Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №31/2002

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ШКОЛА ПАМЯТИ 
 

Все больше и больше времени отделяет нас каждый год от того самого первого, победного Девятого мая. У наших учеников есть уже опыт другой, чеченской войны, а рассказы о войне воистину великой, честной войне за свою землю кажутся многим из них лишь интересными историческими повестями, мало чем отличающимися от рассказов о Куликовской битве. С горечью говорят об этом учителя, редко задумываются об этом родители – внуки победителей сорок пятого года.
О любви к Родине слишком часто говорят в ироническом смысле. А то и вовсе под этой самой любовью понимают националистическую идею. В последнее время в печати обсуждается проблема “скинхедов”! Старики возмущены: как такое возможно среди народа, победившего фашизм?! Молодые говорят: “А что вы хотите, кто нам рассказывал об этих ужасах, мужестве и достоинстве, в которых вы выросли, кто перелил в нас печаль и горечь своего сердца? Неужели вы думаете, что историческая память воспитывается учебниками по истории?” Оказывается, существует какая-то странная педагогика войны, которая тоже делает человека. Как не хватает нашим ученикам простого человеческого разговора о ней, замешенного на резких, порой даже очень грубых словах, слезах, восхищении человеком. На таких разговорах, как ни крути, выросли нынешние взрослые люди. Но почему-то своим детям передать это постеснялись – слишком сентиментально, несовременно. А бабушки и дедушки умирают. Скоро вообще никого не останется, кто не то, что расскажет ребенку о той войне, а будет хотя бы поводом для вопроса: “Мама, а кто этот дядя?“ Эти странные медали, эта странная походка, речь, жизнь... О тех, кто сегодня все-таки пытается говорить с детьми о той войне, – читайте, пожалуйста, на этой странице.

Искра Васильевна ТАНДИТ,
заслуженный учитель РФ

Аттестат надежды

Осенью 1941 года в Москве работала только одна школа

Антонина Васильевна КОРНЕЕВА
Антонина Васильевна КОРНЕЕВА, преподаватель литературы, автор воспоминаний
Передо мной – старые пожелтевшие листы, исписанные четким учительским почерком. Светлые и простые, эти страницы заставляют вспоминать ушедших, но каких живых в памяти людей! Эти воспоминания написаны заслуженным учителем РСФСР, преподавателем литературы Антониной Васильевной Корнеевой, ученикам которой сейчас за шестьдесят. Эти листки сохранили для нас историю жизни удивительной школы – единственной в осажденной Москве осенью сорок первого года. Они открывают нам неожиданный мир, в котором старшеклассники с удовольствием ходят в школу, зная, что в любой момент в нее может попасть бомба, в котором учителя готовы под бомбами учить детей, потому что они прежде всего учителя и только потом испуганные усталые люди...

 

Секретная школа

Думаю, многие москвичи не знают о том, что одна из московских школ работала в 1941/42 учебном году, несмотря на то что все школы города в связи с войной были закрыты, а учителя с выплатой двухмесячной зарплаты освобождены от работы. Сейчас, когда воспоминаниями о годах войны делятся многие, я хочу рассказать, как вышло, что мы ослушались общего распоряжения.

В.А.КОРНЕЕВА, директор школы
В.А.КОРНЕЕВА, директор школы
А.А.КУЗЬМИН, учитель биологии
А.А.КУЗЬМИН, учитель биологии
БОЧКОВ
БОЧКОВ,
учитель физики
П.Е ПОЛУБОТКО
П.Е ПОЛУБОТКО,
учитель географии

16 октября 1941 года – памятный день для всех, кто оставался в Москве. Многие покидали столицу, вереницы машин по шоссе Энтузиастов двигались в направлении города Горького. Мы, большая группа учителей 425-й школы (тогда Сталинского района), никуда не уезжали, приходили каждый день в школу, туда же приходили старшие ученики, оставшиеся по каким-либо причинам в Москве. Вот тогда и возникла мысль продолжить занятия с восьмыми, девятыми и десятыми классами – сколько наберется учеников. Мы рассуждали так: зарплату нам дали за два месяца вперед, на завод нам не поступать, уже поздно менять специальность (всем под пятьдесят), но если есть ученики, надо вести учебный процесс. И вот негласно мы начали занятия. Я была вначале заместителем директора и вела литературу в десятых классах, математику вел Б.А.Ратнер, литературу в 9-м вел С.И.Шкраб, а математику – А.И.Собенников, литературу в 8 классах – заслуженный учитель РСФСР А.А.Кузнецова, немецкий язык во всех классах вела А.В.Лазаревич, историю – З.Ф.Демышева, физику – А.И.Янцов, химию – А.Г.Кирюшина, географию – П.Е.Полуботко, биологию – А.А.Кузьмин, черчение – В.П.Башкиров, физкультуру – П.К.Якутов. Директором школы была Корнеева Вера Александровна.
Из учеников были организованы бригады в помощь заводам МИЗ и № 615. Каждый день они выходили на работу. На шестьсот пятнадцатом освобождали цеха от мин, почему-либо забракованных, становились цепочкой и передавали мины из цехов на улицу. Это было нелегко: мина весила около 12 килограммов, зимой они, холодные, жгли руки, а варежки были не у всех; работать приходилось по три часа, иногда и дольше, пока цех не будет свободен. Упаковку оружия и мин поручали только десятиклассникам, это требовало от них большой осторожности и аккуратности. Бригада девочек ходила в Лефортово, в госпиталь: помогали медицинскому персоналу, писали письма, читали раненым книги. Просили читать «только про войну». С удовольствием слушали романтические рассказы Горького. Иногда ребята пели раненым, читали стихи и очень редко, если уж очень просили, танцевали.
О занятиях в школе стало известно в райисполкоме. Председатель исполкома А.Г.Яковлев приехал в школу, беседовал с ребятами и учителями. Нам сказал: «Ну продолжайте, зарплату будете получать в райисполкоме, обо всем ставьте меня в известность». Учились все очень усердно, так, как никогда раньше и после. Никого не надо было заставлять. В школе было холодно, мерзли чернила. Ребята жались к друг другу, но никто не болел, никто не пропускал уроков.
На одних только моих уроках литературы мы пережили 27 тревог, и как не хотелось детям уходить с урока в котельную, которая использовалась как бомбоубежище! Все москвичи были в бригадах и дружинах ПВО, были и в школе ночные дежурства. Каждый знал свое место: географ со своими учениками – на астрономической площадке; я с другой бригадой – у черного входа, граничащего с шестьсот пятнадцатым заводом, Лазаревич – на 2-м этаже. Всегда все делали вместе с учениками. Приходили к восьми часам вечера, позднее нельзя было ходить по улицам: Москва была прифронтовым городом. До десяти часов вечера занимались кто чем хотел: учили уроки, пели и рассказывали интересные истории, играли в домино, в литературные игры. Много смеялись и на время отвлекались от дум о войне.
В 10 часов обычно объявлялась воздушная тревога, все бежали на свои места. Жутко было сидеть во дворе у черного входа! Зенитки стреляют, прожекторы бороздят небо, а завод ни на минуту не прекращает работы, не замедляет темпа ее, хотя о крышу стучат осколки. А на крыше школы, на астрономической площадке, еще более жутко: виден весь огненный пояс вокруг Москвы, самолеты, стремящиеся к Москве, прожектора, ослепляющие их, где-то взрыв, где-то пожар! И так до трех утра, а там – отбой, и все идут спать: на столах в физическом и биологическом кабинетах приготовлены матрасы, а утром – снова занятия.
Как говорят, шила в мешке не утаишь, так и о работе нашей школы пополз слух по Москве, и скоро к нам потянулись поодиночке старшеклассники с разных концов столицы, и к седьмому ноября у нас уже было пять десятых, три девятых и три восьмых класса, работать становилось интересно.
Особенно любили ученики биологический кабинет, потому что весь кабинет был в цветах. Пальмы разных видов, другие редкие цветы и растения делали кабинет каким-то экзотическим местом, тем более что в школе было холодно, а в этом кабинете почти всегда было тепло, так как в его стенах шли дымоходы и вытяжки из столовой, которая была под этим кабинетом на первом этаже. А в лаборантской стояли чучела рыси, фазанов и другие наглядные пособия. Все содержалось в образцовом порядке: сам учитель любил свой предмет, а это всегда передается ученикам. Политинформации и для учителей, и для учеников проводил географ П.Е.Полуботко. Он вел их очень интересно: обзор военных действий был всегда с прогнозом на будущую победу наших войск, он как-то умел не только анализировать сегодняшнее состояние дел, но и предугадывать, как будут развиваться события дальше. И немудрено: он был человеком эрудированным, высокообразованным, знал немецкий и английский языки в совершенстве, свободно читал книги на всех европейских языках. Все военные годы он выезжал с учениками в подмосковные колхозы на полевые работы на все лето до осени, не имея много лет никакого отпуска. Его очень любили все: и ученики, и учителя. Умер он в школе от разрыва сердца… На посту.
Мы спокойно работали все первое полугодие. В феврале о нашей работе узнали городской отдел народного образования, министерство – и пошла проверка! Инспектор министерства С.А.Смирнов был у меня в десятых классах, проверял знания учеников по литературе, констатировал нормальное прохождение курса и не знал, как быть с выпускными экзаменами в нашей школе, впоследствии нас приравняли к школам области и на экзамены вынесли шесть предметов.

С экзамена – на войну

В декабре некоторые наши комсомольцы-десятиклассники перестали ходить в школу. В чем дело? В Москве их не оказалось. В марте они вернулись. Оказывается, были в тылу врага по спецзаданию ЦК комсомола. Мы, учителя, начали с ними проводить дополнительные занятия, чтобы они нормально подготовились к экзаменам.
Было у нас интересное происшествие. Однажды ночью стучат в парадный вход школы. Кто? Нарочный от Сталина к директору. Испугались… Вот, думаем, расправа за самовольную работу. Оказалось – благодарность школе за проявленный патриотизм: школа сдала облигации займа и 16 000 рублей денег на танк «Московский школьник» – собрали ученики. Личную подпись Сталина утром разглядывали ученики.
Если мне не изменяет память, 7 апреля 1942 года один немецкий самолет прорвался, никем не замеченный, днем в наш район; одна из сброшенных бомб попала в дом № 7а по Мажорову переулку, были жертвы: дети играли в скверике, взрывной волной опрокинуло трамвай, у нас в кабинетах вылетели стекла. Нашим ребятам пришлось помогать убирать во дворе после налета и видеть ни в чем не повинные жертвы войны – убитых детей. Со слезами пришли ребята на урок, возмущенные, полные негодования и ненависти.
Незаметно подошло время выпускных экзаменов. Вот и они миновали… Сто человек окончили школу. Заводы дали средства, а воинская часть, стоявшая поблизости, – продукты, музыку и кавалеров. Окончивших мальчиков было мало, хотя заводы и давали им броню. Завод № 615 давал броню для мальчиков-десятиклассников, чтобы дать им возможность окончить школу. Думали о победе, о жизни.
Выпускной вечер… После него для наших выпускников была война. Те, кто остался в живых, возвращались не за школьную парту, а в вузы. Но с некоторыми происходили комические истории: их аттестатам не верили: ведь школы Москвы в первый год войны не работали. Приходилось школе давать справку, что занятия в 1941/42 году были, что такому-то был выдан аттестат с соответствующим номером.
На лето некоторые учителя уехали с учениками на полевые работы в колхозы, другие остались в трикотажной мастерской, открытой в школе МОПРом, в ней для воинов вручную вязали свитера, носки, варежки.
Все, кто окончил школу весной 1942 года, стали настоящими людьми. В моем классе: Малышева – зоотехник Республики Коми, Митина – юрист, Крылова – инженер, Рыбкин – военный, Зайцева – преподаватель немецкого языка, Милишникова – работник библиотеки, Герман – радиотехник, Тимофеев – инженер, Паращук – преподаватель академии (английский язык).
А учителя? Директор школы, В.А.Корнеева, еще долго после войны возглавляла нашу школу, многие ушли на пенсию, большинства уже нет… нет.
Многое мною не написано не потому, что забыто, а просто кажется, что это, может быть, не всем интересно.

* * *

На этом воспоминания кончаются. Учителя этой школы умерли, с ними ушли их педагогические мысли, находки, богатый опыт, но сила их духа, способность смело принимать самостоятельные решения, личная ответственность за то, что происходит вокруг, бесстрашие и любовь к людям, к своей профессии, к ученикам, я верю, остались в памяти, в характерах людей, с которыми они вместе жили, не хочу сказать – работали, именно жили в трудные военные годы.
Школа № 425 была закрыта в 60-е годы, здание отдано Московскому автомеханическому институту, одна из новостроек Москвы получила этот номер, но, получив номер, не приняла памяти, традиций, не проявила интереса к учителям, ученикам этой школы, которые могли бы очень помочь в воспитании нового поколения. Жаль, что мы часто небрежны к людям, которые рядом. И правда, что они сделали? Просто работали.
Что хранит моя детская память? Узкое подсобное помещение с кафельным полом и железной печкой, холодное, совсем не приспособленное для жилья. Холод. Рвущиеся от мороза батареи на этажах, вода, потоками стекающая по широким лестницам… и мама, вместе с нянечками собирающая воду большими тряпками… А утром она выходила встречать учеников, собранная, строгая, директор, взявшая на себя ответственность самостоятельного решения о работе школы в трудный военный год, потому что понимала: если есть учителя и ученики, должен начаться учебный процесс. Вечерами учителя собирались вместе, и начинался увлекательный разговор об учениках, об их характерах и судьбах, о воспитании. Навсегда осталось в памяти главное: взаимоотношения с ребятами, взаимное уважение, забота, защита, помощь, дружеское участие в жизни каждого, невзирая на собственное горе, потери и потрясения.
В школе формируются отношения людей, дети чувствуют прежде всего отношение к ним, учатся слышать невысказанное, видеть скрытое от глаз, чувствовать сердцем. Если этого нет, школа не выполняет главного назначения – растить человека.

Фото из личного архива


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru