ЛЮБИМЫЙ ГОРОД N14
ПРОГУЛКА 

Садовый вояж

В Царском Селе не гулять невозможно. Собственно, для этого сюда и приезжают. Ну еще, конечно, для того, чтоб осмотреть дворец и прочие музеи города. Однако же, вернувшись из поездки, чаще вспоминают именно прогулки.

Маршрут 1 – “Берегом пруда”,
маршрут 2 – “Подкапризной дорогой”,
маршрут 3 – “Парковым посадом”.

Павильон “Грот”

Чесменская колонна

Турецкая баня

Мраморный мост

Мост-бастион

Орловские ворота

Берегом пруда

Начать лучше всего от Эрмитажной кухни (или, как ее иначе называют, от Красной пекарни или Красных ворот). Это сооружение одной стороной выходит на Садовую, другой – в Екатерининский парк. Кухня примечательна, во-первых, тем, что внешне очень хороша. А во-вторых, тем, что она обслуживала одну из любопытнейших “столовых” восемнадцатого века – Эрмитаж, или Пустыньку, находящуюся в нескольких десятков метров от нее.
Прелести обедов в той Пустыньке описал историк И.Пыляев: “В залах Эрмитажа был любопытен стол, устроенный во втором этаже таким образом, что тарелки и бутылки поднимаются и опускаются посредством особенного механизма, будто по волшебству. В этой зале можно было обедать без всякой прислуги: стоит только написать, что желаешь, на аспидной доске грифелем, положить на тарелку, дернуть за веревочку, зазвонить колокольчиком, тарелка быстро опускается и почти мгновенно представляет требуемое вами… В Эрмитаже всех столов подъемных пять и тридцать пять труб, по которым поднимаются тарелки”.
Кушанья же здесь были особенно изысканными и разнообразными. Они могли устроить и приятно поразить гостя практически с любым вкусом. Разве что заказ Суворова остался неисполненным – солдатской каши и капустных щей на Эрмитажной кухне не нашлось.
Неподалеку находится так называемая Верхняя ванна – один из излюбленных павильончиков Екатерины Второй. В советское время он использовался как читальня, и неспешные жители Царского Села, сидя под живописной сценкой “Туалет Венеры”, знакомились с последними событиями из жизни хлеборобов и шахтеров.
От Верхней ванны можно подойти к самому первому из царскосельских обелисков. Он носит название Кагульского и, как ни трудно догадаться, посвящен победе русских воинов над турками на реке Кагул (1770 год). Этот обелиск был первым шагом в одной из множества градостроительных затей Екатерины. Сама императрица так определяла свои планы “мемориальной пропаганды” событий русско-турецкой войны: “Когда война сия продолжится, то царскосельский мой сад будет походить на игрушечку. После каждого воинского деяния воздвигается в нем приличный памятник”.
Кагульский обелиск вошел в литературу – здесь Маша Миронова из “Капитанской дочки” Пушкина встречается с императрицей: “Утро было прекрасное, солнце освещало вершины лип, пожелтевших уже под свежим дыханием осени. Широкое озеро сияло неподвижно. Проснувшиеся лебеди важно выплывали из-под кустов, осеняющих берег. Марья Ивановна пошла около прекрасного луга, где только что поставлен был памятник в честь недавних побед графа Петра Александровича Румянцева”.
Впрочем, Александр Сергеевич упоминал Кагульский обелиск не только в прозе, но и в стихотворных строках:

В тени густой угрюмых сосен
Воздвигся памятник простой.

Отсюда можно выйти к берегу Большого пруда. Первая достопримечательность – так называемый Грот. Это уютная и романтичная беседка, построенная по распоряжению Елизаветы архитектором Растрелли. Но благоприятнейшие отзывы о Гроте оставила ее последовательница, Екатерина: “Статуя Вольтера, сделанная Гудоном, поставлена в утренней зале; там она окружена Антонием, Аполлоном Бельведерским и множеством других статуй, которых формы привезены из Рима, а отлиты они здесь. Когда входишь в эту залу, то, право, дух захватывает, и – о, чудо! – статуя Вольтера... Вольтер прекрасно стоит там – он любуется на лучшие статуи античные и современные. Эта зала имеет дверь, выходящую на озеро, другая выходит на очень густую аллею; с тех пор, как там стоит Вольтер, смотреть утреннюю залу ходят караванами”.
На противоположном берегу пруда скромненько стоят три корпуса Адмиралтейства. Оно было построено в екатерининские времена и, как и большинство построек царскосельских парков, не соответствовало своему названию. Средний корпус назывался шлюпочным сараем, и в нем, как в музее, хранились различные редкостные корабли – венецианская гондола, индийская пирога, алеутская байдарка. Здесь же стоял глобус, подаренный еще Петру Великому в 1713 году. Боковые корпуса носили гордые имена “птичьих флигелей”, и в них размещались павлины, фазаны и прочая пернатая экзотика.
А посреди Большого пруда высится двадцатиметровая Чесменская ростральная колонна (естественно, в честь взятия Чесменской бухты). Ее, как и Кагульский обелиск, восславил Александр Сергеевич Пушкин:

Над твердой, мшистою скалой
Вознесся памятник. Ширяяся крылами,
Над ним сидит орел младой.
И цепи тяжкие и стрелы громовые
Вкруг грозного столпа трикратно обвились;
Кругом подножия, шумя, валы седые
В блестящей пене улеглись.

Напротив Грота в пруду возвышается так называемая Турецкая баня. И опять мистификация – в той бане никогда никто не парился. Это обычный павильон-купальня, украшенный минаретом (вовсе не свойственным баням, пусть даже турецким).
Дальше, пройдя мимо трех мостов (увы, один из них, самый красивый – Мраморный, или Палладиевый, зарешечен, и пройтись по нему нельзя, зато другие, первый – в виде бастионов, а второй – обычный мост, что редкость для Екатерининского парка, отвечают своему прямому назначению), можно направиться в сторону выхода. Справа будет Розовое поле, устроенное здесь еще в екатерининские времена. Слева – башня под названием “Руина”. Естественно, она стала руиной не от времени – просто ее такой построили. Также естественно, что башня посвящена одному из сражений русско-турецкой войны. Здесь многие странные вещи естественны.
По преданию, “Руина” использовалась в качестве тюрьмы для взятых в плен турецких офицеров. Вряд ли эта легенда соответствует действительности: Екатерина кровожадной не была, и вопли запертых в “Руине” мусульман мешали бы ее отдохновению.
Выход из парка оформлен торжественно. Увенчан он пятнадцатиметровыми Орловскими воротами, сложенными из огромных разноцветных кусков мрамора. Орловскими они названы в честь Григория Орлова. Орловский подвиг обозначен в бронзе прямо на воротах: “Когда в 1771 году на Москве был мор людей и народное неустройство, генерал-фельдцейхмейстер граф Григорий Орлов по его просьбе получил повеление туда поехать, установил порядок и послушание, сирым и неимущим доставил пропитание и исцеление и свирепство язвы пресек добрыми своими учреждениями”.
Так что не все в этом парке посвящено войне с турками.

Большой каприз

“Шапель”

Китайская деревня

Китайская беседка

Малый каприз

Федоровский городок

Подкапризной дорогой

Выйдя из парка, при желании можно перекусить в кафе, стоящем рядышком с автобусной остановкой (увы, это кафе внутри не столь очаровательно, как оно кажется снаружи). Затем пройти на север, мимо бывшего Дома призрения увечных воинов (ныне НИИ ортопедии), мимо Крымской колонны, стоящей во дворе этого учреждения, после чего свернуть направо и оказаться на так называемой Подкапризной дороге. Она разделяет два парка – Екатерининский (справа) и Александровский (слева) и названа так потому, что над ней нависают две арки “Капризы”. Первый “Каприз” называется Большим. Он был воздвигнут при Екатерине, можно сказать, вопреки ее желанию. Во всяком случае, когда царице принесли строительную смету, она возмутилась неожиданно большими денежными суммами, проставленными в документе, и решила отказаться от строительства. Но архитекторы были большими знатоками психологии.
– Матушка, – сказали они ей, – пусть это будет ваш каприз.
Екатерина согласилась. И, судя по тому, что арки выглядят на фоне прочих парковых сооружений очень даже скромно, стала жертвой традиционного российского занятия – мошенничества.
Во всяком случае, проглядывающая в глубине Александровского сада башня “Шапель” выглядит гораздо более внушительно. Она была возведена уже при Николае I в 1828 году. В переводе с французского “шапель” – капелла, часовня. Внутри этой башни и впрямь находилась часовня.
Сразу же за Большим капризом справа начинается Китайская деревня. Это комплекс из нескольких маленьких домиков, выстроенных в китайском стиле. В девятнадцатом столетии Китайская деревня использовалась наподобие гостиницы. Поэт Иван Дмитриев писал: “Живущие в домиках имеют позволение давать… для приятелей и соседей своих обеды, концерты, балы и ужины. В каждом домике постоялец найдет все потребности для нужды и роскоши: домашние приборы, кровать с занавесом и ширмами; уборный столик, комод для белья и платья, стол, обтянутый черною кожею, с чернильницею и прочими принадлежностями, самовар, английского фаянса чайный и кофейный прибор с лаковым подносом и, кроме обыкновенных простеночных зеркал, даже большое, на ножках, цельное зеркало. Всем же этим вещам, для сведения постояльца, повешена в передней комнате у дверей опись, на маленькой карте, за стеклом и в раме. При каждом домике садик: посреди круглого дерна куст сирени, по углам тоже, для отдохновения железные канапе и два стула, покрытые зеленою краскою. Для услуг определен придворный истопник, а для надзора за исправностью истопников один из придворных лакеев”.
А напротив Китайской деревни отделенная от нее Подкапризной дорогой стоит Китайская, или Скрипучая, беседка. Первое название понятно (все-таки целый китайский квартал), а второе дано в честь не слишком удачного флюгера – он постоянно скрипел. Вместо того чтобы сменить его (или по крайней мере смазать), это качество увековечили в названии постройки, возведя его чуть ли не в ранг достоинства.
Дальше, за Малым капризом, открывается вид на Екатерининский дворец – самую известную из достопримечательностей Царского Села . К нему пристроен не менее знаменитый Лицей, перед которым на лавочке сидит бронзовый Пушкин. А немного дальше, в конце Александровского парка, расположен Александровский дворец.
Строили его в самом конце правления Екатерины – с 1792 по 1796 год. С самого начала он предназначался будущему царю Александру Первому, а в то время просто любимому внуку императрицы. Александру бабушкин подарок пришелся по душе.
Лейб-хирург Тарасов описал в подробностях царскосельский распорядок императора: “Проснувшись в 7-м часу утра, он пил чай, всегда зеленый, с густыми сливками и поджаренными гренками из белого хлеба; затем, одевшись, выходил в сад, в свою любимую аллею, из которой постоянно направлялся к плотине большого озера, где обыкновенно ожидали его главный садовник Лямин и все птичье общество, обитавшее на птичьем дворе близ этой плотины. К приходу государя птичники обыкновенно приготовляли в корзинах корм для птиц. Почуяв издали приближение государя, все птицы приветствовали его на разных своих голосах. Подойдя к корзинам, император надевал особенно приготовленную для него перчатку и начинал сам раздавать корм. После того делал различные распоряжения, относящиеся до сада и парка, и отправлялся в дальнейшую прогулку. В 10 часов он возвращался во дворец и иногда кушал фрукты, особенно землянику, которую предпочитал всем прочим ягодам. К этому времени Лямин обычно приносил большие корзины с различными фруктами из обширных царскосельских оранжерей. Фрукты эти, по указанию государя, рассылались разным придворным особам и семействам генерал-адъютантов, которые занимали домики китайской деревни.
После того государь, переодевшись, принимал министров, по назначению приезжавших с докладами из Петербурга, и начальника своего главного штаба. Закончив свои занятия, в 3-м часу он отправлялся в Павловск к своей матери императрице Марии Федоровне и, возвратясь оттуда, в 4 часа обедал. После обеда прогуливался или в экипаже, или верхом. В 9-м часу пил вечерний чай, после которого занимался работою в своем маленьком кабинете; в 11 часов кушал иногда простоквашу, иногда чернослив, приготовляемый для него без наружной кожицы. Затем раздевался и, перекрестясь, ложился в постель и тотчас засыпал постоянно на левом боку”.
Эта обширная цитата позволяет современным путешественникам ощутить себя Благословенным царем, воспроизведя по возможности его режим дня. Правда, еду для кормления птиц и “корзины с различными фруктами” придется готовить самим. Да и министров придется, наверное, на что-нибудь заменить. Увы, решать всякие важные вопросы все-таки придется понарошку. Сам же Александр решал их тут с истинно царской легкостью. Однажды, например, прохаживаясь царскосельским садом, он повстречал Карамзина, усадил на скамейку и завел с ним разговор, при этом для чего-то вытащив из рук историографа его прогулочную тросточку. Карамзин, пользуясь благодушным настроением царя, попросил титул камер-юнкера для своего знакомого. Александр, ничего не ответив, написал на песке карамзинской тросточкой: “Быть по сему”.
– Какой же ответ прикажете мне написать, Государь? – с наивным видом спросил Карамзин.
– Ты видишь ответ, – проговорил Александр.
– Но это, государь, написано на песке, – улыбнулся историограф.
– Что я написал на песке, то и напишу на бумаге, – ответствовал царь.
С такой легкостью решались судьбы два столетия назад.
Впрочем, не обходилось без конфузов. Как-то раз, к примеру, Александр встретился в саду с медведем, убежавшим из зверинца. Естественно, что Александр испугался и, забыв об императорском достоинстве, смешными мелкими шажками побежал к дворцу. Все оцепенели. Один только юный Пушкин, оказавшийся при этой сцене, произнес:
– Один человек нашелся, да и тот медведь.
Впрочем, известно, что учтивость не была сильной чертой великого поэта.
А на север от дворца располагается еще одна из любопытных достопримечательностей Царского Села – Федоровский городок. Он построен в начале двадцатого века и первоначально был рассчитан на размещение причта построенного в то же время Федоровского собора. “Архитектурный ансамбль представлял собой обособленный городок, обнесенный кремлевской стеной со сторожевыми башнями, бойницами, каменными, с богатой резьбой воротами”, – писал один из первых очевидцев этого затейливого комплекса. Сам же автор, архитектор С.Кричевский, пояснял: “Мною взяты за образец памятники русского зодчества XVI, XVII и начала XVIII веков… Главные здания, выходящие фасадами к собору, были проектированы в русском стиле XVII столетия, а второстепенные и служебные постройки – в духе гражданских сооружений Новгорода и Костромы”.
Становилось ясно, что для притча Федоровский городок был чересчур роскошным. Возникла другая идея – организовать здесь музей древнерусских искусств. Но началась Первая мировая война, и большинство свободных зданий отвели под лазареты. Та же участь постигла и Федоровский городок. Здесь разместился царскосельский лазарет № 17.
Правда, в трапезной палате все же проводились заседания “Общества возрождения художественной Руси”. Трапезная, по словам одного из современников, выглядела так: “Это был двухэтажный каменный дом, отделанный белым камнем и напоминающий Грановитую палату. В нем было много сводчатых палат, расписанных русским орнаментом, узорчатых лестниц и переходов. Дом был обставлен специально сделанной мебелью в русском старинном стиле”.
Так что прения искусствоведов проходили в подходящей обстановке.

Дом Шишкова

Дом Толстого

Особняк Савицкого

Гостиный двор

Женская гимназия

Ратуша

Парковым посадом

Как правило, посадом называли поселение, возникшее снаружи кремлевских или монастырских стен. Сначала появлялось укрепление, затем вокруг него нарастали дома обывателей. Так случилось и с Царским Селом. Только в роли крепости здесь выступили парки и дворцы.
Одна из самых любопытных улиц называется Московской. Вышло так, что здесь селилось множество известных наших соотечественников. Интересны они сами, интересен царскосельский быт, какой-то полудачный-полугородской.
К примеру, в доме № 9 жил писатель Вячеслав Шишков. Один из гостей так описывал его жилище: “В большой столовой (она же гостиная), очень светлой, с выходом на веранду, стены были оклеены оранжевыми обоями, на фоне которых выделялась мебель красного дерева, большая ковровая тахта. Около последней стояли буфет, шкапик-радиоприемник и горка со стеклом и фарфором. У противоположенной стены – фортепьяно, а на нем коллекция фарфоровых кукол… Обеденный стол, стулья, высокое зеркало в углу – вот и вся обстановка”.
Через перекресток в доме № 8 проживал писатель Алексей Толстой, прозванный Красным графом, со своей супругой, также получившей кличку – “Царскосельская барынька”. Ощущения от этого жилища были несколько иными: “Здесь всегда царила атмосфера постоянного творческого горения, живой, самой злободневной и острой современности, все было проникнуто духом взаимосимпатии и взаимопонимания дружной семьи, отличающейся истинно русским хлебосольством” – так писал толстовский гость.
Практически напротив стоит особняк путейца В.Савицкого. История этого дома представляет интерес не столько из-за личности владельца, сколько из-за истории его строительства. Савицкий объявил архитектурный конкурс, в условиях которого была такая фраза: “Ввиду наличности у владельца запаса гранитных камней желательна отделка цоколя и выступающих частей фасада гранитом, а заполнение облицовочным кирпичом и майоликой”.
Архитектор В.Васильев, выигравший конкурс, честно выполнил условия заказчика. На царскосельской улице возник довольно симпатичный особняк в стиле модерн с преобладанием гранитно-мраморных мотивов.
Далее на месте нынешнего памятника Ленину стоял Екатерининский собор – этакий храм Христа Спасителя в миниатюре. Неудивительно, ведь авторство у них одно – оба собора спроектировал Константин Тон. Правда, здешний аналог (кстати, появившийся гораздо раньше, чем московский) до сих пор никто не помышляет восстанавливать.
А напротив памятника Ленину – один из любопытных, хотя и не слишком популярных городских музеев – краеведческий.
На противоположной стороне улицы красуется Гостиный двор – длинный и низенький и оттого вполне вписывающийся в общегородскую атмосферу нереальности. Он здесь появился в 1866 году и даже вошел в историю литературы – Анна Ахматова ходила по гостинодворской галерее, будучи еще маленькой девочкой, в гимназию: “Стучат мои каблуки… снег вокруг собора потемнел, кричат вороны, звонят колокола”.
Впрочем, как торговое учреждение Гостиный двор не всякий раз оказывался на должной высоте. Во всяком случае, Есенин писал своей матери из Царского Села: “Дорогая мамаша, свяжи, пожалуйста, мне чулки шерстяные и обшей по пяткам. Здесь в городе не достать таких”.
Следующий квартал также богат историческими памятниками. В доме № 33 располагалась царскосельская ратуша, за нею в доме № 45 жила писательница Ольга Форш. На следующем перекрестке, стоит несколько сойти с прямого курса и свернуть налево, в неприметном внешне доме № 19 по Конюшенной улице жил известный писатель-фантаст Александр Беляев. Многим известен его жутковатый роман “Голова профессора Доуэля”. Однако немногие знают, что это произведение в какой-то степени автобиографично. Сам Беляев об этом рассказывал: “Болезнь уложила меня однажды на три с половиной года в гипсовую кровать. Этот период болезни сопровождался параличом нижней половины тела. И хотя руками я владел, все же моя жизнь сводилась в эти годы к жизни “головы без тела”, которого я совершенно не чувствовал… Вот когда я передумал и перечувствовал все, что может испытать “голова без тела”.
Атмосферу квартиры Беляева описал журналист из газеты “Большевистское слово”: “Скромно обставлен кабинет. Полупоходная койка. По стенам картины с фантастическими изображениями. Мерно гудит ламповый радиоприемник. Настольный телефон и книги… книги… книги… Ими завалены стол, этажерка, шкаф и до потолка вся соседняя комната-библиотека. На койке лежит человек с высоким лбом, лохматыми черными бровями, из-под которых смотрят ясные проницательные глаза. И кажется, что это один из героев книги “Звезда КЭЦ” в своей межпланетной обсерватории, откуда в специальные телескопы он видит, изучает жизнь далеких планет”.
Незадолго до этого вышел нашумевший очерк М.Кольцова “Мужество” – о другом писателе, Николае Островском. Автор “Слова” явно подражал своему более маститому коллеге. Почва для подражания была: Беляев, страдающий тяжелым заболеванием позвоночника, лишь в периоды нечастых облегчений мог вставать с кровати, да и то с большим трудом.
Московская улица упирается в очередную “зеленую зону” – сквер между Каскадным и Колонистским прудами. Здесь можно свернуть налево и пройти на параллельную Пушкинскую улицу. Первый ее квартал застроен новыми и недешевыми домами – жить в Царском Селе становится престижно. Зато дальше то и дело встречаются исторические здания. Например, дом № 32, известный в городе как “Дом городовых”. Он и вправду был построен в 1900 году для царскосельских охранителей порядка. Впоследствии городовые были выселены (как прислужники отжившего режима). Здесь же разместили общежитие сельскохозяйственного института. Рядышком, в доме № 28, действовала женская гимназия (позднее Дворец пионеров). А в доме № 20 проживал историк Разумник Иванович Иванов-Разумник.
Это был один из популярнейших в городе литературных салонов послереволюционной эпохи. Писатель Е.Г.Лундберг вспоминал: “Вечером – в Царском Селе у Иванова-Разумника. Спокойно рассказывает об Англии Е.И.Замятин. О.Д.Форш-Терек нет-нет да зальется захватывающим смехом; любит деталь, анекдот и культивирует их… Есенин, богатый талантом, почти мальчик, играет стихом, играет резкостью утверждений… Вечерами у Иванова-Разумника литература не только подается, она творится – особенно длинными ночами, когда один из гостей остается с глазу на глаз с хозяином”.
Улица заканчивается дачей Китаевой. Здесь в 1831 году проживал Александр Сергеевич Пушкин – самый, пожалуй, знаменитый царскоселец. Сегодня здесь музей, и посещение его – достойнейшее завершение прогулки по своеобразному посаду Царского Села.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"