Я ИДУ С УРОКА
ЛАБИРИНТЫ ПЕДАГОГИЧЕСКИХ ОБОЛЬЩЕНИЙ

То, что случилось в ту среду, потрясло меня неимоверно! В чем мои ошибки? Как теперь найти свою нишу в школе, которую создавала?

Такое Чувство, что эту страницу – “Я иду с урока” – придумали специально для меня. В который раз “ПС” меня спасает!
Восьмой год от корки до корки читаю каждый номер “Первого сентября”. За семь лет я стала, как мне кажется, совсем другим человеком. Влияние идей педагогики сотрудничества перевернули все мои прежние понятия. Для меня “ПС” – это университет.
Не так давно я была директором школы. Пыталась строить всю работу школы по совести. Газетные полосы помогали по-новому составлять план школы, по-новому вести педсовет. Подсказывали темы для педучебы, для общения с начинающими и умудренными опытом коллегами...
Все интересные материалы я несла в коллектив. Ввела для учеников “минуты общения”, на которых читали и обсуждали “Пушкинские проповеди”, – есть у нас такие 15 минут каждый понедельник (остались они от прежних обязательных политинформаций, помните?).
Программу развития я назвала “Школа педагогики сотрудничества с ориентацией на общечеловеческие ценности”. Ее помогала создавать группа единомышленников, но главные идеи педагогики сотрудничества принадлежали, конечно, Симону Львовичу и его последователям.
Было много планов и надежд, было необыкновенное желание воплощать программу в жизнь. Но я серьезно заболела плюс навалился очередной капитальный ремонт школы. Все это привело к тому, что, закончив экзамены и проведя выпускной, сдав огромное количество отчетов и никому не нужных бумаг в РОО, я подала заявление об увольнении. Я была уверена, что новый директор (а рекомендовала его я) продолжит наше дело. Я же буду по мере сил и знаний помогать ему. Так и будем работать по составленной программе, совершенствуя и корректируя ее со всей творческой группой. Тем более что новый директор сочла возможным дать мне 12 часов нагрузки...

«А где же ружье, которое должно выстрелить?» – спросите вы.
Новый директор сразу ввела дежурство по школе, что за два месяца сделало школу казармой. Многие старшеклассники, почувствовав неограниченную власть над малышами, стали устраивать свои разборки по наведению порядка в школе. А за беготню, возню и прочие детские шалости тащат к директору, кричат на неугомонных, затрещины налево-направо раздают... Порядка в школе не прибавилось, а слезы появились.
Я пыталась сказать Н.Д., что такое дежурство – с повязками, еженедельной сдачей другому классу, записи на листочках фамилий опаздывающих и бегающих – дремучая история педагогики, на что получила корректный ответ: «Я считаю, что вы, Б.Д. (это я), своей демократией школу разболтали!» Прикусила я свой язычок, умерила пыл и промолчала.
Скоро дежурство всем надоело, повязки исчезли. На прием дежурства приходили две-три девочки-активистки. Бумажки с записанными фамилиями “нарушителей” валяются на столе в учительской. Таких мелких повседневных досадностей в школе появилось очень много.
В общем, не по-моему. Понимаю, что по-моему все и не будет, и не должно быть. Все как-нибудь утрясется. Я все равно пытаюсь найти с Н.Д. совместное решение возникших трудностей, говорю об идеях педагогики сотрудничества, напоминаю о том, что и она помогала создавать программу, следовать которой необходимо...

Но то, Что случилось в ту среду, потрясло меня неимоверно! Совсем случайно узнаю, что в шесть вечера собирается родительское собрание совместно с учащимися старших классов. Мне без пяти минут шесть позвонил учитель труда: ему нужен был ключ от кабинета истории, чтобы выставить в зал стулья для собрания. Думаю: «Ничего себе! А я о собрании ничего не слышала». Благо живу рядом – прибежала одной из первых...
Оказалось, собрались по поводу конфликта на дискотеке. В поселке три школы, всегда дружили, директора – мои близкие подруги. Проводили много совместных мероприятий, выручали друг друга преподавателями. Наши ребята ходят на их дискотеки, соседи – к нам. Все вроде бы нормально было...
Н.Д. рассказала о случившемся: ребята соседней школы были выпившие, случилась драка с нашими мальчиками. Наши побиты. Стали выяснять, кто конкретно начал, пускать ли на свои дискотеки не наших. Я была подавлена, испугалась за ребят, было неудобно, неуютно... Было вообще не по-моему...
Родителей пришло немного, в основном мамы; старшеклассники тоже были не все. После сообщения директора некоторое время все молчали. Потом инициативу взяли две родительницы. Вот есть такие “активные” мамы, которые своим звонким и возмущенным голосом всех заведут... Они наперегонки кричали, что в той школе сплошь бандиты, ходят вечно пьяные и с цепями, что теперь их хороших, непьющих мальчиков (кстати, мальчики действительно хорошие) нельзя будет на улицу вечером выпустить! Что если директор и инспектор детской комнаты милиции (инспектор была на собрании в качестве приглашенной) не примут мер, то они сами пойдут и разберутся. Собрание стало походить на базар...
А дети? Дети сначала молчали, а потом стали подниматься и... уходить с собрания. Ушли те, кому было стыдно, кто, наверное, не знал, как надо, но точно знал, что так не надо было... Я обернулась к оставшимся старшеклассникам, и один из них, не глядя мне в глаза, сказал: “Мы же просили не проводить такое собрание... Мы же уже сами во всем разобрались...”
Страсти накалялись. Я тоже ушла с собрания, потому что полтора часа перепалки подействовали на меня – нет, не как ушат холодной воды, а как крушение всех моих надежд по воплощению в жизнь идей педагогики сотрудничества. Утром узнала о решении собрания: пойти активистам-родителям в ту школу для “разбирательства” с родителями и детьми...

Как же мне быть?! Если вмешиваться в деятельность нового директора, постоянно направлять, учить, советовать, напоминать – права не имею, да и нельзя этого делать! Если молчать и наблюдать за тем, как одна за другой убегают ступеньки выстроенной лестницы, ведущей к идеалу и добру, как они, эти ступеньки, искривляются и дряхлеют на глазах, не выстраивая отношений, о которых мечталось...
В чем мои ошибки? Кое-какие я вижу сама: те университеты, которые я прохожу эти семь с лишним лет, не были известны в том же объеме моему коллективу, потому что «Первое сентября» выписывала только я. То, что давалось и обсуждалось на педучебе и педсоветах, было все равно эпизодично, в малых долях.
Газету читали не все. Чтобы номера не исчезали (а я ими так дорожу!), забирала газету домой и больше не показывала. Наверное, “заражение” идеями педагогики сотрудничества не произошло. Коллектив усвоил лишь некоторые понятия. Учителя хорошо знают, что такое их личная свобода и их учительские права, но совершенно не берут во внимание желания детей, не видят в ученике личности. Может быть, мне снова надо говорить о манифесте свободного человека, о правилах и законах, которые придумали вместе с детьми в прошлые годы, об опыте педагогов, которые находят другие пути общения с детьми и родителями, о...
Подскажите, научите, как жить в школе, которую создавала, о которой мечтала? Как теперь в новом качестве найти свою нишу, не давя нового директора, ведь она моя ставленница (не люблю этого слова!), она старается, нащупывает свою дорогу в нелегком административном труде. Может, я сама все усложняю? Может, взвалила ношу не по силам? Когда уходила из директоров, думала: сброшу хозяйственные вопросы, выкрою время для работы с программой школы... А осуществляют ее не те и не так.
В чем же выход?
С уважением, Б.Д.

P.S. Письмо конечно же сумбурное, во многих местах нечитаемое (понять мои мысли, наверное, нелегко). Ваша рубрика – спасательный круг для меня. Наверное, мою фамилию называть не надо, пусть я останусь “бывшим директором” поселковой школы на просторах нашей России.
Но любых советов очень жду.

ОТ РЕДАКТОРОВ. Спасибо вам, Б.Д., за повод обратиться к замечательным педагогам с просьбой поразмышлять над вашим письмом и тем самым начать неспешный, может быть, несколько странный и совсем уж не парадный разговор с читателями о том, как же все-таки понимать друг друга, не только терпеть, но и интересоваться друг другом – словом, как налаживать эту самую педагогику сотрудничества вокруг себя.