БИОГРАФИЯ НОВОЙ ШКОЛЫ
ШКОЛА ТОЛСТОГО

Давнишний спор: можно ли транслировать педагогический опыт и как переносить педагогические системы: только во всей полноте или можно брать элементы и достраивать недостающие
блоки?
Возрождение школы Толстого в начале 90-х годов началось почти одновременно на родине в Ясной Поляне и в далеком Томске, но шло оно разными путями.
В Томске молодые учителя сначала три года изучали педагогическое наследие Толстого, а в 1993 году в полисистемной школе “Эврика-развитие” открыли класс свободной педагогики, ориентированный на школу Толстого. Шестнадцать детей и пять педагогов. Руководила экспериментом Людмила Михайловна Долгова. Все были единомышленниками, и поиск был общим захватывающим делом.
На несколько лет раньше, чем в Томске, школа Толстого стала возрождаться в Ясной Поляне. Идеологом и организатором этого возрождения стал Виталий Борисович Ремизов – заместитель директора Яснополянского музея Льва Толстого по науке, а потом руководитель лаборатории «Школа Толстого».
В Тульской области после создания лаборатории эксперимент пошел сразу в нескольких школах области: яснополянской, тульской, никольско-вяземской. Но в отличие от томского опыта привносить идеи Толстого приходилось в действующие педагогические коллективы, работающие по обычному школьному распорядку.
Правда, в таком варианте эксперимента были и плюсы: удалось увидеть, как за несколько лет преображается учитель, отношения с детьми, родители и школа в целом.

Три тома педагогических сочинений из 90-томного собрания – педагогические статьи, дневники, учебники, ну еще философский психологический трактат «О жизни», трактат «Что такое искусство?», письма – может ли быть достаточно этого для создания школы – школы совершенно особенной, необычной и для наших дней, и для прошлого века, когда она зарождалась. Маловато, если строго по-музейному подходить к педагогическому наследию Толстого: две азбуки, четыре книги для чтения, арифметика… Но томичи позволяют себе додумывать, интерпретировать, ощутив дух, разрабатывать свои курсы, которых не было у Толстого, но которые органично входят в это понятие – “школа Толстого”. И это здорово, потому что они не создают заповедник, а учат живых ребят, притом ребят сегодняшних, а в мыслях и спорах выстраивают для них уже старшую школу, которой у самого Толстого не было, но которая должна все-таки быть толстовской. («ПС», 25 ноября 1993 г.)
Томичи не стали писать новых «толстовских» учебников. Они поняли, что если есть метод, если организация и настрой школьной жизни соответствуют выбранной идеологии, то учебник лишь материал для работы. Когда принципы толстовской педагогики близки всем учителям, работающим в эксперименте, это возможно.
В тульской лаборатории созданы и продолжают создаваться интересные новые учебники. Во-первых, здесь есть ученые и методисты, которым это по силам, а во-вторых, в условиях широкого эксперимента невозможно рассчитывать на то, что каждый учитель сумеет типовой учебник повернуть так, чтобы принципы педагогики Толстого сработали. В условиях традиционного, а не специального управления школой, учебным процессом через учебник легче повлиять на то, что происходит в классе.
И в Томске, и в Туле в эти годы вели семинары для учителей, а теперь оба центра повышения квалификации приобрели статус федеральных.
Станет ли больше толстовских школ в ближайшее время? Их число растет, но важно, что массовая школа, знакомясь с этими идеями, выхватывая даже отдельные элементы, будет постепенно поворачиваться к ребенку, к его интересам, к его личности, к его праву развиваться в своей логике, а не равняться на посторонний стандарт.

Путь, который нам открывают дети

Часто детей в Ясной Поляне начинают проверять, что они знают из религиозного учения Толстого, но они этого не знают, потому что этому их не учат.
А вот к толстовской философии, по которой путь жизни – в поиске смыслов в каждом шаге, по которой вести себя нужно самому, исподволь подводят. Духовные вершины должны быть обозначены, ориентиры расставлены, но с чем ребенку легче – с атеизмом, с христианством, с исламом – решит он. Есть только одно условие: в основании должна быть философия любви. Если есть дух любви в школе, ничто не испортит ребенка. Любовь к ребенку и любовь к предмету – вот главное в учительском труде по Толстому.

Хочется жить

1989 год. Пленарное заседание Всероссийских Толстовских чтений. В заключительном слове говорю о том, что в стране несколько десятков школ, носящих имя Л.Н.Толстого, но нет ни одной Школы Толстого. Гул негодования.
Через несколько дней ректор Тульского пединститута пригласил меня, в то время возглавлявшего науку в музее-заповеднике «Ясная Поляна», и представителей кафедры педагогики к себе в кабинет и предложил подумать над проектом «толстовской» школы. В мае 1990 г. была создана научно-исследовательская лаборатория «Школа Л.Н.Толстого» при ИПК Тульской области.
Небольшая концепция в два печатных листа, три базовые общеобразовательные школы, трое единомышленников. На мою просьбу дать возможность провести «толстовский» эксперимент в чистом виде (с открытием новой школы, конкурсным набором педагогов, приемом детей после собеседования с родителями) никто не обратил внимания. Радуйся, мол, тому, что дали. Предстояло вторжение эксперимента в сложившиеся за многие десятилетия образовательные социумы, имеющие свои традиции, свою инертность.
Школы ждали программ, наработок. Идею на гвоздь не повесишь. Ситуация была бы аховой, если бы не методисты ИПК – Г.В.Ушакова, А.В.Шадская, О.В.Хлопенова. С их приходом в лабораторию начался новый этап жизни эксперимента. Рядом с учителем-практиком стал опытный, талантливый методист. Увлеклись и руководители школ – Е.Ю.Степанов, В.Е.Лагутина, В.З.Кунин. Началась каждодневная черновая работа, невидимая, трудоемкая, со своими безднами и высотами.
Сейчас, оглядываясь назад, начинаешь понимать, что все это вписывалось в эпоху демократизации общества, когда повеяло духом свободы. Занавес приоткрылся, и мы увидели иную перспективу для нашего образования. Проще было заимствовать наработанное на Западе, сложнее – оттолкнуться от отечественной педагогической идеи, которая не закрепилась даже как культурно-историческая традиция, и пойти по пути ее разработки.
Педагогические идеи Толстого долгое время рассматривались как некая забава барина, возымевшего намерения обучать крестьянских детей по ему лишь известному способу. Правда, всеми признавалось, что сделано это было оригинально, не без таланта.
Столь же сложно, неоднозначно был воспринят и эксперимент «Школа Л.Н.Толстого». С одной стороны, приветствовался сам факт осмысления на современном этапе педагогического наследия Толстого, с другой – ставилась под сомнение перспективность его разработки: толстовская педагогика ориентирована на крестьянских детей, границы ее распространения – не далее начальной школы, сами идеи не образуют стройной педагогической системы и потому не могут быть востребованы в практике школьного образования...
Отношение к Толстому-педагогу мало чем отличается от отношения к Толстому-мыслителю. Диапазон оценок просто фантастический: от Апостола любви до еретика, от язычника до христианского аскета, от догматика и фаталиста до бунтаря-анархиста. Столь же разноречивы определения в адрес эксперимента: с одной стороны, это протаскивание толстовства через педагогические штудии, с другой – свобода без берегов; с одной стороны, культивирование славянофильства, с другой – апофеоз космополитизма; с одной стороны, догматическое следование принципу «делай, что должно», с другой – либерализм с установкой на толерантность.
Желание ответить на эти недоразумения есть. Времени пока мало. Надо заканчивать работу над книгой поэзии для начальной школы, книгами по Кругу чтения «Святые таинства природы» (V класс), «Отец. Отчий дом. Отечество» (VI–VII), «Я есмь, и я люблю» (VIII). Важно заложить основы разработки дидактических материалов по предметам светской духовности – «Чаша жизни», «Познай себя», «Этика жизни». Написать учебники для детей по предмету «Природа и труд» и т.д.
К 1997 г. вокруг лаборатории объединился ряд школ Тулы и Тульского края, Воронежа, Тольятти, Новокузнецка, Орла, Находки, Брянска, Магнитогорска и других городов. 1998 год для лаборатории стал рубежным. Она приобрела статус Федеральной экспериментальной площадки.
По счастливой случайности или по воле Всевышнего появилась возможность объединить усилия сотрудников «толстовской» лаборатории (ИПК ТО), ТГПУ им. Л.Н.Толстого и Государственного музея Л.Н.Толстого. В Москве создается культурно-образовательный центр «Школа Л.Н.Толстого» в филиале Государственного музея Толстого на Пятницкой, 12.
Центр «Школа Л.Н.Толстого» – это не встреча Культуры и Образования, а их слияние, взаимопроникновение. Толстовский музей на последнем Международном фестивале в Санкт-Петербурге стал победителем номинации «Музей детям». Уникален опыт работы при музее дошкольной Академии «Муравейные братья». Созданный совместно с Литературным институтом факультет дополнительных профессий построен на основах толстовских принципов самообразования.
У центра «Школа Л.Н.Толстого» есть объединяющие философские идеи, есть ненасильственный метод обучения. Его миссия – в координации и обобщении деятельности разных коллективов, участвующих в реализации проекта, в демонстрации «живой практики» толстовской педагогики, участниками которой станут все посетители и слушатели центра.
На одной из встреч с учителями – слушателями курсов повышения квалификации, это было в Брянске, услышал такие слова: «Мы как будто родились заново. Хочется жить».

Другой язык

О школе Толстого нельзя говорить такими словами, которыми оперирует сегодня педагогика. Например, «формирование» – типичное слово теоретиков и практиков школьного воспитания. Но по Толстому, нельзя брать на себя миссию формирования кого-то и чего-то. Нет и не может быть ни стандарта, ни формы на человека, в соответствии с которыми его надо отлить.
Индивидуализацию, приоритет общечеловеческих ценностей, культуроцентризм Толстой описывал на языке образов, явлений школьной жизни. Толстой казался и современникам, и некоторым сегодняшним критикам дилетантом, потому что не употреблял принятых терминов. Но в них на самом деле есть большая опасность: студенты, да и некоторые действующие учителя терминами владеют, а образов-то за ними и нет, нет ребенка, нет связи с конкретными ситуациями.

Ангел вопияше

Азбука Льва Толстого. Урок в первом классе. Небо за окном хмурится, сквозь плотные тучи едва пробивается луч света – кусочек осеннего утреннего солнца. Вместе с детьми подхожу к окнам. Рассматриваем облака, причудливые, постоянно меняющиеся, того и гляди залетят в класс. Целый урок говорим о небе, прежде всего о волшебстве самого слова «небо». Слова море, поле, лес, вода, земля, горы, вместе с другими входя в лексические своды «Азбуки», создают пространственное ощущение мира, обозначают основные сферы нашей жизни. Позже дети прикоснутся к конкретному значению этих слов, в раннем возрасте важнее другое – открытие пространственного богатства мира, установление связи между собой (отдельным «я») и вечной природой.
Как можно раньше обратить взгляд к небу, ощутить высоту, провести через себя, маленькое и крохотное существо на земле, ось к бесконечному мирозданию. Небо врачует душу. Душа сродни небу.
Вокруг слова выстраивается мир всевозможных определений – музыкальные и изобразительные ассоциации, поэтические образы, после чего сами дети открывают для себя таинственный и величественный смысл слов «небесная красота».
«Вы – свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме».
«И свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Слова из Евангелия. Они были близки и понятны Толстому. «За это время, – читаем в его дневнике, – был старичок из Сибири, где он живет в пустыне. Я говорю: «Как же жить в пустыне, когда люди во тьме, не надо ставить свет под спуд». А он говорит: «Кто станет искать света, тот найдет. То есть дело не в том, чтобы светить, а в том, чтобы быть светлым».
Не светить и светиться, но быть светлым... Дело не в назидании, каким быть человеку, главное – быть человеком.
Только вот пишут мне из глубинки Воронежской области учителя начальных классов, работающие не первый год по программам «толстовского» эксперимента: «Находимся в состоянии полного отчаяния. Директор школы подружился с местным батюшкой, а тот в «Школе Л.Н.Толстого» видит ересь и требует извести дьявольское наваждение».
Свобода духа – это культура чувства, основанная на разуме и самостоянье человека. Разум предполагает интеллект, но он богаче и глубже, его суть – мудрость, залог веротерпимости, свободы духовного общения. Не надо навязывать ребенку наш выбор. Лучше создать условия для его свободного поиска собственного места в жизни.

Родительские слезы

Помню такой случай. Было это шесть лет назад. На четвертый день после начала учебного года ко мне приехал молодой учитель средней, достаточно большой сельской школы. Он был растерян. 1 сентября из 19 первоклассников в школу пришел один. Остальных учителя собирали по домам. Родители пьяные, кто вообще забыл о ребенке.
Договорились о сотрудничестве. Прошло три года, и школа преобразилась.
В 3 классе, где учились те самые дети, о которых 1 сентября забыли мамы и папы, шел урок по Кругу чтения. Дети знакомились с рассказом В.Гюго в переводе Льва Толстого «Бедные люди» по нашему пособию «Час души». Рассказ о бедной женщине, матери пятерых детей, решившей усыновить грудного ребенка умершей подруги и с тревогой ждущей мужа, не знающего еще об этом.
Учитель. Как описана в рассказе хижина рыбака? Анечка, пожалуйста, прочитай.
Анечка. На дворе свистит и воет ветер и, плескаясь и разбиваясь о берег, гудят волны. На дворе темно и холодно. На море буря. – Аня понижает голос, переходит на шепот, в ее интонациях много нежности: – Но в хижине тепло и уютно. Земляной пол чисто выметен, в печи не потух еще огонь. На полке блестит посуда. На кровати с опущенным белым пологом спят пятеро детей под завывание бурного моря. Муж-рыбак с утра вышел в море и не возвращался еще.
Уч. Почему в бедной хижине рыбака тепло и уютно?
– В печи не погас огонь, он символ тепла.
– Здесь душевное тепло семейного счастья.
– Там тепло потому, что там друг друга любят.
Смотрю на этих детей. Чистые, опрятные. Говорят спокойно, проникновенно. Постепенно углубляются в семантический анализ текста. Самостоятельно выстраивают цепочки сложных, глубоких переживаний героев. Плачут и радуются вместе с ними.
Родители любят школу. Учителя говорят, что их будто подменили. Приходят после работы, просят побеседовать с ними, задают много вопросов. Верится с трудом.
В разговоре с мамами и папами спрашиваю: «Неужели было то страшное 1 сентября?» – «Было». – «Что изменилось?» – «Мы изменились. Дети стали приставать к нам с вопросами – почему люди так рано умирают? Что сильнее – добро или зло? Потом просили вместе с ними почитать Азбуку Льва Толстого, объяснить, что к чему, а мы чувствовать чувствуем, а сказать не можем». Один папа говорит: «Мальчик смотрит на меня, ждет ответа, глазки молящие. Не по себе стало. Пошел к учителю за разъяснением, смотрю, там Колька, сосед, тоже за разъяснением. Стали вместе собираться. Дети сообразительней и добрее нас».
За эти годы школа окрепла. Вокруг нее, где раньше были одни пустыри, теперь цветники, огороды, яблоневый сад. Овощей хватает всей школе на зиму, кое-что остается для продажи. Предмет «Природа и труд», задуманный как слияние теории и практики, пришелся кстати.
Помню встречу с родителями в тольяттинской школе № 49. Их было человек 300. Говорил о философии жизни, о неповторимости каждого живого существа, о ребенке как самоценности. Много было вопросов, в том числе и традиционный, собственно родительский, – о судьбе ребенка после того, как он выйдет из стен толстовской школы и окажется один на один с суровой жизнью. Но более интересен был другой вопрос. Мама средних лет, поздно родившая девочку, вдруг спросила меня: “Почему я написал такую жестокую книгу, как «Азбука Льва Толстого»”. «Что значит жестокую?» – спрашиваю у мамы. «Мы с дочкой, как ни читаем ее, так все плачем и плачем».
Года два назад получил из деревни письмо от матери ученика толстовской школы. Пишет о нищете, пьянице муже, безрадостном детстве сына и спрашивает меня: «Почему в «Часе души» так много грустных рассказов. Зачем детям в их возрасте Достоевский с его «Мальчиком у Христа на елке», «Ангелочек» Андреева?»
В толстовской «Азбуке», как и в трех книгах «Часа души», нет текстов нейтральных, оставляющих детей в равнодушии. Каждый текст – это эмоциональный взрыв, высокое напряжение детской души. Дети вместе с героями грустят, тоскуют, смеются… Если вместе с детьми грустят, тоскуют, смеются и их родители, то «все к лучшему в этом лучшем из миров».

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"