В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ 
 

С чего все начиналось, когда все началось,
или какую газету задумал  Симон Соловейчик?

Такую газету!.. Даже те, кто был с “Первым сентября” с самого начала, рассказывают о ее рождении по-разному.
И пусть эти истории порой противоречат друг другу – послушайте их. Чему хотите – верьте, что хотите – проверьте, только не сомневайтесь: обмана в них нет.
Похоже, за десять лет о “Первом сентября” сложились легенды – и ничего тут уже не поделаешь. Такая газета.

Симон Львович, может быть, и не собирался делать газету, не планировал, потому что планировать собственное издание без реальных возможностей было утопично, но он был готов уже что-то активно делать.
В то время я была ответственным секретарем в «Учительской газете», и у меня была идея-фикс вернуть всех авторов, которые из газеты ушли, когда не стало матвеевской «Учительской». Мне казалось правильным предложить Соловейчику писать в газету. Договорились и послали Симону Львовичу «Учительскую», которую он не видел в последнее время. Он заинтересовался и согласился писать колонку раз в две недели.
Надо сказать, что в это время в «Учительской газете» были серьезные финансовые трудности, и в какой-то момент возникла ситуация, когда она могла просто не выйти. Бим-Бад, который тогда активно писал в газету, узнал об этом и дал пять миллионов. Просто так перечислить деньги было нельзя, и договорились, что это будет оплата вкладыша, который придумал Бим-Бад. Благодаря этим деньгам газета тогда выжила, оплатив услуги типографии. На вкладышах стали печатать куски из новых учебников. Их авторов Бим-Бад приютил тогда в своем Открытом университете.
Скоро стало понятно, что из вкладышей может родиться новая газета. Бим-Бад предложил создать не одну газету, а много: газету с приложениями по разным предметам. Тогда это казалось полным бредом. Если сейчас новые газеты и журналы создаются и исчезают запросто, то тогда это казалось фантастикой: есть в стране 15 центральных газет – и это все.
Встал вопрос: кто будет главным редактором? Бим-Бад предложил это мне. Я себя в этой роли не видела и сказала про Соловейчика. Бим-Бад выразил сомнение: захочет ли он возвращаться к педагогической прессе, интересно ли это ему. И тут я рассказала о том, что с Симоном Львовичем недели за две до этого договаривалась о колонке и он не отказал.
После этого Бим-Бад сам разговаривал с Соловейчиком, рассказал ему, что есть реальные деньги, реальные возможности. И через некоторое время мы поехали обсуждать идею газеты к Соловейчику. Это был замечательный разговор. Бим-Бад рассказывал идею нового издания с приложениями, а Симон Львович, слушавший сначала с вежливым интересом, постепенно загорался. Потом он начал фантазировать. В каждом номере будет такая полоса, на которой что-то будет говорить один учитель. Или регулярно будут печататься стенограммы педсоветов, на которых обсуждаются какие-то большие педагогические проблемы, – последнюю полосу каждого номера под педсовет! Симон Львович говорил, что здесь будет учитель, который теперь вздохнет свободно. Были слова про правду, про демократию. Симон Львович хотел, чтобы была страничка о философии, то, что в учительской называлось «Трудным чтением».
Это было импульсивно и прекрасно. При этом рядом был человек, который говорил, что все это будет непременно, потому что есть много денег. Я, самая молодая из них, смотрела с восторгом: неужели действительно так бывает? Тут же была Матвеева как связующее звено.
Были вопросы, на которых Симон Львович настаивал: он хотел сохранить периодичность «Учительской», формат. Ему говорили, что если вначале будет сложно, то можно делать газету два раза в неделю, но он говорил жестко: только три, потому что учителю очень важно, чтобы газета регулярно лежала у него в почтовом ящике, даже если он сегодня, например, не очень хочет.
Точно могу сказать, чего не видел в своей газете Соловейчик: не шла речь о широком учительском движении, в котором газета – организатор. Когда об этом кто-то заговаривал, он сразу замолкал и замыкался. Он хотел говорить только об учителе как о человеке со всеми его жизненными проблемами.
Следующий разговор был уже более деловой и жесткий. Симон Львович вошел в роль главного редактора. Я увидела его совсем другим и поняла, что Соловейчик хочет делать свою собственную газету, реализовать то, что не мог сделать все предыдущие годы, сказать то, что ему не удавалось до сих пор. Мне показалось, что ему не нужны советчики, не нужно, чтобы рядом кто-то еще что-то выдумывал, ему нужны были люди, которые бы ему очень верили.
Я решила, что не пойду в газету.
Художник Каширин рисовал первый макет газеты. Компьютеров не было, макет выклеивался на ватманских листах. Каширин все время спрашивал, как будет называться газета, чтобы сделать логотип. Названия не было. И художник просто для того, чтобы обозначить место логотипа, выклеил «Первое сентября» на косых линейках, словно на тетрадном листке, потому что газета должна была выйти первого сентября. Макеты рассматривали, обсуждали, делали замечания. Каширин стал их собирать, чтобы доделывать дома, и снова спросил, как же будет называться газета.
– А может быть, так и назвать – «Первое сентября», – сказал Соловейчик.
Потом было еще много споров, и удивлений, и возражений, но название осталось. Соловейчик говорил, что к этому названию привыкнут быстро, потому что это слова, опознаваемые каждым учителем, да и вообще каждым человеком.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"