ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ МЕРИДИАН

Собственное мировоззрение – роскошь, доступная немногим

Философия во французской школе

Мировоззренческий кризис, наступивший в русской школе сразу же после распада СССР, в известной степени преодолен. Однако некоторый идейный вакуум остается. Чиновники от образования – дурные философы и богословы. И их попытки заполнить пустоту от растаявшего марксизма идеологией прав человека, правового государства, официальным патриотизмом и так называемыми основами духовной жизни чаще всего вызывают сожаление. Увы, сталкиваясь с зарубежным опытом, мы порой вовсе не стремимся его творчески переосмыслить, а перенимаем то, что нравится, без оглядки. В тех случаях, когда речь идет о мировоззренческих, ценностнообразующих дисциплинах, это особенно вредно. Поэтому, рассматривая опыт преподавания философии во французских лицеях и гимназиях, мы ни в коем случае не стремимся навязать его как альтернативу современным российским разработкам. У нас другая история и иные проблемы идентификации. Однако во многом французские дискуссии могут быть для нас полезны. Ибо, как кажется, самое важное – привить нашим юным соотечественникам вкус к самостоятельному размышлению и дать им представление не о каких-либо застывших мыслеформах, но обо всем многообразии культурного и интеллектуального опыта.

Во французской школе господствует традиция, рассматривающая преподавание философии как самостоятельное философствование. Еще в 1925 году министерство просвещения республики издало инструкцию, которая гласила:
«Преподавание философии в выпускном классе учреждения системы среднего образования не ставит перед собой задачу передачи знаний, цель его – формирование определенной способности к самостоятельному размышлению... Преподаватель философии есть философ, являющийся автором своего собственного курса, а его ученик – философ-подмастерье».
В рамках подобного подхода различие между преподаванием философии и собственно философствованием снимается. Школьный учитель и его ученики призваны не изучать философию, а создавать ее подобно Паскалю или Ницше. Этот подход великолепен для сильного, гуманитарно подготовленного ученика и имеет самое прочное интеллектуальное основание. Пусть не каждому дано оставить свой след в развитии философской мысли, но каждый должен уметь думать самостоятельно. Человек нуждается не в понимании Гегеля или Декарта, но вне зависимости от своей будущей профессии он нуждается в способности к самостоятельному рассуждению и оценке. «Философия, следовательно, представляет собой совместную работу или, иными словами, совместный акт преподавателя и его учеников. Это означает, что идея философии есть не модель, а сила или инструмент, которые каждый преподаватель приводит в действие».
Однако такой подход, несмотря на его продуманное гуманистическое обоснование, достаточно уязвим. В его рамках философствование лишено иерархии, стирается разница между высокой культурой и повседневным бытованием, навык размышления рискует раствориться в готовности к словоблудию. Особенно это становится заметно в эпоху массовой школы, когда даже в такой демократической стране, как Франция, вынуждены констатировать, что собственное мировоззрение – это роскошь, доступная немногим.
Напрашивается, казалось бы, самое стандартное решение этой проблемы: добиться аскетизма амбиций и перейти от философствования к преподаванию философии как сложившейся в культуре дисциплины. Наиболее последовательно это реформаторское для французской школы предложение сформулировал Пьер-Анри Тавуайо, предложивший положить в основу курса несколько отправных точек истории идей типа «рождение философии», «от закрытого мира – к бескрайнему универсуму» и так далее, а затем перейти к изучению двух десятков базовых философских принципов, их интерпретаций и фундаментальных философских работ. Но тут возникает неизбежный для любой массовой школы вопрос: каким образом ученики и преподаватели, не способные и не имеющие вкуса к самостоятельному размышлению, смогут легко ориентироваться в пространстве высокой философии, философии как научной дисциплины? Никола Распай в этой связи пишет: «Критический характер современного развития заставляет нас с еще большим упорством стремиться разглядеть смысл в мельтешении фактов. И ради сохранения способности людей мыслить не только технологически мы обязаны заразить этим упорством следующее за нами поколение. Однако в условиях массовой школы это фактически невозможно, потому что, несмотря на все наши демократические иллюзии, мы хорошо понимаем, что большинство населения не формулирует, а лишь потребляет общепринятые ценности».