ТАЙНИКИ ПРОФЕССИИ 
 

Начало октября – подходящее время для разговоров о смысле учительского труда. Не только потому, что все поздравляют нас с профессиональным праздником – Днем учителя, но и потому, что прошедший сентябрь уже принес нам свои первые уроки, есть над чем подумать. То ли мы делаем, так ли, для того ли, о чем мечтаем?

Три роли на одной сцене

О смыслах и образах учительства

Наконец все уроки на сегодня кончились. Дети умчались по своим неотложным делам, мы собрали пачки тетрадей и встречаемся, как всегда, в учительской. Замечательное место! Первый месяц нового учебного года уже столько всего принес, и мы говорим, говорим, сидя за чаем, – у кого-то из нас семиклассники сбежали с уроков, а у кого-то второклассники поражены “болезнью”: пишут и пишут без конца письменными буквами на любом клочке бумаги – так рады, что научились наконец. Но бывает, что наши разговоры совсем о другом – не о планах будущих прекрасных уроков, не о сегодняшних достижениях и проблемах, а о нас самих, о смысле того, что мы делаем. Учитель, ты кто? Мы словно бы смотримся в зеркало, думаем о разных учительских ролях и позициях, о том, как они влияют на нас самих и наших учеников. Если не задавать себе этого вопроса хотя бы иногда, постепенно перестаешь понимать, зачем ты вообще приходишь в школу, к детям. Однажды в учительской московской гимназии № 1514 (бывшая пятьдесят вторая школа, о чем с гордостью упоминает табличка над входом) такой разговор состоялся. С участниками этого диалога вы, вполне вероятно, знакомы по нашим публикациям. Михаил Левит – кандидат педагогических наук, заместитель главного редактора журнала “Завуч”, заместитель директора гимназии по методической работе. Сфера интересов – проектирование образовательных систем, исследовательская деятельность педагогов и консультирование в этой области. Алла Шейнина и Владислав Редюхин – бывшие сотрудники общественной организации «Современная школа», сплотившей в начале 90-х годов российско-французскую группу последователей Френе для распространения еe идей в России.

Михаил Левит. Учителя часто говорят мне: “Слушайте, я хотел бы работать с детьми в режиме сотрудничества, но чувствую, что все время ими управляю. Что делать?” Получается, что учитель приходит не за консультацией, а за инструкцией. И мне необходимо удерживать две позиции – инструктора, знающего ответ, и консультанта, помогающего искать собственное решение. Консультант-методист занимается, что называется, постановкой руки. Причем не руки сапожника, который может обработать данный ему материал определенным способом и достигнуть блестящего результата, а руки художника. Учитель – это художник! В советской школе учитель выполнял функции инженера, знающего, как запустить “механизм”, чтобы он работал, какие методы и приемы приложимы к детям для достижения высоких результатов успеваемости. А в новой школе, туманные очертания которой пока лишь вырисовываются, кто он? Это вопрос вопросов.
Владислав Редюхин. Но какое же сотрудничество возможно, если я как педагог вкладываю ребенку в голову нечто, которое ново лишь для него, а для меня все это давно известно? Позиции заведомо неравные. Но вы говорите: учитель – художник. Значит, он творит нечто из ничего на глазах у детей и вместе с ними. Как, в какой момент, на каких основаниях возникает этот другой подход к учению?
М.Л. Говоря об этом, мне кажется важным помнить, что в образовании всегда взаимодействуют не два субъекта – учитель и ученик, а три: учитель, ученик и текст культуры, приспособленный для нужд образования. И, на мой взгляд, в зависимости от того, как выстраиваются эти тройственные отношения, изменяется картина образования. Либо мы воспринимаем всякий текст культуры как набор определенных табу, подлежащих к исполнению, и этому учим детей, либо текст становится полем смыслов, пространством для собственных размышлений. И тут возникает у учителя классический вопрос: “Тварь я дрожащая или право имею?” Право на собственные вопросы не только для себя, но и для учеников.
В.Р. Тогда вырисовывается третья возможная позиция учителя – не инженер, не художник, а рефлексирующий субъект, постоянно оглядывающийся на то, что он делает, соотносящий себя, свою жизнь с ценностями культуры и обучающий этому учеников.
Алла Шейнина. Но ведь бывает и так, что учитель совмещает в себе несколько позиций. Он авторитарен, но так страстно влюблен в науку, которую преподает детям, что эта его авторитарность нисколько не мешает, а, наоборот, помогает процессу, ученики словно заражаются его энергией и силой.
М.Л. По-моему, вполне отчетливо вырисовываются несколько типов педагогической практики: педагогика авторитета, педагогика манипуляций и педагогика поддержки. Все существующие образовательные явления так или иначе вписываются в эту схему. Суть их блестяще выражена в трех метафорах, когда-то предложенных вами: флейтист, пасечник и пастух.

Флейтист, пасечник и пастух
(Из эссе, написанного В.Редюхиным и А.Шейниной):

В сказках заключена сконцентрированная народная мудрость, но насколько возможно из них понять нечто про школу, учителя, детей и организацию диалога между ними? Вот свинопас братьев Гримм имеет ли какое-то отношение к образованию? Разум педагога отказывается даже вообразить такое нелестное и нелепое сопоставление. “Дети не поросята, я не загонщик...”
Ну а если помягче, скажем, не свинопас, а пастух? Гонит перед собой стадо овечек на сочное пастбище, желает им только добра, от волков защищает. Но жестко и целенаправленно гонит. Им же самим там лучше будет...
Другой сказочный гриммовский персонаж – флейтист, пленяющий своей игрой и ведущий следом за собой и крыс, и детей. Финалы такого “образовательного” сценария могут быть различны, но факт остается фактом – ведомые подопечные сами, добровольно идут в одном направлении, спеша на зов музыки. При этом, хотя все слышат одну мелодию, мотивы и цели могут быть у каждого свои и разные, тем не менее соподчиненные общей идее, концепции, глобальной цели, озвученной харизматическим лидером, который и заказывает нужную музыку.
Менее известен сказочный пасечник. Тот строит ульи, помещает в обустроенное пространство рой пчел и создает все условия для того, чтобы пчелы трудились, собирали пыльцу и нектар, строили соты и размножались, а попутно производили мед и воск для самих себя и для пасечника. Причем целей пчелам никто не ставит, ни к чему их не принуждает, никуда не зовет и не гонит. Но если не будет заботливого пасечника – улетит рой в лес, осядет в дупло дуба. Сунется бортник за медом – дикие пчелы до смерти искусать могут, на то они и дикие, некультурные: себе – “да”, людям – “нет”. А заботливого пасечника пчелы не трогают.
На таких сказочках можно проверить свое педагогическое кредо.
Для учителя-пастуха традиционной школы ребенок – это пустой сосуд, который нужно наполнить: окунуть в пространство предметов и дисциплин и там “окультурить”. Для учителя-флейтиста развивающего обучения ребенок – факел (в общем, тот же сосуд, только с горючей жидкостью), который нужно зажечь. Да так, чтобы загорелся в глазах ребенка фанатичный блеск прометеевского огня развития и теоретического мышления. Правда, кресало для высекания искр принадлежит учителю, а спички от детей нужно при этом прятать.
Педагог-пасечник на первый взгляд внешне самый привлекательный – с точки зрения естественности и свободы. Никого не обучает, никого не воспитывает, никого не развивает. Хоть и не говорит на языке пчел, но их нужды понимает – если надо, участвует с ними в совместном решении проблем: соты вынимает, дымом от паразитов обрабатывает, роиться дает, сахаром подкармливает. Для него, как и для учителя – приверженца педагогики Френе, важно не наполнить ребенка фактами и обучить навыкам, а дать ему возможность действовать, самореализоваться, выплеснуть собственное содержание, а уже потом наполнять культурой. Но если приглядеться внимательно, то и в хаосе становящейся пасеки кроме роя пчел присутствуют и пастушеская, и флейтистская составляющие – все-таки есть твердый каркас улья, разделение труда и харизматический лидер – пчелиная матка.
Одна сказочная модель другой стоит.
Ценность “пастушеского” подхода возникает при приоритете взгляда из прошлого в настоящее и будущее, при котором ясно, что все накопленное человечеством и воспроизводящееся в культуре является единственной ценностью, противостоящей разрушению и хаосу. Отсюда – “нужно жить, как завещали отцы и деды”. И результатом обучения в такой модели считается человек-специалист, точно выполняющий заданные социальные функции. Второй подход утверждает приоритет трагедии социального развития в настоящем. Осознанные вечные человеческие ценности сегодня сметаются взрывами бомб и гусеницами танков. Нужно активное деятельностное вмешательство в окружающий мир, непоколебимая уверенность в правоте своей идеи, которая противостоит злу.
Третий – взгляд из будущего. Оттуда нынешний мир представляется вероятностным, так как никто в нем не может “здесь и теперь” предугадать и просчитать все возможные отдаленные последствия. Толерантность и невмешательство, доверие к гармонически устроенному миру, следование естественному ходу вещей, ценность свободы других как своей собственной – признаки человека свободного. Наверное, так смотрят на мир дети.

М.Л. Педагогика манипуляций – лукавая педагогика, да и авторитарность – это плохо, а вот авторитет, авторитетность – совсем другое дело. При этом авторитетный учитель с равным успехом может быть диктатором и демократом. Мне, как учителю, все-таки нужно, чтобы ребенок включился в культурный контекст и знал, например, что Отечественная война была в 1812 году, а не когда-нибудь еще, знал, какие люди имели к ней отношение. Если для меня важна прежде всего технологичность образовательного процесса, чтобы все было строго и четко выверено, понято и запомнено, то моя задача состоит в том, чтобы разработать наиболее совершенную технологию для того, чтобы ребенок все, что нужно, запомнил. Я должен напрячься, зажечься, достать необходимую интересную информацию, сделать так, чтобы он открыл глаза, уши и глотал, глотал то, что я ему даю. А если я смотрю на педагогику по-другому, моя задача гораздо сложнее. Культурный текст не существует в готовом виде, это хаос возможностей, из которых каждый достает свое. Из одних и тех же русских народных сказок Пушкин достал одно, а Ершов – другое. Значит, и я, учитель, могу каждый раз заново структурировать текст культуры. Могу подать Наполеона таким, а могу – диаметрально противоположным, все зависит от угла зрения и целей, которые я себе ставлю. И могу научить детей, чтобы они критически относились к тексту культуры. Тогда мои ученики будут уже не исполнителями, а композиторами, выражаясь музыкальным языком, которые создают то, что хотят, опираясь на человеческую культуру. Единственное, чего я не могу, – сделать так, чтобы ученик захотел этого всего. А вот педагоги-френетисты говорят: это хотение есть в ребенке все время. Но я в этом не уверен.
В.Р. Но ведь эта ваша заявленная позиция “сшивальщика” имеющихся суждений и представлений, координатора действий совершенно непривычна для школы!
М.Л. В этой роли учитель больше всего напоминает одного из богов языческой мифологии. У греков, римлян, скандинавов был бог, который с одинаковой легкостью вращался в верхних и нижних мирах, перелетая туда-сюда по необходимости, находясь одновременно в добре и зле и обладая настоящим тайным знанием. Это личность своя во всех мирах и одновременно отстраненная от каждого из них.
А.Ш. Любопытно, что дети, по нашим наблюдениям, прямо-таки нуждаются в том, чтобы учитель в разное время, в разных обстоятельствах занимал разные позиции. Но всегда мой первый шаг как учителя – дать детям возможность выплеснуть все, что у них уже накопилось по той теме, которой мы собираемся заниматься. Ведь ребенок не чистый лист, он живет в интенсивном информационном потоке. И когда ребенок слышит другого ребенка, он хочет заниматься более серьезно дальше. Только тогда ученики могут стать соавторами того, что мы делаем, когда выплескивают все, что знают, и, обнаружив вакуум, обращаются ко взрослому. Но, с другой стороны, в моей практике оказалось, что, если все время заниматься с детьми только творчеством, они начинают тосковать по привычной рутинной работе над упражнениями, начинают требовать, чтобы все было “как у всех”. А это означает, что учитель должен уметь менять свои позиции, чтобы образовательный процесс был живой, динамичный, настоящий.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"