РЕЖИССУРА УРОКА
ПУТЕШЕСТВИЕ ЗА ПОНИМАНИЕМ

Один за всех, и все за одного

Понарошечный диктант с нешуточными результатами

Когда ты один на один с каким-нибудь заданием, оно может оказаться не по зубам. А вот когда ты в компании, когда чувствуешь интерес, дыхание, поток мыслей партнеров, которые помогают тебе уверенно карабкаться вверх, не боясь свернуть себе шею или быть осмеянным, – тогда любое задание оказывается не таким уж страшным и неприступным. А подогреваемое соседями любопытство служит отличным топливом для путешествия за пониманием – путешествия, в котором обретаешь себя.

“Диктант на дружбу”, пожалуй, входит в десятку хитов социоигровой педагогики. Вот и недавно я использовал его на семинаре, который мы – я и Александра Петровна Ершова – проводили в одной из московских школ. Выглядело это так.
Шел второй день семинара. К середине дня мы объединили учителей в новые “малые группки” – получилось четыре команды (три по шесть человек и одна – пять). Команды оборудовали себе гнездышки – две сдвинутые парты и стулья вокруг по числу участников.
Приготовили ручки и тетради (или листочки). Поставили число. Написали слово Диктант. И под ним каждый у себя вывел девиз: ОДИН ЗА ВСЕХ, И ВСЕ ЗА ОДНОГО! “Это, – пояснил я, – чтобы не забывать о главном: написал сам – помоги соседу. Увидел у себя ошибку – посмотри, не допустил ли кто из соседей такую же в своей тетрадке”. В конце девиза – подпись: название команды, которое участники выбрали, разумеется, сами.

Эзоп “по памяти”

Диктую название: “О черепахе и о орле”. По гнездам – легкое замешательство. Конструкция названия явно непривычна и даже диковинна. Это потому, что для диктанта я выбрал текст из рукописи XVII века “Притчи, или баснословие, Езопа Фриги”, опубликованного в сборнике древнерусских притч.
Можете себе представить сложность этого текста для рядового читателя XXI века! Не каждый филолог взялся бы за написание диктанта по этакому тексту – не то что учительница начальных классов, физики или физкультуры! Грамматика уж больно странная. (Впрочем, административный диктант, составленный из Чехова или Тургенева, в глазах пятиклассников, я думаю, не менее странен.)
Но как раз подобные “странности” и помогают учителям, максимально приблизившись к роли учеников, хлебнуть той самой ученической жизни (со всеми ее страхами, сомнениями, недоразумениями и иллюзиями), в которую школьники то и дело погружаются во время традиционных контрольных диктантов.

***

И вот я кладу на учительский стол первую фразу моего диктанта. От каждой команды вызываю по посыльному, а те прихватывают с собой по помощнику.
Посыльные с помощниками подходят к столу. Плотным кольцом окружают текст. Запоминают его. И бегут диктовать в своих командах. Именно бегут – чтобы скорее сообщить об увиденном, пока чего-нибудь не забыли. Такой темпоритм поведения непроизвольно возникает у всех: и у школьников, и у студентов, и у учителей – по поводу совершенно разных текстов: и сложных, и не очень, и экзотических, и традиционных.
Итак, первая фраза: Черепаха орла моляше, дабы ю летати научил. Как видите, несмотря на грамматическую экзотику, ее объем столь невелик, что у посыльных легко появляется уверенность, что фразу они в свои команды донесут правильно.
На ознакомление даю ровно 20 секунд – в руках секундомер. Подобное ограничение помогает открыться интеллектуальным резервам участников – стать хоть на немного, да умнее, внимательнее и сообразительнее. Одним словом – окрыленнее…
И еще одно замечание. Никогда я не кладу перед посыльными полный текст, а только то, что они должны будут донести до своей команды. Иначе посыльные утонут в море соблазнов. Ведь им захочется сначала проверить предыдущую фразу (о написании которой они только что так спорили в команде), а потом уж запоминать новую. Но подобные планы достаточно иллюзорны и, заглянув в предыдущее, посыльные уже не в состоянии сосредоточиться на новой фразе и донести ее до своей команды. Поэтому для учителя проведение социоигрового диктанта связано с некоторыми дополнительными хлопотами при подготовке: выбрать текст, разделить его на фрагменты, заранее подготовить каждый фрагмент. Одним словом – морока…
Итак, посыльные прибегают с информацией в команды, и работа закипает. Удивительно, но ни один учитель – ни физик, ни математичка, ни географ – не возмутился: на что нам, дескать, сдалась эта архаическая орфография XVII века. Все склонились и стали дружно обсуждать, как услышанное от посыльного изобразить в своих тетрадях. Обычно в каждой команде возникает несколько версий. Приходится обсуждать, размышлять, договариваться.

***

Через 3–4 минутки к столу приглашаются новые посыльные с помощниками. Вторая фраза, пожалуй, посложнее: И орлу же сказующу, далече сему быти от естества ея.
Зато третья, кажется, полегче: Она же наипаче с молением прилежаше.
Четвертых посыльных ждала порция: Взем убо орел ногтями и на высоту вознес, по сем пусти ю летети.
А пятых посыльных я предупредил, чтобы они взяли с собой клочки бумаги и ручки. Сначала им была предъявлена последняя часть диктанта. Ее запоминать было не нужно, так как разрешалось сделать шпаргалки. И пятые посыльные при посредничестве своих помощников быстренько нацарапали у себя на клочках: ТОЛК. Притча являет, яко мнози любопрения ради мудреиших преслушаше, себе самех вредиша.
И уж потом на 20 секунд им был предъявлен предпоследний фрагмент текста: Она же на камение падши, сокрушися, – который “по памяти” и был доставлен в команды, как и все предыдущие фрагменты.
Наконец, текст махонькой притчи во всех командах записан – не прошло и пол-урока! Но до окончания так называемого “диктанта на дружбу” еще далеко. Впереди проверка.

Проверка по часовой стрелке

А началась эта эпопея так. По сигналу все тетради были сложены в каждой команде стопочкой в раскрытом виде.
Тут я пояснил, что сейчас каждый диктант обязательно попадет в какую-то другую команду. И в каждом должны появиться подпись проверявшего и две отметки. Одна – за грамотность, и ее нужно будет обвести треугольничком. Вторая – за дружбу, и ее нужно будет взять в кружочек.
Учителя закивали головами: мол, все понятно. Так что объяснять, как оценивать “дружбу”, не пришлось. И это к лучшему: в случае разброда мнений в команде будет что обсудить, тренируя навык “выработки консенсуса”.

***

После сигнала: “Пригото-о-овились… НАЧАЛИ!” – стопки тетрадей перекочевали в соседние команды. Работа по проверке закипела.
Команды совещаются, сличают версии, на свой страх и риск вносят исправления (ведь исходного, полного варианта нет ни у кого – все в равных условиях).
Через четыре минуты плодотворно-интенсивной проверки-разговоров я сообщаю: “Осталась ОДНА минута”. Никто не спорит – все видят, что у меня часы и я не на глазок, а строго по часам отмеряю неумолимо несущееся время. (Где они, эти изнурительно тянущиеся минуты школьного урока? При социоигровом стиле прямо наваждение какое-то: ребенок и оглянуться не успевает – уже конец урока. Детям обидно бывает аж до слез). “Осталось ПОЛминуты!” И наконец: “Время истекло!” Тетради опять складываются в стопку и по единому сигналу передаются по часовой стрелке в соседнюю команду.
Сейчас начнется этап проверки судейства. В каждой команде стопка чужих диктантов с обведенными в треугольнички и кружочки отметками. Вот за эти отметки и следует поставить оценку за судейство. А чтобы ее не спутать с предыдущими – обвести квадратиком. Ну и конечно же расписаться, указав команду.

А судьи кто?

Но как судить судей, если нет исходного текста! Поэтому я сообщаю, что текст будет дан. “Каждый из вас запишет образец в проверяемой тетради”, – говорю я и начинаю размеренно, членораздельно до карикатурности диктовать исходный текст со всеми мыслимыми и немыслимыми подсказками голосом.
Никаких возмущений – дескать, сколько же можно один и тот же текст мусолить. Ничего подобного! Всем интересно. Все рвутся отличиться в чужой тетради и создать рукотворный шедевр. (Конечно, в своих тетрадях – что учителя, что школьники – обычно так не стараются.)
Наконец текст записан. Начинаются сверки, выяснения. Звучат возгласы: “Смотрите – было правильно, а судьи зачеркнули!” Или: “Вот тут неправильно, а судьи не заметили!” Кругом обсуждения, споры – прямо как в какой-нибудь Академии наук.

Один из учителей был настолько уверен в своей зрительной памяти, что специально выбрал момент, чтобы подскочить ко мне и уточнить, могла ли быть в тексте, который я раскладывал на столе, ошибка. Он точно помнил, что одной запятой там не было, и при проверке ему удалось настоять, чтобы все в их команде повычеркивали “лишнюю” запятую. А тут в моей «образцовой» диктовке он ее услышал.
Сказав, что все мы люди и от ошибок никто не застрахован (а уж я – в первую очередь), я предложил ему самому проверить, достав из папки стопку листочков с крупно напечатанными фразами. Перелистав, он нашел листок со своим кусочком. Он явно узнал листок. Но в нем, к своему великому удивлению, обнаружил злополучную запятую. А ведь как он был уверен, что ее там не было!
“А я-то всех уговорил считать ее за ошибку”, – растерянно промямлил он. Я безучастно пожал плечами: мол, мне некогда – работа кипит. Разбирайся со своими тараканами, дескать, сам. И оставил его недоумевать дальше.

***

Поставив отметки в тетрадях, команды вернули диктанты хозяевам и занесли общую отметку за судейство на доску.
Так, “Светлячки” поставили “Девчатам” тройку, а самим “Светлячкам” команда “Знатоки” не пожалела аж четверки.
Появление на доске каждой новой оценки сопровождалось фонтаном интереса. Интереса не столько индивидуального, сколько коллективного. Потому что все оказалось перепутанным, перемешанным и переплетенным…
Мне, например, возвращается моя тетрадь, в которой я обнаруживаю, что меня засудили. Но тут же вижу, что судей вывели на чистую воду. Но спокойно полюбоваться чужим образцом или покритиковать его у меня не получается, потому как у соседей – спор, для разрешения которого требуется моя тетрадь, а меня самого зовут в другую команду – держать ответ за то, что я сам напортачил и при судействе, оказывается, нарушил девиз «Один за всех, и все за одного». И так далее.
Даю на подобное бурление три минутки – и новая команда: “За 20 секунд, НЕ ТРОГАЯ СТОЛОВ (напомню, что они стояли по всему классу гнездами, то есть на посторонний взгляд – как попало), поставьте стулья в один большой круг и сядьте в него командами. Ручки и тетради оставьте на столах. ВРЕМЯ!”
Участники рассаживаются большим кругом. В центре – осиротелые гнезда с оставленными ручками и тетрадями. Они как бы напоминают, что только что здесь кипела работа. Страсти-обиды от быстрой и добровольной смены мизансцены моментально улетучиваются.

Толстой не знал древнегреческого

Далее идет мини-лекция. Но не об Эзопе. А о Л.Н.Толстом. Как-то у Шкловского я прочитал, что Лев Николаевич однажды был вынужден заняться с сыном древнегреческим языком – у того в гимназии накопилось за четверть много двоек и хвостов. Для исправления нужно было перевести с древнегреческого несколько басен Эзопа. Древнегреческого Толстой не знал. Тем не менее честно помогал сыну переводить. В результате сын действительно хвосты кое-как сдал, двойки исправил и жил себе припеваючи.
А вот Лев Николаевич успокоиться не смог – уж очень ему басни понравились. Он специально выучил язык и перевел эти басни по-своему (большая их часть потом вошла в толстовскую Азбуку; их перевод настолько специфичен, что сейчас эти басни чаще всего печатают как оригинальные тексты Толстого, без указания, что это перевод Эзопа, хотя сам Толстой того никогда не скрывал).
И вот после такой преамбулы я читаю в притихшей аудитории перевод Льва Николаевича:
ЧЕРЕПАХА И ОРЕЛ. Черепаха просила орла, чтобы научил ее летать. Орел не советовал, потому что ей не пристало, а она все просила. Орел взял ее в когти, поднял вверх и пустил: она упала на камни и разбилась.

***

Всеобщее внимание заостряется на явных несовпадениях с текстом нашего диктанта. У нас, например, был какой-то ТОЛК (то ли слово переписчик сокращенно написал, то ли так тогда принято было? Опять же тогда – это во времена Эзопа или в XVII веке? Сплошные вопросы и недоумения). А вот в переводе Толстого такого слова нет и в помине. А может быть, его у Эзопа и не было. Ведь перед нами всего лишь версия одного из древнерусских переводчиков. А кто знает, как точно он переводил? Может, он и не очень старался.
– А посему последнее задание такое, – говорю я, – вернитесь в гнезда и на свой страх и риск составьте РЕКОНСТРУКЦИЮ эзоповской притчи. Не перевод, а свою версию авторского текста на русском языке. А так как скоро конец урока, то времени у вас мало – не больше пяти-шести минут.

Реконструкции: победителей не судят

И все ныряют в задание. Курсирую от группы к группе (это малоприметный, но весьма важный элемент “режиссуры урока”) и интересуюсь, нужна ли помощь. Оказывается, не нужна. И так всем все понятно, все увлечены, все при деле.
Второе курсирование я сопровождаю вопросом: добрались ли до середины работы? В ответ слышу: “Пожалуй что ДА” или “Да мы уже почти закончили”.
И наконец во время третьего круга я, демонстративно поглядывая на зажатые в руке часы, сообщаю: «Осталась минута!» В ответ только кивки. Поднять голову и ответить некогда – все погружены в работу: лихорадочно переписывают на чистовик созданный шедевр и заговорщицки перешептываются с “сообщиками”.
Минута истекла. Сигнал к смене мизансцены: все ставят стулья в один большой круг и, по-прежнему не трогая столов, рассаживаются командами.
Первыми читают “Знатоки”. В наэлектризованной интересом атмосфере (муха пролетит – слышно будет) звучит, казалось бы, неказистый (как и у Толстого?) текст: Черепаха орла просила, чтобы ее летать научил. Орел же ответил, что это противоречит ее природе. Тогда она стала его молить. Орел взял ее когтями, поднял на высоту и пустил ее лететь. Она упала на камни и разбилась. Притча говорит: кто слишком много любопытствует и не прислушивается к мудрым, сам себе вредит.

***

Очередь “Светлячков”. Их представитель слегка вибрирующим от волнения голосом читает затаившей дыхание аудитории: Черепаха орла просила, чтобы ее научил летать. И орел не советовал, потому что это неестественно для нее. Она умоляла дальше. Взял ее орел ногтями и, вознеся на высоту, пустил ее лететь. Она упала на камни, разбилась. Мораль: если не слушать мудрые советы – сами себе навредите.
Нюансы вызывают пристальное размышление. Одних зацепило, что научил летать лучше, чем летать научил (и зря в команде его не послушались и не сделали так же). Другие застряли на ногтях: может, и правда надо было оставить это слово, как в переводе XVII века? Третьи решают, что же лучше: притча, мораль или, как у Толстого, вообще без специального толкования? А как это было у самого Эзопа?

***

Команда “Настроение” вернула углубившихся в лингвистические дебри учителей в родной XXI век, продекламировав следующее:

К орлу явилась черепаха,
Склонилась к птице ниже паха
И стала слезно умолять,
Чтоб научил ее летать.

Икнул орел от удивленья,
От странного ее стремленья:
Негоже в небе ей летать,
А лучше б ползать и молчать.

Но та взмолилась. И тогда
Когтями ввысь вознесена
Она была. И с высоты
Летела, с гордостью паря.

Восторг ее недолог был –
Ей камень голову разбил.
Сказать всю правду совесть гложет:
Рожденный ползать – летать не может.

Все, не сговариваясь, зааплодировали. Конечно, понимая, что Эзоп так сочинить не мог. Но все были настолько восхищены цитатой из Горького, что простили авторам подобную вольность. Вот уж действительно – “победителей не судят”!

***

После версии четвертой команды прозвучал звонок. Занятие закончено. Для желающих на учительском столе оставляю отксеренный листочек с разворота академического издания басен Эзопа (“Литературные памятники”) в переводе М.Л.Гаспарова.
Учителя выходят на перемену. Но некоторые из них задерживаются у моего стола – любопытно же узнать, а как эту басню перевел ведущий специалист. В числе желающих прочесть были, кстати, не только литераторы. Трое, к моему удивлению, за перемену умудрились сбегать в канцелярию и отксерить все переводы – и Толстого, и неизвестного переводчика XVII века, и Гаспарова.
На перемене стихийно возникали обсуждения различных методических проектов: то биолог взахлеб рассказывал, что он надумал устроить при изучении пресмыкающихся (коими черепахи и являются), то математик размахивал руками, делясь тем, какую он надумал организовать у себя на уроке режиссуру записи условия задачи и ее решения.

***

Конечно, “диктант на дружбу” – всего лишь видимость диктанта. Это диктант понарошечный, хотя результаты его вполне серьезны. Но их невозможно отделить один от другого: где тут грамотность, где индивидуальная проработка ошибок, где повышение культурного уровня, где тренинг в умении общаться с товарищами и сообща трудиться над общим заданием – не разберешь. Словом, все те же пресловутые 133 зайца, из которых десяток-то уж точно поймаешь.
Ведь подогреваемое соседями любопытство служит отличным сопровождением персональным ученическим путешествиям. Путешествиям за знаниями, мыслями, чувствами, открытиями – то есть за личным опытом. Путешествиям, в которых ученики обретают самих себя.

Более детальное описание см. на сайте www.klass-teatr.ru, раздел Библиотека, подраздел Социоигровая режиссура урока.