КНИГА ИМЕН

Жребий патриарха Тихона

О несветском пастыре

Милосердия двери отверзи нам...

Когда прошлой осенью на наших экранах дымился Нью-Йорк, камера иногда выхватывала затерявшийся среди небоскребов русский храм – он как видение быстро исчезал, заслонялся другими кадрами... Кафедральный Свято-Николаевский собор. В этом году исполняется ровно сто лет, как на 97-й улице крупнейшего американского города появился этот остров православия. Первый камень в его основание был заложен 9 мая 1901 года, а в 1902 году в новом соборе уже прошла первая служба. Через пятнадцать лет после этого архипастырь, чьими трудами и молитвами в Нью-Йорке появился православный собор, станет Патриархом Московским и Всея Руси, возглавит Русскую Церковь в самую трагическую для нее пору. В 1989 году патриарх Тихон причислен к лику святых. Его подвиг оценен Церковью, но почти не известен обществу. Давайте сегодня благодарно вспомним об этом дивном русском человеке.

Василий Иванович Беллавин родился в 1865 году в глухом селе Клин Псковской губернии в бедной семье деревенского священника. Через четыре года семья переехала в Торопец, где в местном храме стал служить отец.
Василий закончил семинарию и Петербургскую духовную академию, затем вернулся в Псков, преподавал богословие и французский язык в семинарии. Вскоре был пострижен в монахи с именем Тихон – в честь святителя Тихона Задонского. Казалось бы, должна была начаться уединенная пора его жизни, а начинаются странствия. В неполные сорок лет он – архиепископ Алеутский и Североамериканский.
14 мая 1905-го, в день очередной годовщины коронования Николая II, в только что возведенном Нью-Йоркском кафедральном соборе святитель Тихон обращается к собравшимся в храме со словом, во многом ставшим пророческим. Говоря о тех, кто требует введения в России «демократического строя», Тихон заметил: «Забывают, однако, что каждый народ имеет свои особенности и свою историю и что может быть хорошо для одного, для другого оказывается непригодным... С этим необходимо считаться всякому, и производить опыты по перемене государственного строя – дело далеко не шуточное: оно может поколебать самые основы... Имеяй уши слышати, да слышит!..»
Вернувшись в Россию, архиепископ Тихон возглавляет епархию в Ярославле, Вильно, Москве. Добродушие и обаяние пастыря в сочетании с умом и интеллигентностью делали его удивительно притягательной личностью. В самых опасных и тревожных ситуациях он умудрялся не терять юмора и самоиронии.
Открытие Поместного Собора в августе 1917-го Тихон встретил в сане Московского митрополита. Вопрос о восстановлении патриаршества вызвал дискуссию, тянувшуюся почти два месяца! И это в обстановке, когда события в самой Москве стали накаляться и со всех сторон пошли известия о растущей смуте, о развале фронта, о зверствах, чинимых над офицерами, священниками, интеллигенцией. Но многим участникам собора еще казалось: если двести лет жили без патриарха – можно еще потерпеть, пересидеть начавшуюся смуту – авось первый снег остудит горячие головы, и боевики разойдутся по домам. Лишь звуки артиллерийской канонады и посыпавшиеся стекла заставили соборян прислушаться к сторонникам восстановления патриаршества, убеждавшим, что церкви необходимо вмешаться в происходящее, а сделать это без своего лидера совершенно невозможно. В Кремле героическую оборону держали мальчики-юнкера, а большевики вели обстрел кремлевских святынь из тяжелых орудий. Почти каждый день миротворческие делегации собора отправлялись на переговоры и возвращались ни с чем...

Среди сторонников восстановления патриаршества особенно выделялся своей горячностью и даром убеждения 32-летний архимандрит Иларион (Троицкий), глубокий ученый-богослов и талантливейший проповедник. Его выступление на соборе поразило современников.
«...Зовут Москву сердцем России. Но где же в Москве бьется русское сердце? На бирже? В торговых рядах? На Кузнецком мосту? Оно бьется, конечно, в Кремле... в Успенском соборе. Там, у переднего правого столпа, должно биться русское православное сердце... Святотатственная рука нечестивого Петра свела первосвятителя Российского с его векового места в Успенском соборе. Поместный Собор... поставит снова Московского патриарха на его законное неотъемлемое место...»
После этих слов Павел Граббе предложил прекратить все прения на соборе и проголосовать установление патриаршества.
Через несколько месяцев русский философ князь Евгений Трубецкой едет с лекциями по охваченному войной югу России и рассказывает, как происходило в Москве избрание и интронизация патриарха. «В минуту, когда все кругом разлагалось и рушилось, церковь стала собираться и возрождаться из развалин... Интронизация патриарха происходила в расстрелянном Кремле, под пробитой снарядами главою Успенского собора... Чтобы измерить необъятное значение этого события, нужно глубоко пережить настроение, среди которого в Москве рождалось патриаршество. Точно в лице патриарха сосредоточилась вся надежда... Вот почему, когда среди небывалой скорби тех страшных дней явился народу патриарх... в древнем облачении и в клобуке ХVII века, почувствовалась небывалая, светлая радость...»
Как был избран патриарх? Кандидаты избирались всем собором, а в решающем голосовании имели право участвовать одни епископы. Но они решили не примешивать свою волю в столь важное дело. Они отказались от своего права голосовать, постановили избрать патриарха посредством жребия. К тому времени остались три кандидата на патриарший престол. Как говорили о них современники: «Самый умный из русских архиереев – архиепископ Антоний, самый строгий – архиепископ Арсений и самый добрый – митрополит Тихон». Слепой затворник Зосимовой пустыни, старенький иеросхимонах Алексий вынул жребий из ковчега, установленного у Владимирской иконы Божией Матери. На свернутом листке бумаги было имя Тихона.
Обращаясь к офицерам Добровольческой армии, Трубецкой говорил: «Я знаю, здесь, на Юге, вас посещают частые сомнения. Вы видите Россию еще больную, разорванную... И вы не знаете, жива она или мертва. Позвольте же мне, беженцу с Севера, ответить на ваши сомнения. Мы там терпели и голод, и холод, и издевательства, и всякую нравственную пытку. Но зато нам была дана великая радость увидеть начало воскресенья народного... И мне хочется без конца повторять вам: «Россия жива...»
Тем, кто спрашивал: «Ну какой он, Тихон, наш патриарх?» – Трубецкой, давно знавший митрополита, рассказывал, что он всегда сочетал качества подлинного молитвенника с природной веселостью и добродушным юмором и полным отсутствием показного, лампадного благочестия, наводящего уныние». Но до избрания Тихона патриархом, добавлял Трубецкой, «никто не подозревал о той необычайной духовной силе, которая таилась в этом скромном и смиренном облике... Обнаружилось, что с добротою нежной любящей души в нем сочетается несокрушимая твердость...»

Символ патриаршей власти – посох митрополита Петра – вручал святейшему Тихону Киевский митрополит Владимир. Через три месяца в Москву придет весть о его зверском убийстве в Киеве. К концу 1919 года из ста тысяч русских священников в живых останутся менее двух пятых. Из 564 церковных деятелей – участников собора, к концу 30-х годов в живых оставалась едва ли половина. Судьба соборян из 29 епархий до сих пор совершенно неизвестна.
Верный помощник святителя Тихона архимандрит Иларион, ставший в 1920 году самым молодым в России епископом, пережил заключение в Бутырской тюрьме, Холмогорском и Кемском лагерях. На Соловках был сетевязальщиком и рыбаком. Во время шторма Иларион спас тонувшего соловецкого военкома Сухова. В декабре 1929 года по дороге на вечное поселение в Казахстан владыка умер от сыпного тифа.
За недолгие годы своего
патриаршества Тихон пережил три ареста, покушения (а сам его уход из жизни, похоже, был спланированным политическим убийством). Но ничто не могло устрашить патриарха, ничто не могло поколебать его и смутить. После покушения, случившегося 12 июля 1919 года, когда на патриарха бросилась женщина с ножом, Святейший Тихон сказал в своей проповеди: «Если мне суждено прожить мало дней и умереть от ножа, или от расстрела, или иною наглою смертию... – да будет воля Божия: я не лучше собратий моих, которые уже так умерли...»

Став патриархом и получив огромные полномочия и власть, Тихон остался прежним: добрым пастырем, который всегда казался своим современникам даже слишком простоватым. Александр Жиркевич, хорошо знавший будущего патриарха по Вильно, где архиепископ Тихон руководил епархией, так говорит о своем первом впечатлении: «Живой, простоватый, подвижный, добродушный, некрасивый старик... Духовенство приготовило для него коврик, а он пробежал мимо... Светскости в нем никакой».
Через несколько лет, вскоре после своего избрания патриархом, Тихон писал своему другу: «За служениями и делами... решительно не имел свободного времени. А тут подошло еще и патриаршество. Чтобы собраться с силами и подготовиться к несению этого тяжелого бремени, уехал в Сергиеву Лавру, оттуда «на свободе» и пишу вам... Призываю на вас Божье благословение, с совершенным почтением остаюсь ваш покорный слуга...»
С ласковостью обращался Тихон ко всем, кто прибегал к его помощи, а в своих посланиях он обращался к народу не иначе как: «Чадца мои!», «Паства родная моя!». После ареста на судебных заседаниях он делал все возможное, чтобы отвратить гнев властей от христианского люда и священников. «Я всегда говорил и продолжаю говорить... что во всем виноват я один...»
Не счесть, сколько раз обращался патриарх к правителям с увещеваниями, а затем и с прямыми бесстрашными обличениями, каких на Руси никто не слышал со времен митрополита Филиппа, обличавшего террор опричников. 19 января 1918 года патриарх обращается к властям: «Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы... Анафемствуем вас, если только вы носите еще имена христианские...»
Когда во время приезда патриарха Тихона в Петроград журналист спросил его, что доносится ему со всех концов России, святейший ответил: «Вопли».
24 марта 1918 года, в первое воскресенье Великого поста, после литургии в храме Христа Спасителя, которую совершил патриарх Тихон, могучий архидиакон Константин Розов, став на кафедру, провозгласил анафему «еретикам, богоотступникам и хулителям святой веры...».
В первую годовщину Октябрьской революции патриарх отправляет в Совет народных комиссаров очередное предупреждающее послание, где пророчески говорит: «Все, взявшие меч, мечом погибнут... Реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает нас сказать вам горькое слово правды...»
Не смущался патриарх и народу указать прямо на его грехи и даже поставить под сомнение право русского народа таковым называться. В новогоднем слове по поводу наступившего 1918 года патриарх говорит: «...Забыли мы Господа! Бросились за новым счастьем, стали бегать за обманчивыми тенями, прильнули... к деньгам, упились вином свободы, – и так, чтобы всего этого достать как можно больше, взяли именно себе, чтобы другим не оставалось...»
Перед Успенским постом 1923 года патриарх Тихон в очередной раз призвал народ к покаянию: «Плачьте же, дорогие братья и чада... плачьте о великих грехах нашего Отечества... Плачьте о самих себе и о тех, кто, по ожесточению сердца, не имеет благодати слез...»
Патриарх первым поднял голос против взятия большевиками заложников, а равно и против еврейских погромов на территории, занятой белыми. «Православная Русь, – обращался к народу патриарх, – да идет мимо тебя этот позор. Помни: погромы – это торжество твоих врагов. Помни: погромы – это бесчестье для тебя... Нет, пусть нам приносят кровоточащие раны, чем нам обратиться к мщению... Мы содрогаемся варварству нашего времени, когда заложники берутся в обеспечение чужой жизни и неприкосновенности...»
Осенью 1920 года в своем послании патриарх пророчески писал: «Звали и зовем к насаждению реформ не путем насилия, а путем постепенного широкого нравственного влияния, просветления личности и перевоспитания общества на чисто христианских началах, без чего всякия реформы в конце концов сведутся на нет...»

В последние месяцы жизни патриарх перенес все виды морального террора – его травили в газетах, угрожали в подметных письмах, три раза заключали под домашний арест и вели бесконечные допросы, выводили на судилище. Один за другим исчезали или гибли близкие патриарху люди. Был убит келейник патриарха Яков Полозов, которого Тихон любил как родного сына.
Несколько раз патриарху по дипломатическим и другим каналам предлагали помощь в нелегальном отъезде за границу. С мягкой улыбкой он благодарил за участие, но твердо отказывался от всех вариантов побега из Советской России.
5 апреля патриарх отслужил литургию в московском храме Большое Вознесение (том самом, что связан с именем Пушкина). 7 апреля 1925 года патриарх Тихон скончался при непроясненных до сих пор обстоятельствах в московской больнице Бакуниных.
Столько лет прошло, но добродушный, без пафоса голос святителя Тихона можно расслышать в звуках сегодняшних православных богослужений. И не только в России, но и под сводами далекого нью-йоркского собора, где прощался когда-то со своей американской паствой епископ Тихон: «Прости меня, паства, рассеянная по всей этой огромной стране... Простите меня и те, кто в пустынях, в горах, в подземных шахтах, и живущие на островах далеко в море! Прости меня, мой кафедральный собор. Ты драгоценен и дорог для меня...»