ШКОЛА ДЛЯ УЧИТЕЛЯ
АНТОЛОГИЯ ПЕДАГОГИЧЕСКИХ МЫСЛЕЙ

Ситуация песочницы

Возрастные границы не менее важны, чем государственные. Их переход тоже грозит войной...

«У меня, Господи, не было недостатка ни в памяти, ни в способностях, которыми Ты пожелал в достаточной мере наделить меня, но я любил играть, и за это меня наказывали те, кто сами занимались, разумеется, тем же самым. Забавы взрослых называются делом, у детей они тоже дело, но взрослые за них наказывают, и никто не жалеет ни детей, ни взрослых. Одобрит ли справедливый судья побои, которые я терпел за то, играл в мяч и за этой игрой забывал учить буквы, которыми я, взрослый, играл в игру более безобразную? Наставник, бивший меня, занимался не тем же, чем я? Если его в каком-нибудь вопроснике побеждал ученый собрат, разве его меньше душила желчь и зависть, чем меня, когда на состязаниях в мяч верх надо мною брал товарищ по игре?»
Блаженный Августин Аврелий. Исповедь

Блаженный Августин Аврелий – один из избранных людей, кому посчастливилось родиться дважды. Желание второго рождения, по мнению Карла Юнга, коренится в сознании каждого человека и типично для всех мировых культур, но не всякому удается принять это рождение неформально и осмысленно.
Изучая человеческую душу, Блаж. Августин подвергает вдумчивому анализу свои отношения с Богом и людьми, свою жизнь от рождения, свою душу. На этом нелегком пути рождается «Исповедь», в которой подвижник и ученый фиксирует основные противоречия своего становления. Из «Исповеди» мы узнаем о несовершенстве отношений между детьми и взрослыми, которые вопреки многовековому опыту жизни человеческих поколений так и остаются несовершенными. Противоречие между интересами людей младшего и старшего поколений, по мнению Августина, коренится не только в социальной разобщенности, но и в элементарном беспамятстве.
Тем же несовершенным образом складываются отношения поколений в нашей повседневности. Конструктивность уходит из жизни, уступив место взаимным претензиям, перерастающим в кризис.
– Ну-ка, попроси у девочки прощения, – говорит молодая мама своему четырехлетнему сынишке, который, играя в песочнице, вдруг ни с того ни с сего толкнул непоседливую соседку.
Сынишка молчит и смотрит исподлобья.
– Попроси прощения, – настаивает
мама.
Заканчивается тем, что мама вытягивает сына за руку из песка, торопливо собирает формочки и уволакивает мало что понявшее и плачущее дитя домой.
Сцена знакомая и печальная. Кто-то сокрушенно скажет: мол, критический возраст, в три года дети становятся такими упрямыми и неуправляемыми.
Действительно, к четырем годам ребенок открывает для себя целое поле возможностей. Если раньше проявление активности было связано лишь с конкретным действием, то теперь во власти ребенка может оказаться целая сложно организованная ситуация. И ничего, что малыш включает в свое предприятие только других, частенько забывая о себе, безраздельно веря в личную правоту. Правота же покоится на подражании взрослому. Хотят мама с папой или нет, но поведение ребенка определяется в этом возрасте близкими людьми. Иными словами, мир открывается для четырехлетки в лучшем его проявлении, а именно со стороны чаемой личной автономии. Поступая “как надо” или “как принято”, ребенок включается в творческий процесс строительства новых жизненных ситуаций.
Так в чем же кризис? Неужели взрослое “надо” настолько бесчеловечно, что должно находиться в противоречии с детским “хочу”?
Ситуация песочницы имеет еще одну интересную сторону. Дело в том, что не только сынишка находится в определенном возрасте, но и двадцатипятилетняя мама переполнена не менее актуальными переживаниями. Молодость – пора долгожданной близости, которую человек обретает в семье, близость же покоится на прочном основании еще теплящейся любви, не переросшей в привязанность, и на потребности в заботе о другом без страха потерять себя, свою становящуюся индивидуальность. Молодая мама, лишенная возможности профессионального роста, значительно перерабатывает в домашних условиях. Труд домохозяйки тяжел из-за однообразия и отсутствия коллег по цеху. Наличие же на кухне бабушки, охваченной заботой об упорядочении всего и вся, может только усложнить жизнь молодой мамы. Стариковское “так не делают” подливает масла в огонь возможного недовольства жизнью и желанием уличить молодого супруга в растущем дефиците заботы. Молодая мама хочет не только признания своей значимости, но и конкретных действий, связанных с этим признанием. Она готова простить мужа за невнимательность, но при одном условии: чтобы он повинился, осознал.
“Попроси прощения”, – требует мама. Но что такое прощение для четырехлетнего сынишки? Старшие подростки, вспоминавшие, сколько раз им приходилось просить прощения у взрослых, отмечали, что никогда не понимали смысла этого действия. Актуальность же прощения возникла лишь теперь, при переходе в юность. Тогда же, стоя в углу и не переживая свою вину, они решались попросить прощения лишь для того, чтобы избежать наказания. По сути же прощения не получали, поскольку не чувствовали в нем необходимости. И если для малышей этот акт лишь игра, перерастающая в баловство, то старшие подростки относятся к нему более осмысленно и серьезно. Необходимое условие для прощения – это не столько чувство вины и стыда за совершенное, сколько сокрушение или раскаяние. При этом по-настоящему простить может далеко не всякий – это дар от Бога.
Конфликт поколений становится провокацией со стороны цивилизованного образа жизни, который не учитывает необходимости взаимопроникновения поколений, а лишь размежевывает их, обозначая границы возрастов для легкости потребления. Телепузики – для малышей, пепси – для нового поколения, сериалы – для пенсионеров. Так расставляет акценты цивилизация, провоцируя или борьбу за экран телевизора, или разбредание по разным комнатам. Нынче существует дефицит мест, где люди разных поколений могли бы найти общий язык и взаимопонимание.
Когда молодая мама приведет домой плачущего сына, бабушка всплеснет руками и прочтет нотацию о том, что ребенку вредны стрессы, что в одном журнале она читала... И так будет всякий раз, пока не наступит согласие. Пока старшие не признают право младшего на автономию и не научатся избегать бессмысленного морализаторства, не найдут личных ресурсов для проявления детской инициативы. Пока молодая мама не отыщет свой материнский интерес и воздержится от переноса взрослых отношений на отношения с ребенком. Пока более сильное поколение не научится сносить немощи бессильного. Американский психолог Эрик Эриксон в порыве не излишней мечтательности отмечал: “Здоровые дети не будут бояться жизни, если окружающие их старики обладают достаточной целостностью, чтобы не бояться смерти”. Эта психологическая максима не может стать руководством к действию, поскольку невозможно старика, не обретшего целостность, укоренить в мудрости и бесстрашии перед смертным часом, но возможно признать стариковское право на ворчание, увидев в бабушке или дедушке свое возможное воплощение.
Ситуация в песочнице кажется безнадежно бессмысленной и действительно критической. А все оттого, что не признаются возрастные границы. Интересы и чаяния одного возраста переносятся на другой. Но у нас же есть память, богатые личные воспоминания, которые могут обеспечить необходимое взаимопроникновение поколений. Воспоминания – это важнейший ресурс осуществления семейственности и сохранения прав всех поколений на актуальные возможности. Рассматривая семейные альбомы, мы приобретаем необходимый опыт принятия младших членов семьи с их чаяниями и открытиями. “Это я”, – говорит папа и показывает на маленького мальчика, сидящего на яблоне. Что в этот момент понимает малыш, которому ничего не остается, кроме как поверить невозможному: “Папа был маленьким мальчиком и лазал по деревьям?” Подобное признание сближает, сближают и возможные подробности, которые папа не побоится озвучить в присутствии малыша.
“Бабушка мне часто рассказывает о том, как мама была маленькой, – это очень интересно. Мама была такая же, как я”, – призналась четырнадцатилетняя девочка, у которой назревал домашний скандал. Но смелости для разрешения конфликта ей придали именно бабушкины воспоминания и открытие того, что мама была совсем такой же, как она сама.
Часто наши дети, да и мы сами просим старших рассказать нам о нас самих. С чем это связано? Старшие поколения хранят бесценные знания, связывающие семью общим опытом жизни. И чем реже старики предаются воспоминаниям, тем тоньше нити, связывающие членов семьи. Если в семье преобладает стариковское отчаяние, а у молодых – переживание одиночества и изоляция, если дети несамостоятельны и подавлены чувством вины, то настало время для воспоминаний. Кто-то должен сделать первый шаг.
Кто, как не мы сами, вспоминая свое детство, дает оценку тем или иным своим поступкам, кто, как не мы, судит о превратностях собственной судьбы, ища опоры в событиях детства? Начиная со слов “а помнишь?”, дети выпытывают у своих родителей обстоятельства и подробности тех или иных действий, которые совершили как бы не в этой жизни. И действительно, кто сегодня будет серьезно переживать за совершенное воровство в шестилетнем возрасте или за ложь в подростковом?
Рассматривая свои детские фотографии, мы не узнаем себя, мы лишь знаем, что это мы. Тот ребенок на фотографии слишком сильно отличается от нас нынешних, у него другое мировоззрение, другие ценности, другая логика, поэтому странно судить о нем и давать ему оценку, исходя из моих нынешних представлений. А если так, если мы находим слова оправдания для самих себя, то почему требуем от своих детей подчинения правилам, которые не соответствуют их возрасту?
Один семнадцатилетний подросток-наркоман с двухлетним стажем в течение часа с помощью психотерапевта пытался вспомнить хоть какое-нибудь хорошее событие из своего детства. В конце концов он рассказал о том, как в возрасте пяти лет научился кататься на велосипеде, как мама отпускала его, а папа ловил. Этим ограничились его положительные воспоминания. С уходом значительных событий и личных удач из жизни семьи уходит ощущение защищенности человека в семье, и жизнь превращается в череду неминуемых критически трудных возрастов. Как ни печально, но вряд ли в жизни этого подростка случится второе рождение, поскольку ресурсы к обновлению исчерпаны оскудением памяти.