Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №54/2002

Вторая тетрадь. Школьное дело

КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
КИНОПРОБЫ 

Сергей КУДРЯВЦЕВ

Неузнанное русское

Есть темы и проблемы, по поводу которых чуть ли не каждый считает себя специалистом. Экранизации литературных произведений – из подобного числа вопросов с заранее имеющимися ответами.

Вот и в итальянской экранизации романа Льва Толстого «Воскресение», созданной прославленными мастерами Паоло и Витторио Тавиани, награжденной «Золотым св. Георгием» на последнем Московском кинофестивале, можно найти почти неизбежные отдельные неточности при обращении к иной действительности. Но внутреннее напряжение рассказываемой истории растет по мере ее развития – и практически не замечаешь, как проходят три часа экранного времени. Угасающий и словно мертвенный киноритм, который был свойствен их прежнему варианту прозы Толстого («Отец Сергий» превратился в ленту с другим толстовским названием – «И свет во тьме светит»), приобретает в «Воскресении» упругость и драматическую наполненность, что отлично выражено и в музыке Николо Пьовани, соратника братьев Тавиани в последние двадцать лет.
Главное же – в этой версии произведения русской литературы есть подлинный нерв, духовный конфликт, позволяющий воспринимать «Воскресение» прежде всего как историю потрясения и раскаяния графа Нехлюдова, запоздало переоценивающего грехи и ошибки своей молодости. А в контексте творчества Паоло и Витторио Тавиани это соответствует сквозному мотиву расплаты европейской интеллигенции после бунтарской эпохи 60-х годов, когда умами владели идеи анархизма и «свободной любви», не имеющей никакого отношения к любви к своему ближнему, тем более – ко всему человечеству.
Фильм не случайно кончается с наступлением ХХ века, который людьми той поры ожидался с наивными надеждами, но нами-то видится уже с «умноженным знанием», что, как известно, «умножает скорбь». Так что не следует возмущаться из-за отсутствия в финале толстовской темы религиозного воскресения, сознательно сниженной и практически опошленной в эпизоде встречи на постоялом дворе нового столетия. Ведь с высоты самого начала третьего тысячелетия, напрасно соотносившегося с приходом Страшного суда, многое воспринимается совсем в ином свете, с неким ощущением «глобального дежа-вю», раз за разом повторяющегося действия, превращающегося в «штамп сознания».
Именно это свойство человеческого мировоззрения в полной мере и с блеском воплощено в новой (но не всеми воспринимаемой) работе Киры Муратовой «Чеховские мотивы». Картина во многом апеллирует к традициям немого кинематографа, несмотря на то что является весьма разговорной. Однако фирменные повторы одних и тех же слов, намеренно накладывающиеся фразы разных героев, многоголосица и невнятица речи – это ритмически организованный прием своеобразных речитативов, исполняемых одновременно. И ссора в провинциальном семействе строится столь же музыкально, как и свадебный обряд в церкви, то и дело сопровождающийся посторонними репликами притомившихся участников церемонии. В обоих случаях длительность и внутренний ритм сцен имеют более важное значение, нежели их содержание, которое в принципе могло быть пересказано за несколько минут.
Муратова позволяет чуть ли не физически ощутить продолжительность действия, являющегося с привычной точки зрения практически бездействием. И глубоко погружает в представляемую на экране среду, заставляя пережить полную идентификацию с внешне странным и абсурдным миром, который, по сути, заурядно обычен и предельно узнаваем. Хотя далеко не все (включая поклонников ее предыдущих, «более занимательных» лент «Три истории» и «Второстепенные люди») готовы принять подобную трактовку окружающей реальности, расслышать подспудное звучание «чеховских мотивов», где вполне современные парадоксальные фразы («Пусть возьмет мои старые. Они еще совсем новые») на самом деле принадлежат перу Чехова.
И этот муратовский фильм – своеобразный возврат к «сложной простоте» ее черно-белых работ «Короткие встречи» и «Долгие проводы» на рубеже 60–70-х годов. Пусть один из использованных рассказов 26-летнего Чехова называется «Тяжелые люди», осовремененная экранизация 67-летней Киры Муратовой отличается неожиданной «легкостью дыхания» и редкостной свободой во владении кинематографическим ритмом. А музыка слышится не только в заглавии!


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru