ЛЕТНИЕ ИТОГИ
ВОПРОСЫ, КОТОРЫЕ ПРИНОСЯТ ВАШИ ПИСЬМА

Почему иногда все оказывается
слишком хорошо...

Печальный рассказ, в котором отразилась вся история российской школы за последнее десятилетие

В 1990 году в моей родной деревеньке начальная школа с десятком учеников и двумя учительницами была реорганизована в неполную среднюю школу с финансированием только зарплаты учителей. Население – 250 человек, из них с высшим образованием – 0,8%. Село неперспективное: вся администрация, руководство – из соседнего поселка в шести километрах. Дети с 4 класса обучались там же, живя в интернате. Таким образом, три поколения интернатчиков; и как следствие – менталитет неудачника, сознание ущербности и ущемленности.
24 апреля 1990 года с педстажем 16 лет переехала в родное село открывать школу. А это означало: во-первых, соответственно своим способностям, «достать» материальную базу. Где выпросила, где нашла спонсоров, где выплакала, где потребовала – 1 сентября 36 учеников шести классов сели за новые парты и смотрели на доски в реконструированных классах. Во-вторых, обеспечить школу кадрами. В этом случае повезло с заведующим роно: предоставил свободу, дал возможность набрать учителей среди молодых специалистов.
Первый год работы можно представить как кошмарный учительский сон. На призывы помочь школе обустроиться никто из родителей не откликнулся. Дети были неуправляемы: каждая перемена – драки, плач. Помню первое родительское собрание – некоторые сидели ко мне спиной; в глазах – настороженность, недоверие. А один мой одноклассник, вдовец с тремя детьми, так и высказался: «Зря стараешься, ничего у тебя не выйдет, мы без образования, и детей наших ждет та же участь».
После такой сентенции поняла, что никогда ни у кого из этой моей деревеньки не было успеха ни в чем. И увещевать, и учить их, стоя перед ними, не получится. Только – глаза в глаза и только – в диалоге. А самое главное, первое, что нужно сделать, – это обеспечить успех ребенка в школе. Только после этого мы сможем говорить с его родителями… И началась кропотливая работа с педколлективом: вчерашними выпускниками пединститутов и педучилищ и так называемыми неспециалистами (например, трудовик – киномеханик; физрук – механизатор и т.д.).
Очень благодарна моей биологине – она как раз и оказалась моей богиней, – это она на втором году жизни обеспечила первый успех нашей маленькой школы. Вместе с географом, молоденькой учительницей, подготовили школу к районному смотру экологической работы. Первое место за плакаты, первое место в научно-практической конференции. В районе очень удивились: «Откуда такие появились?» Мы не только появились, но и обосновались, потому что дальше дело пошло лучше и, самое главное, легче.
С родителями мы не проводили скучных собраний. Придумывали деловые игры, ярмарки идей, сборы «Во имя дитяти – продолжателя рода», презентации, конференции и пр. Они стали равными партнерами на педсоветах, методсовещаниях, открытых уроках. А это, между прочим, обязывает… Сельская молодежь занималась в крохотном школьном физзале. Учителя – организаторы досуга сельчан. Школа реально, начиная с 1990 года, превратилась в социокультурный центр села.
В годы повальной оптимизации сети образовательных учреждений над нами постоянно висел дамоклов меч – угроза закрытия. Кредо начальника (в нашу бытность уже третьего) было конкретным: «Пока оправдываете свое существование и не создаете проблем управлению, кран открыт». И мы старались. В 1997/98 учебном году разработали «Проект выживания села», где гарантом выживания, конечно, выступала школа. К проекту под руководством той же учительницы биологии была составлена программа работы всего социума по восьми направлениям, включая даже экономическое просвещение. Причем заметили, что проектная деятельность является мощным фактором развития школы, так как проект создается всеми, каждый в этом проекте старается видеть свое место под солнцем, условия для самореализации.
Дизайн школы стал одним из лучших в улусе. Школу делали все: и учителя, и дети, и родители. Поступаемость в элитные школы после восьмого класса – одна из высоких, психологическая комфортность детей в школе – лучшая в улусе. Мы приложили руку к тому, что в 1992 году в селе построено учительское общежитие, в 1991-м – реконструирован парк, в 1995-м – открылся музей с республиканским статусом. В 1999 году на базе школы организовали международный лингвистический лагерь, за период 1991–2001 гг. провели несколько мероприятий республиканского уровня. В 2000 году ввели дополнительную площадь – школьную мастерскую. В 2001 году под руководством учительницы биологии был создан прекрасный пришкольный участок.
Наши дети стали побеждать на олимпиадах, конкурсах, смотрах, конференциях разного уровня. Ученики побывали за рубежом, многие были приглашены в лагеря республиканского общества для одаренных детей. «Синдром успешности» появился и у сельчан: за 1990–2000 гг. 24 семьи справили новоселье, сельский дом культуры стал одним из лучших в улусе и многое другое.
А что же я делала как руководитель? Продиректорствовала полгода, потом работала завучем девять лет при пяти директорах. В межсезонье, пока найдется новый директор, исполняла обязанности директора. Однажды начальник управления сделал замечание: «Это не ваша личная школа». Это для меня была наивысшая оценка моей деятельности. Когда мы строим свою личную жизнь, стараемся организовать ее так, чтобы всех нас связывали крепкие семейные узы. Школу я делала по тому же принципу. Так что школа была наша – учеников, родителей, учителей, села.
Я сама даже не имела права работать директором, так как нужно было учить детей. Имея институтский диплом учителя начальных классов, потом незаконченное филологическое образование (училась заочно), изначально была учительницей русского языка и литературы, а с 1991 года из-за нехватки учителя стала математиком. В некоторых классах вела по два, три, четыре предмета. И те классы, теша мое учительское самолюбие, были особенно успешны в учебных достижениях, да и не только в учебных. Ученики из этих классов смогли стать победителями в олимпиадах и гуманитарного, и естественно-математического профиля. Их, как правило, отличала высокая мотивация к учению.
В некоторой степени я учебоголик. Чтобы не заплесневеть в своей маленькой деревеньке, оформилась соискателем, успешно сдала философию. Ныне учусь на социального психолога. Но если и попадала на какие-то курсы, семинары, то чисто партизанскими методами. По статусу не вышла: НЕ директор, НЕ большая средняя школа, НЕ специалист. Ни разу не была на фундаментальных курсах ни как учитель, ни как руководитель. Старалась восполнить пробел чтением, особенно периодики. Педколлективу, наверное, со мной было трудновато – бурная деятельность нравилась не всем, особенно, с точки зрения сельчанина, деревня не любит тех, кто выпадает из общего ряда…
И как говорится, за что боролись, на то и напоролись: в прошлом 2000/01 учебном году заявляется новый директор: «Вот, говорят, хорошая школа, хорошая команда – я вас поведу на новые вершины, мне нужен трамплин – делайте проект» – «Ну хорошо. А о чем же проект?» – «Что-нибудь придумайте, в крайнем случае спрошу в управлении». – «А как будем делать это что-то?» – «Управление скажет». – «А зачем мы будем делать то?» – «А чтобы себя показать».
К сожалению, если такие принципиальные расхождения в понимании содержания деятельности школы – лучше расстаться. Против лома нет приема. А директор – это похлеще чем лом. Я уехала в другой улус, биолог – в другую школу.
В родном селе бываю. С новым директором фасад школы покрасили, теплый туалет пристроили (но он пока не работает), офисную мебель для директорской купили, говорят, кресло вертится. Рассказывают, было одно родительское собрание, на котором дали понять: кончился диалог, начинается монолог. Родители сетуют, что школа отброшена назад, за 90-й год. Раньше школа была теплой-теплой, да тепло, говорят, ушло куда-то.
Ныне работаю в другом улусе рядовым учителем. Опять нарвалась на замечание завуча, сходив на улусную конференцию по инновациям (уж очень захотелось посмотреть на новаторов): «Почему без разрешения?», хотя замену двух своих уроков организовала.
Вот так и живем – учителя, которым больше всех надо.