БИОГРАФИЯ НОВОЙ ШКОЛЫ
ШКОЛА ВЕРОЯТНОСТНОГО ОБРАЗОВАНИЯ 

Десять лет назад в Екатеринбурге в отдельно взятом первом классе началась такая жизнь, как будто те, кто здесь работает, никогда и не слыхали про то, что такое классно-урочная система, план урока, необходимый минимум знаний. Саша Лобок, на взгляд честного обывателя и крепкого учителя, чрезвычайно странная и ненадежная личность, набрал первоклашек и стал творить с ними такое, что нормальному учителю их стало бы жалко. Правда, этих не жалели: окрестные школы с радостью отдали в экспериментальный класс тех ребятишек, с которыми совсем уж не могли справиться. Рассуждали, видимо, примерно так: “Все равно с ними уже все ясно, так что пусть ставит свои эксперименты”.
Читатели “ПС” чуть ли не первыми в стране узнали про экспериментальный класс Лобка, в котором дети сначала учились писать, да еще и писать стихи, а вовсе не читать. Они и писали – сначала страшно коряво и далеко не всегда понятно, на ватманах, развешанных вдоль стен. Потом – в тетрадях, но все еще страшно коряво, без знаков препинания и без “жи” и “ши” – пиши через “и”. Вместо урока – какие-то посиделки и чтение вслух произведений малолетних поэтов. Вместо программы – непонятное дрейфование от одной темы к другой, от автора к автору, от вопроса к вопросу.
Пытались добиться от Лобка, в чем его тайный план. Подозревали, что он гнет свою линию и примерно представляет себе, что получится. Он легкомысленно признавался в отсутствии генерального плана и утверждал, что хочет только одного: сделать детей субъектами культуры, погрузить их в культуру в качестве творцов, а не только в качестве потребителей и посмотреть, что из этого получится. “А вдруг ничего не получится?” – спрашивали коллеги, философы, педагоги, а также мы, журналисты. Саша высокомерно улыбался: как это не получится? Культура она на то и культура, что только внутри нее-то все и получается.

Когда 3 февраля 1994 года в нашей газете появился целый разворот с очерком Марии Барабаш об Александре Лобке, его ученики были в первом классе. Сейчас они – выпускники. Для них заканчивается школьное детство. Очерк Марии Барабаш предваряла заметка Симона Львовича.

“ПЯТЕРКА И 45 ПЛЮСОВ

Когда человек летит в самолете, он не может не подумать о том, что будет, если вдруг авария. Как рассказывал в редакции «Первого сентября» учитель Александр Михайлович Лобок, он тоже думал в полете из Екатеринбурга в Москву. Думал он так: «Что же я наделал? Если что, то я – ладно. Но ведь детские тетради, которые со мной, пропадут. Надо было сделать ксерокопии!»
Благополучно довез Александр Михайлович действительно редкость, раритет. Мы листали и рассматривали их всем школьным отделом и удивлялись человеку, который может поставить пятерку с сорока пятью плюсами (сам считал). И есть за что: видно, как на глазах из страницы в страницу раскрывается маленький человек. Не научился писать (хотя и это произошло), а раскрылся – ну точно как невиданный нежный цветок: любуйтесь!
Опыт Александра Михайловича, о котором на этих страницах рассказывает наша газета, уникален. Такого не было. Сумейте оценить его, постарайтесь понять страсть и талант учителя.
До сих пор думали, что маленькие дети могут открыться лучше в рисунке. Оказалось – в слове тоже. Только учитель должен вести себя по-другому. Он остается учителем, без него ничего бы не случилось, но у него принципиально иное поведение. Он не учит, он будит (не будоражит – будит) души, он дает возможность высказаться без правил, он словно помогает оформиться неясным детским стремлениям и вылиться в быстром, захлебывающемся письменном слове, он и вымогает самовыражение, как пишет М.Барабаш, как будто немые заговорили – вот чудо, совершаемое на уроке учителя Лобка.
Глазам своим не поверишь, когда читаешь строчки, написанные детьми, когда они слушали Четвертую симфонию А.Шнитке. Драматизм музыки ХХ века остро совпадает с драматизмом детской души. Один слышит гром, у другой возникает образ розы, не похожей на всех, потому что она необычного цвета. Нет, не могу не привести детские строчки, над которыми можно было бы поставить заглавие «Слушая музыку Шнитке»:

Переливается музыка в гром,
Гром умирает в ответ,
А музыка воскресает.
И зажили они счастливо.

Эксперимент екатеринбургского учителя открывает перед нами совершенно новое понимание школы и учения. Значит, так – можно? Значит, это – реальность? И мы снова наполняемся верой в детей, которая дается нам так трудно.
Идет новое поколение учителей-новаторов. Они не перечеркивают труды прежних прославленных учителей. Просто это другие, по-новому свободные люди. Хорошо.
Наконец, надо похвалить и нашего корреспондента Марию Барабаш. Недавняя выпускница факультета журналистики МГУ, она практически впервые пишет о школе. Но оцените – как просто, ясно, серьезно. Об Александре Лобке уже писал наш Андрей Русаков. Маша продолжает его работу.
Будут новые учителя, будут новые школьные журналисты, будет другая школа – будет и лучшая жизнь у детей. И заживем мы счастливо.
Один шестилетний мальчик из класса А.Лобка признался учителю: «Мне сегодня впервые в жизни приснился хороший сон», – и он записал его, свой сон:

Мне приснилось, что я лечу
На большой белой чайке
Над цветочным лугом,
Над речкой и над лесом.

Маша Барабаш тоже написала свой очерк так, словно ей впервые приснился хороший сон о школе.
Самолет долетел, тетради не пропали, очерк написан, газета выходит, труды человеческие продолжаются.

Симон СОЛОВЕЙЧИК”

И все же. Что сегодня с тем образованием, которое придумал для своих учеников Александр Лобок?

Воздух неопределенности

Систематический, привычный и приятный в своем постоянстве мир, в котором все поезда, вышедшие из пункта А, всегда попадали в пункт Б, мир, где ответы считались главнее вопросов, постепенно, не очень суетясь просочился сквозь пласты культуры и вдруг весь вышел. Неопределенность завладела всеми человеческими институтами, от семьи до политики. И надо учиться жить в мире, который перестал быть определенным. Но школа, по крайней мере наша российская школа, хватается за принцип определенности изо всех сил. Отсюда – истерика последних двадцати–пятнадцати лет, давших школе относительную свободу, по поводу “падения уровня образования детей и ухудшения качества образования”. Отсюда – родительско-репетиторская вакханалия и зверские приемные экзамены для первоклашек в так называемые хорошие школы (то есть как раз те, где принцип определенности соблюдается порой ценой здоровья подопечных). Отсюда же стремление навязать школе стандарты.
Эксперимент Александра Лобка – попытка построить новую школу, которая ценит свободу больше, чем знания, изменчивость мира – больше, чем его сомнительное постоянство.
С тех пор как появился в Екатеринбурге первый класс Лобка, много воды утекло. Самого Александра Михайловича перестали считать маргиналом и эксцентриком, а стали приглашать на разные серьезные педагогические тусовки в качестве эксперта. Он теперь ходит в костюме и галстуке, и даже прическа его приняла некое подобие благообразия. Школа за Уралом перестала быть заповедником: в Нижнем Новгороде уже восьмой год идет работа в еще одном классе вероятностного образования. Существование этого класса, практически автономное, опровергло предположение о том, что система Лобка нетранслируема, потому что-де проистекает из особенностей его личности. Хотя она, безусловно, именно из них и проистекает.
За эти десять лет, по-моему, случилось еще вот что: вероятностное образование перестало быть одной из возможных образовательных систем, а превратилось скорее в педагогическое мировоззрение. Что, возможно, гораздо важнее. Я бы даже сказала так: вероятностное образование – это нечто вроде вируса, который уж коли синтезировался где-то в недрах культурного и педагогического процесса, то избежать его невозможно практически никому. А главное, с ним уже невозможно существовать так, как будто вовсе ничего и не изменилось. Так же как после появления стихов Пушкина уже невозможно было считаться современным поэтом, если ты слагаешь оды в духе Сумарокова.
Пожалуй, самое большое потрясение по этому поводу я испытала, когда в один из своих приездов в Москву года два назад Лобок вдруг сказал, что его пригласили проводить семинар в хорошо знакомом мне Волгограде. Я была потрясена, потому что Волгоград – это вам не богатые Тюмень и Якутия, не просвещенный Нижний. Это город, где педагогические вольнодумства решительно не приживаются. А тут – такая новость, такая смелость! Или не новость, не смелость, а уже и органическая невозможность существовать в условиях школы, пичкающей детей знаниями и не дающей инструментов добывания этих знаний?

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"