги встретит в первом же рассказе – имело драматическое и вместе с тем удивительно пушкинское по своему характеру продолжение. Поэт явился к Далю в новом сюртуке со словами: «Какова выползина?!», а всего несколько дней спустя, умирая на руках писателя-лекаря и завещая ему свой перстень-талисман, угасающим голосом и все же с тенью последней улыбки прибавил: «Выползину (пробитую пулей Дантеса. – А.Т.) тоже возьми себе...»
Один из далевских персонажей говорит о том, сколько изъездил «зубчатым путем». Писатель мог бы отнести это красочное выражение и к себе самому, изрядно поколесившему по российским губерниям и по недавно присоединенным среднеазиатским краям.
«В небольшом городе, где я проездом остановился...» – неслучайное и крайне типичное начало рассказа «Полукаменный дом». А в «Прадедовских ветлах» картины проводов в солдаты предваряются скромной, но красноречивой ссылкой на тех, «кому случалось видеть на деле, как рекрутство отправляется у нас в разных полосах государства».
Автор предисловия к сборнику, вспоминая призыв Гоголя «проездиться по России», справедливо заключает, что «Даль по ней проездился, как мало кто из русских писателей».
Как мало кто, знал Владимир Иванович и самую «простонародную» жизнь. «Он ровно в деревне взрос, на полатях вскормлен, на печи вспоен», – дивились крестьяне.
Почитая, по собственным словам, народ за ядро и корень жизни, близкий по своим воззрениям к славянофилам, писатель в то же время избежал крайностей этого умонастроения. Отнюдь не жалуя западников, Даль, однако, едва ли не с большим ядом аттестовал тех, кто, говоря о народе, подобно одной героине, «сочинял масляные глазки» и вещал: «Мы, вишь, лучше всех и всех краше, а прочий, иной, заморский люд нам и в накопыльники (незначительная деталь саней или дровней. – А.Т.) не годится».
Даль окорачивал подобных псалмопевцев в присущем ему образном и затейливом стиле: «Раненько еще, утренники прихватывают; не порывайтесь на печеный хлеб да на муку. Хлеб то и есть, да он еще на корню стоит и не цветет; тут до мукомольной мельницы вашей еще много воды утечет».
Двухсотлетний юбилей писателя ушел в прошлое. Но сам Даль, его уроки и заветы, его великое четырехтомное детище – «Толковый словарь живаго великорусского языка», как значится на его обложке, остаются с нами.
«Передний заднему мост», – любил говаривать Владимир Иванович.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"