ШКОЛЬНЫЙ СЧЕТ

За что же merсi?

Учительская зарплата по классической чеховской ведомости

Чем отличается классика от обычной литературы, так это тем, что остается актуальной даже спустя столетия. Давайте попробуем почитать А.П.Чехова, рассказ «Размазня».

На днях я пригласил к себе в кабинет гувернантку моих детей, Юлию Васильевну. Нужно было посчитаться.
– Садитесь, Юлия Васильевна! – сказал я ей. – Давайте посчитаемся. Вам, наверное, нужны деньги, а вы такая церемонная, что сами не спросите… Ну-с… Договорились мы с вами по тридцати рублей в месяц…
– По сорока…
– Нет, по тридцати… У меня записано… Я всегда платил гувернанткам по тридцати…

Морочить головы учителям – любимое занятие бухгалтерской бюрократии. Кажется, что система оплаты труда учителя задумана таким образом, что разобраться в ней – удел немногих. Нет, на первый взгляд все просто и очевидно: зарплата учителя зависит от его категории и разряда: чем выше разряд, тем выше оплата, расчет ведется из ставки 18 часов в неделю. Если ты учитель высшей категории, 14-го разряда, получай свои 2400 рублей и будь доволен. Но это только на первый взгляд.
На второй – такой зарплатой доволен не может быть никто, поэтому стараются брать не 18, а гораздо больше часов: 30 – 40 – 50 – 60!!! Это не преувеличение, в округах встречаются учителя, ведущие нагрузку в 60 часов, что составляет 12 уроков ежедневно, при пятидневной рабочей неделе. Даже при такой ненормальной, ведущей к нервному истощению нагрузке зарплата наиболее высококвалифицированного учителя составит около 200 $ в месяц. Только-только прокормиться самому, о прокорме семьи речи уже нет. Но кроме ставок учителя в школе существует еще около двух десятков самых разнообразных ставок: начальник штаба ГО, педагог-организатор по ОБЖ, руководитель музея, специалист, инструктор по физкультуре, вожатый, социальный педагог, лаборанты и т.п. Зарплата у этих работников обычно небольшая, и найти человека на такую должность нереально. Например, лаборант по физкультуре должен ежедневно таскать по залу разнообразные гимнастические снаряды, маты и прочее, получая при этом около 1000 руб. в месяц. Поэтому обязанности данных работников распределяются между учителями, как, естественно, и зарплата. Вот и попробуйте рассчитать зарплату учителя 14-го разряда, ведущего 25 часов основного предмета (классы КРО, гимназические, общеобразовательные – все оплачивается по-разному), два часа консультаций, четыре часа кружка, два часа спецкурса (в качестве специалиста надбавку за особые классы он уже не получает), имеющего 0,5 ставки социального педагога (оплата уже по 11-му разряду), 0,25 ставки лаборанта (по 4-му разряду). Причем, если он к тому же имеет награды, дающие право на 30% или 50% надбавки, получать ее он будет только за 18 часов нагрузки, за остальные часы – нет. Добавьте к этому надбавки за классное руководство, кабинет, тетради, методическую литературу…
Поверьте, если вы не бухгалтер, рассчитать зарплату вам не удастся. Подавляющее большинство учителей представляют размер своей заработной платы только примерно, и если вдруг она уменьшается, приходят к завучу со слезной просьбой «разобраться». «Разборки» с бухгалтерией обычно выявляют ошибки и обещание доплатить.
А вообще кажется, что стремление заплатить как можно меньше становится навязчивой идеей бухгалтерии, на уровне какой-то мании. Впрочем, если учесть, что существует парадоксальный «фонд экономии заработной платы», из которого до сих пор выплачиваются премии самой бухгалтерии, это становится вполне по-житейски понятным. Действительно, если твоя собственная премия зависит от того, как ты сэкономишь чужую зарплату... Да и что же это за фонд такой? Вообще-то заработная плата – это деньги, предназначенные на оплату выполненной работы, и сэкономить ее можно только одним способом: не заплатив за работу. Получается, что материальное благополучие одних поставлено в прямую зависимость от материального неблагополучия других: недоплати другому – и желанная премия в твоих руках. Господи, какой же иезуит это только придумал!

– Ну-с, прожили вы два месяца…
– Два месяца и пять дней…
– Ровно два месяца.… У меня так записано. Следует вам, значит, шестьдесят рублей.… Вычесть девять воскресений… вы ведь не занимались с Колей по воскресеньям, а гуляли только.… Да три праздника…
Юлия Васильевна вспыхнула и затеребила оборочку, но… ни слова!

Интересно, почему у учителей суббота считается рабочим днем, даже если школа в этот день не работает? Когда в конце 60-х вся страна перешла на пятидневку, учебных заведений это не коснулось, но потом, когда школам было дано право самостоятельно определять продолжительность рабочей недели, практически все они по желанию учеников, их родителей и самих учителей дружно выбрали два выходных дня. Сейчас много говорят о том, что это было сделано вопреки рекомендациям физиологов и гигиенистов: неправда, просто существуют различные мнения по этому поводу. Большинство ученых от медицины и педагогики считают, что за два выходных дня происходит более полное восстановление утомленного организма, чем за один, даже при частичном снижении ежедневной нагрузки, другая часть придерживается противоположного мнения. Кажется, при отсутствии четкой научной рекомендации логично предоставить решение вопроса самим людям, но нет, эту самую рабочую субботу с маниакальной настойчивостью, как дубинку из-за спины, выхватывает время от времени бюрократия и начинает ею размахивать. Все против шестидневной учебной недели: ученики, их родители, учителя.… Но снова и снова ее угроза возникает, будто птица Феникс. У учителей слишком большая нагрузка – давайте введем занятия в субботу, школьники не усваивают программу – давайте введем занятия в субботу, у детей ухудшается здоровье – давайте введем занятия в субботу!
По чьему-то просвещенному мнению введение дополнительного рабочего дня положительно скажется на здоровье ребенка! Вот уж действительно: «Мы заставим тебя быть счастливым!»
Эта рабочая суббота, в которую почти никто не работает, как немой укор учителю, заставляющий его ощущать себя жуликом, обманывающим государство, получающим незаработанные деньги, хотя все свои часы он честно отработал за пять дней. Старый психологический трюк – заставь подчиненного постоянно чувствовать себя виноватым.
В этом году мы впервые отдыхали в День защитника Отечества, он стал праздником не только де-факто, но и де-юре. Вся страна отдыхала три дня, но многие школы – только два, как же – рабочая суббота, перенесенная на понедельник. Пусть в этот день не пришли половина учеников, их увезли родители, пусть, принцип нам важнее! Кому это было надо? Чей это горячечный бред?
В работе учителя нет ничего, чему мог бы позавидовать психически нормальный человек, как говорил Остап Бендер: «Я человек завистливый, но тут завидовать нечему» – за одним мелким исключением – отпуск. Как же, целых 48 рабочих дней! Но из этих 48 рабочих 8 – субботы! Но все равно целых 40 дней! Причем аппарат управления школами лишен этого, такой отпуск положен только тем, кто непосредственно занят преподавательской деятельностью. Ситуация абсурдная, управляющие структуры обязаны активно функционировать, в то время как все их подчиненные находятся в отпуске! Какой же руководитель позволит отдыхать подчиненным, если он сам «на посту»? Больше всего достается тут директорам школ, которых и в отпуск вовремя не отпускают, и вызвать стараются как можно раньше. Ни один директор школы не может отгулять нормальный полноценный отпуск, у многих накопилось за годы несколько месяцев неиспользованных отпусков. А ведь им, как, пожалуй, никому другому, нужно восстановить истрепанные нервы, именно им, находящимся между молотом управления и наковальней школы, достается больше всех. Но нет, уйти директору в отпуск дозволяется никак не раньше середины июля, а первое совещание директоров назначается не позже 20 августа.

– Три праздника…. Долой, следовательно, двенадцать рублей…. Четыре дня Коля был болен, и не было занятий… Вы занимались с одной только Варей…. Три дня у вас болели зубы, и моя жена позволила вам не заниматься после обеда…. Двенадцать и семь – девятнадцать. Вычесть… останется… гм… сорок один рубль… Верно?
Левый глаз Юлии Васильевны покраснел и наполнился влагой. Подбородок ее задрожал. Она нервно закашляла, засморкалась, но – ни слова!
А собственно, почему ни слова? Ну ладно, учителя излишне воспитанны, для того чтобы давать отпор хамам, чтобы зубами вырывать свое, кровное. Но где же защитник их интересов – профсоюз? Где боевой отряд, способный противостоять всемогуществу бюрократии, отстоять интересы трудящихся: человеческую зарплату, нормальные условия труда, заставить чиновничье братство если не уважать, то хотя бы считаться с учителями. Нет его. Как когда-то стал он «школой коммунизма», разновидностью партийных и советских организаций, так до сих пор и остается. С какой готовностью наш профсоюз подхватывает высокопарно-напыщенные слова о высоком предназначении учителя, о его бескорыстии и необходимости трудиться на благо и величие новой России! Да только что-то слабо верится, что изматывающий, неблагодарный труд российской интеллигенции за нищенскую зарплату – в интересах России, скорее это в интересах бюрократии, которой удобно прикрывать высокими словами собственную некомпетентность и ненужность. Очень хорошо помню, как наш институтский преподаватель политэкономии доказывал, что в капиталистическом обществе интересы трудящихся и администрации совпасть не могут даже теоретически. Простите, а в каком обществе мы живем сейчас? Мир изменился давным-давно, а профсоюз все пытается натянуть розовую поросячью мордашку социализма на волчью пасть капитализма. Чем он занимается? Выделяет льготные путевки для мизерной части учителей да мизерные средства для проведения праздников – вот, пожалуй, и все. Даже квартиру он дать давно уже не может.
Да и не нужно это. Не нужно выбивать одну квартиру на тысячу учителей один раз в десять лет, нужно всеми силами и средствами добиваться такого состояния дел, чтобы любой учитель мог сам оплатить себе квартиру, покупая ее в рассрочку либо арендуя. Не нужно выделять пакетик дешевых сиротских конфет для учительского ребенка на Новый год, это даже оскорбительно, нужно, чтобы у учителя просто не возникало проблемы с покупкой подарков.
Чего ждал профсоюз, когда в регионах формировались многомесячные задолженности по зарплате? Проникался государственными интересами? Не было их, этих интересов, а было разворовывание школьных денег, многократное прокручивание их в банках, создание огромных частных богатств. Да, страна проходила период первоначального накопления капитала, да, в это время законы – волчьи, но с волками бороться можно и нужно, иначе загрызут совсем, и методы борьбы должны быть соответствующими. А наш профсоюз вместо объединения для борьбы проповедовал разъединение по узкоместническим интересам. «Ну и что же, что в Сибири не дают зарплату, в Москве же дают!»
Учителя разделены, разрознены мелкокорыстными интересами, большинство провинциальных учителей завидуют московским, считая, что у них непомерно высокие зарплаты, большинство московских – провинциальным, считая, что там низкие цены и малое количество учеников в классе. Городские учителя завидуют сельским, сельские – городским, одна школа – другой, один учитель – другому. И кого-то все это очень устраивает.
Многие годы не слышал, чтобы профсоюз вступил в борьбу с администрацией любого уровня, защищая работника школы. Суд – да, тот иногда защищает, профсоюз – не слышал.
Профсоюза как защитника интересов работников образования у нас не было и нет, а есть еще одна бюрократическая структура, поглощающая 1% зарплаты в виде ежемесячных взносов.

– Под Новый год вы разбили чайную чашку с блюдечком. Долой два рубля... Чашка стоит дороже, она фамильная, но... бог с вами! Где наше не пропадало! Потом-с, по вашему недосмотру Коля полез на дерево и порвал себе сюртучок... Долой десять... Горничная тоже по вашему недосмотру украла у Вари ботинки. Вы должны за всем этим смотреть. Вы жалованье получаете. Итак, значит, долой еще пять… Десятого января вы взяли у меня десять рублей...
– Я не брала, – шепнула Юлия Васильевна.
– Но у меня записано!
– Ну, пусть... хорошо.
– Из сорока одного вычесть двадцать семь – останется четырнадцать...
Оба глаза наполнились слезами... На длинном хорошеньком носике выступил пот. Бедная девочка!

Что учитель должен, а что нет – это великая тайна. К учителям предъявляются требования, которые порою заставляют усомниться, то ли это требования к обычному человеку, то ли к сверхсуществу.
Во-первых, учитель должен научить, причем всех – умных и глупых, тех, кто любит его предмет, и тех, кто терпеть не может, тех, кто ходит в школу учиться, и тех, для кого школа – только место встречи, всех, кого родители удосужились хотя бы один раз привести в несчастную школу. При этом учитель начисто лишен каких-либо реальных рычагов воздействия на ученика, кроме убеждения и собственного примера. Никого не волнует то, что этот ученик не учится сам, срывает уроки, третирует одноклассников: раз он числится в школе, он должен быть выучен. Выгнать из школы нельзя ни одного ученика, никогда и ни за что. Можно ли поставить ему двойку, оставить на второй год? Можно, но чисто теоретически. Практически, как только количество двоек и второгодников превышает некий фиксированный показатель, на школу начинается нашествие комиссий, ищущих причины. И причины эти находятся в слабом контроле со стороны администрации, в слабой подготовке учителей к уроку, в отсутствии систематической курсовой переподготовки... Были бы люди, а причины найдутся. У учителей начинают требовать тематическое и поурочное планирование, хотя нет ни одного документа, обязывающего учителя писать планы к каждому уроку. Учителям начинают объяснять то, что у каждого ребенка развитие идет по своей траектории, и если он к 8-му классу выучил таблицу умножения и стал делать в диктанте не 35, а 34 ошибки, это уже положительная динамика и требует положительной оценки. В общем, чем подвергать себя унизительным проверкам и глупым нотациям, проще поставить тройку, что и делается.
Но тут настает время аттестации школы, и те же люди, которые до этого разглагольствовали об «индивидуальной траектории развития каждого ребенка», теперь вдруг начинают говорить о государственных стандартах, о требованиях закона, о долге, профессиональных обязанностях.
Словом, куда ни кинь…
Вообще же контроль качества знаний принял у нас несколько странные формы. Сначала вполне хватало контрольных работ и экзаменов, проводимых самой школой, затем возникла система аттестации, аккредитации и лицензирования, сейчас формируется нечто вроде «полиции качества». Что будет дальше? Служба внутренней контрразведки и безопасности?
Во-вторых, как недавно выяснилось, учитель должен бороться с безнадзорностью и беспризорностью. Уважаемый президент обратил внимание правительства на большое количество беспризорников. Правительство удивилось, вроде бы и войны не было, а на тебе. В принципе если бы наше правительство почаще спускалось с кремлевского поднебесья на грешную землю, новостью это для них бы не стало. Беспризорность как явление можно видеть, слышать и обонять в метро, на вокзалах, улицах, в подъездах – практически везде. А раз она действительно есть, с ней надо бороться. Осталось придумать, кому же поручить эту ответственную работу. Милиция категорически заявила, что задерживать беспризорников не имеет права, они не преступники, вот станут преступниками, тогда да. Медицина, социальные службы тоже оказались ни при чем. Самыми крайними оказались школы. Беспризорников решили не ловить на вокзалах и улицах, а вычислять методами контрразведки. От школ потребовали провести анализ документации, сравнив собственные списки со списками районных детских поликлиник, рэу, дэзов и т.п., на предмет выявления детей, которые не посещают школу, т.е. поиска беспризорников. В принципе беспризорника можно встретить во многих местах, но никак не среди документов в конторах и поликлиниках.
Впрочем, отчеты все уже успешно
сданы.
В-третьих, учитель должен воспитывать, причем не только учеников, но и их родителей. Ей-богу, этот пункт требует отдельного разговора.
В-четвертых, учитель отвечает за жизнь и здоровье детей как во время различных поездок и походов, так и во время школьных занятий. Постулат о том, что если со сбежавшим с уроков оболтусом, не дай Бог, что-нибудь случится, отвечать должна школа, поражает своим откровенным желанием найти стрелочника. «Вы должны за всем этим смотреть. Вы жалованье получаете».
В пятых, учитель должен обладать определенными личностными качествами. Он должен быть: интеллигентным, высокообразованным, честным, принципиальным, справедливым, с чувством юмора, хорошим психологом, добрым, но требовательным, приятным в общении, носителем высоких моральных принципов, бескорыстным альтруистом, любить детей… Вы таких людей встречали? Я – да. Но пальцев одной руки мне хватит с избытком, чтобы их пересчитать.
В-шестых, учитель должен быть творческой натурой. Бюрократия бесплодна. Природа лишила ее главной человеческой особенности – способности к творческому созиданию. Наверное, поэтому бюрократия так любит эти слова: «творчество», «созидание», хотя, если быть точным, их любят и произносить, и извращать. Нынешняя модернизация образования, подменившая его реформу, сейчас направляется и осуществляется именно бюрократией, хотя начата была совсем другими. В начале 90-х именно учителя, работники школ и вузов начинали эти изменения, ощущая в них настоятельную необходимость. Но как же можно без бюрократа? Если не можешь победить общественное течение, возглавь его – этот главный принцип политика был осуществлен на все 100%. В результате термин «реформа» был заменен «модернизацией», а смысл сведен к компьютеризации, которая, впрочем, растягивается на неопределенное время.

– Я раз только брала, – сказала она дрожащим голосом. – Я у вашей супруги взяла три рубля... Больше не брала...
– Да? Ишь ведь, а у меня и
не записано! Долой из четырнадцати три, останется
одиннадцать... Вот вам ваши деньги, милейшая! Три...
три, три... один и один... Получите-с!
И я подал ей одиннадцать рублей... Она взяла и дрожащими пальчиками сунула их в карман.
– Merci, – прошептала она.

Когда в последнее время я начинаю слышать тиражируемые СМИ слова благодарности учителей дорогому правительству за заботу, мне почему-то вспоминается известная фраза: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» Этот жутковатый в своей людоедской двусмысленности лозунг всегда казался мне верхом цинизма. Сначала уничтожить родителей, а потом заставить их детей благодарить за счастливое детство...
Учителям пока благодарить правительство не за что, разве за то же, за что благодарили дети Сталина: «Спасибо, что мы живы». Подавляющее большинство учителей продолжают балансировать за гранью бедности, уходящие на пенсию проваливаются в беспросветную нищету, граничащую с физической возможностью выживания.
Меня всегда возмущают словосочетания «самоотверженный труд», «героический труд»; на самом деле они означают, что кто-то работает на износ, не считаясь с невосполнимой утратой здоровья, невзирая на символическую оплату его труда. За самоотверженным и героическим трудом всегда стоит чье-то головотяпство, неумение организовать нормальный производственный процесс, некомпетентность в управлении, а то и преступление. Труд учителя должен быть ритмичным, нормированным и достойно оплаченным.
И если мы будем продолжать раболепно благодарить за барские подачки с пиршеского стола раздела России, не учителями нам быть, а холопами.

Я вскочил и заходил по комнате. Меня охватила злость.
– За что же merci? – спро-
сил я.
– За деньги...
– Но ведь я же вас обобрал, черт возьми, ограбил! Ведь я украл у вас! За что же merci?
– В других местах мне и вовсе не давали...

И не будут давать, если не требовать. Не нужно переворотов, не нужно смен форм правления, нужен лишь новый независимый профсоюз, способный жестко и бескомпромиссно бороться за права трудящихся, а не служить власти.

– Не давали? И немудрено! Я пошутил над вами, жестокий урок дал вам... Я отдам вам все ваши восемьдесят! Вон они в конверте для вас приготовлены! Но разве можно быть такой кислятиной? Отчего вы не протестуете? Чего молчите? Разве можно на этом свете не быть зубастой? Разве можно быть такой размазней?
Она кисло улыбнулась, и я прочел на ее лице: “Можно!”
Я попросил у нее прощение за жестокий урок и отдал ей, к великому ее удивлению, все восемьдесят. Она робко замерсикала и вышла... Я поглядел ей вслед и подумал: легко на этом свете быть сильным!

Да, герой Чехова, раздуваясь от чувства собственного благородства и силы, дает урок, правда, абсолютно бесполезный. Никогда его гувернантка не перестанет быть размазней.
А мы?