КНИГА ИМЁН
ИМЕНА ЭТОЙ СТРАНИЦЫ:
Иван Александрович Гончаров (1812–1891)
Альфред Крупп (1812–1887)
Остров Гончарова
Исполнилось 150 лет с тех пор, как
будущий автор «Обломова» отправился в
кругосветное путешествие на фрегате «Паллада»
Октябрьским утром 1852 года на борт
фрегата «Паллада», стоявшего у кронштадтского
причала, поднялся полноватый господин лет сорока
с лицом бледным и несколько помятым от бессонной
ночи. Он был похож на столоначальника или
сановника, но никак не на человека, который
собрался в кругосветное путешествие.
Морские офицеры были довольны – штатская
персона разнообразит флотский быт; объект для
подтрунивания и анекдотов бывает очень кстати в
дальнем походе. Досадно лишь то, что непривычный
к качке господин, очевидно, покинет корабль в
первом же порту.
– Кто он?
– Секретарь адмирала, писатель...
Гончаров распоряжался погрузкой своих
чемоданов, которых было на диво много, и думал о
себе куда хуже, чем окружающие. «...Еще не поздно
отказаться... Я с одышкой поднимаюсь на второй
этаж и не ходил в море далее Петергофа... Я стану
первой жертвой морской болезни. И поделом – сам
напросился, приключений захотелось! Будут тебе
приключения, только рукописи твои так и
останутся неоконченными...»
 Тут
Гончаров увидел худенького мальчика-юнгу лет
пятнадцати, и страх вдруг прошел. С юнгой Мишей
Лазаревым он крепко сдружится в почти двухлетнем
плавании, будет давать ему уроки русского языка.
Первый этап экспедиции подтвердил худшие
опасения Ивана Гончарова. Три страшных шторма,
холерная эпидемия, десять суток блуждания по
морю в тумане... Но странное дело – Гончаров не
чувствовал отчаяния и, главное, никакая качка его
не брала. Поначалу Гончарова огорчало только, что
все вещи, которые он так аккуратно разложил по
полочкам, беспорядочно летают по каюте.
Оказалось, что морской болезни на корабле
неподвластны лишь двое – писатель Гончаров и
священник отец Аввакум.
В Англии сильно потрепанному фрегату
потребовался капитальный ремонт, затянувшийся
на два месяца. (Впрочем, разве это срок! Сейчас
наши корабли, даже военные, могут годами стоять у
пирсов судоремонтных заводов. В ХIХ веке такое
было немыслимо.)
За эти два месяца была возможность покинуть
корабль, соблюдая приличия, – сослаться на дела в
Петербурге или нездоровье. Но к чести русского
литератора, Иван Александрович Гончаров отверг
все искушения и остался с командой «Паллады».
Вместе с ней он пережил немало минут, ужасных и
для опытных моряков. О некоторых Гончаров
напишет лишь двадцать лет спустя в очерке, так им
и названном – «Через двадцать лет». Вспомнит он и
о том, что помогло ему одолеть свои сомнения и
страхи.
«...Русский священник в Лондоне посетил нас перед
отходом из Портсмута и после обедни сказал речь...
Он исчислил опасности, какие мы можем встретить
на море – и, напугав сначала порядком, заключил
тем, что и жизнь на берегу кишит страхами, –
следовательно, мы меняем только одни беды и
страхи на другие... И это правда... Сколько вообще
расходуется бедного человечества по мелочам, в
одиночку, не всегда в глуши каких-нибудь пустынь
и лесов, а в многолюдных городах! «А все-таки
страшновато как-то на море...» – скажут на это... Но
человеку врожденна и мужественность, надо будить
ее в себе и вызывать на помощь, чтобы побеждать
робкие движения души и закалять нервы
привычкою...»
Да, русская литература – это не только скрип пера
в тиши кабинета, при свече. Это Пушкин в
арзрумском походе. Лермонтов под пулями горцев.
Лев Толстой на бастионах Севастополя.
Достоевский – на каторге среди уголовников.
Чехов – в долгом пути на Сахалин. Короленко – в
Полтаве, охваченной гражданской войной, спасает
людей из лап чрезвычаек и контрразведок, а когда
ему самому грозят смертью, говорит открыто:
«Смерть? Ну так что же! Жизнь писателя должна быть
также литературным произведением».
Гончаров на застигнутом бурей фрегате стоит по
колено в воде, прижимая к груди журнал
экспедиции, или невозмутимо читает «Историю
кораблекрушений»...
Когда плавание проходит в спокойных широтах, он
благодарит судьбу и, глядя на великолепие
закатов и восходов в океане, чувствует себя
бессильным описать всю эту красоту. Гончаров
представляет на своем месте Пушкина – как он был
бы счастлив совершить такое плавание! – и ему
кажется, что все его записи ничтожны. «Я все
воображаю на своем месте более тонкое и умное
перо... – и страшно делается. Зачем я поехал?
Другой на моем месте сделал бы это гораздо лучше,
а я люблю только рисовать и шутить...» (из письма
семье Майковых, 17 марта 1853 года).
Гончаров не претендует на создание чего-то
выдающегося, он просто пишет письма знакомым в
Петербург и исполняет свои рутинные обязанности
секретаря – готовит рапорты, ведет
корреспонденцию, стенографирует переговоры с
японцами...
И вот из непритязательных писем и путевых
заметок сложилась великая книга, любимое чтение
многих поколений русских людей. Только при жизни
писателя «Фрегат “Паллада”» переиздавали шесть
раз.
У Гончарова никогда не было оглушительной славы,
но его всегда читали, причем с особенным упоением
– в самые тяжелые для России времена. Юрий
Лотман, в будущем выдающийся русский филолог,
писал сестре с фронта в январе 1944-го: «У Гончарова
какая-то особенная честность в изложении...»
В бурные времена неспешные книги – длинные
романы и путевые записки – возвращают читателю
то, чего ему так не хватает в повседневности:
раздумчивость, миролюбие, домашний покой.
«Медленные» книги русских классиков своим
океанским дыханием врачуют нас, рассеивая чад
суеты и нервности...
«...Осторожно и медленно, как будто высматривая
тайного врага в засаде, подходили мы в темноте к
сингапурскому рейду... Наконец отдали якорь – и
напряженное внимание, заботливое выпытывание
местности и суетливая деятельность людей на
фрегате тотчас же сменилась беззаботностью... Под
покровом черной, но прекрасной, успокоительной
ночи, как под шатром, хорошо было и спать мертвым
сном уставшему матросу, и разговаривать за
чайным столом офицерам... Нет движения в воздухе,
нет ни малейшей зыби на воде. Но сколько жизни
покоится в этой мягкой нежной теплоте, перед
которой вы доверчиво, без опасения, открываете
грудь... Сколько прелести таится в этом
неимоверно ярком блеске звезд и в этом море...»
Русские люди много странствуют сейчас по свету. В
тот же Сингапур некоторые ездят запросто, как на
дачу. Одни по делам службы и торговли, другие –
ради забавы и отдыха, третьи – в поисках тех мест,
где можно почувствовать себя «последним героем».
В редкой стране не встретишь теперь русского. В
редком море не увидишь русской яхты. Но
поразительно, что весь этот страннический бум
никак не отразился на нашей словесности. Где
увлекательные путевые записки? Где дневники
путешествий и рассказы бывалых людей о дальних
странах? Где наш «Фрегат “Паллада”»?..
Вот вышли недавно из печати заметки нашего
знаменитого путешественника-одиночки. Честь и
хвала ему, но как скучно, тягостно его скупое
повествование, наполовину состоящее из цитат.
...Путешествие фрегата «Паллада» было омрачено
начавшейся Крымской войной. Переговоры с Японией
о заключении торгового соглашения и пограничном
разграничении на Сахалине были сорваны. Во
избежание военного столкновения с английскими
или французскими кораблями решено было спешно
идти к русским берегам. Команда сообща решила: «В
случае одоления превосходными неприятельскими
силами необходимо поджечь пороховую камеру и
взорваться...»
Но как ни торопились на родину моряки, они не
забывали о научных и разведывательных целях
экспедиции. Проверяли старые карты, составляли
новые. Проходя мимо берегов Кореи, экипаж
«Паллады» открыл три новые бухты. Заносимые на
карту новые бухты, мысы и острова «крестили» в
честь участников похода. Один из маленьких
островов близ Кореи получил имя Гончарова.
Для «Паллады» это было последнее плавание.
Старый фрегат, изношенный в кругосветном
плавании, не удалось ввести в мелководное устье
Амура. Он был оставлен в Императорской бухте
Татарского пролива. С него сняли пушки, порох и
весь такелаж, а ветхий остов
позднее сожгли под угрозой захвата его
англичанами. Гончаров не застал этого печального
эпилога, адмирал отправил своего секретаря в
Петербург с донесением. В долгий путь за десять
тысяч верст Иван Александрович отправился
налегке, все книги своей походной библиотеки он
подарил одному из новых русских поселений в
Татарском проливе. (А много лет спустя Гончаров
подарит всю свою библиотеку родному Симбирску.)
Экипаж «Паллады» пересел на фрегат «Диана» и
попробовал еще раз вернуться в Японию, но
страшное землетрясение, заставшее наших моряков
в бухте Симодо, погубило и этот корабль. Все
моряки, кроме одного, спаслись и решили не ждать
помощи с родины, а самим построить новое судно. И
построили – за четыре месяца!
К тому времени, когда 485 моряков «Паллады»
вернулись домой, первый путевой очерк Гончарова
появился в «Морском сборнике».
«...На фрегате нас пятьсот человек: это уголок
России... Прощайте: мы уже снялись с якоря...»
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|