ЦВЕТ ВРЕМЕНИ 
 

Возможность быть кем угодно,

или Уроки вольного патриотизма

Народ всегда бунтовал и ругался. Народ чаще был недовольным, чем сытым сполна. Народ в общем-то всегда недоволен. Но теперь он не хочет больше бунтовать, потому что, кажется, наконец почувствовал вкус к жизни.
Бакунинцы и ленинцы, троцкисты и коммунисты, феминистки и либералы, антиглобалисты и саммитовцы, зеленые и оранжевые, голубые и пьяницы, сумасшедшие и глупые, красные и черные, верующие и домохозяйки, дальнобойщики и продавщицы, студенты и служки, тюремщики и армейцы – все отныне обладают правом голоса, возможностью высказаться, жить, любить и ненавидеть во всю Ивановскую.
Они-то наша общая участь, наша паства, наш монастырь, оперный театр, наша маленькая трагедия.
Поговаривают, конечно (отчасти и справедливо), мол, все, что не запрещено, скучно. Скучно идти на рок-концерт, когда за тобой не обозначилась слежка (да, я не верю больше музыкантам с постными лицами и заветной мечтой об американском микшере и «продвинутом» продюсере), скучно идти на работу в добропорядочную фирму, когда надо быть ангельски-вежливым и пронырливым ради предстоящей премии и пенсии, скучновато читать на ночь разрешенную, изданную в золотом переплете литературу (мой отец говаривал, что, если б не советская цензура, вряд ли он прочел бы и полюбил Бродского), скучно садиться в метро, когда люди обходительны и берегут твое цивилизованное пространство вытянутой руки (не то, что раньше!). Но скука сия преодолима.
Вспомним же, как весело было стоять на баррикадах (куда меня, школьницу, мама строго не отпустила), там, где свистели пули, где раздавали листовки, где вязали поэтов менты. Не скучно вовсе было в 91-м, когда философствующие дворники и историки-сторожа, пьяные инженеры и замотанные в бабушкины платки актеры, худые прозаики и молоденькие учительницы в расклешенных джинсах вышли на улицу победителями. Они ходили по городу и заглядывали в глаза прохожим с вопросами: «Ну что, теперь-то вы с нами?», «А вы были? А вы-то знаете?». По Садовому гремели танки. Впереди была новая жизнь, от которой кружилась голова, и казалось, лучшие ожидания сбудутся, а худшие канут, и станут люди, как по мановению волшебной палочки, всепонимающими, дружественными и доброкачественными.
Шло время. Минули кризисы, минуло господство фирмачей, анекдотических малиновых пиджаков, боязливых граждан, тупоголовых правителей. Люди посмотрели мир, устроились на работу, кому повезло – по профессии, купили стоканальные телевизоры, кто-то завел счет в банке, кто-то завел новых друзей и подружек, кто-то уехал восвояси. Кто-то вернулся. Теперь можно перечитывать «Хождение по мукам» (и не раздражаться), можно ходить в кино, в котором все взрывается и американские подростки-коммунисты ненавидят сытых буржуа (и соглашаться), можно покупать порножурналы или лучше заново полюбить Булгакова и Галича. Можно ликовать и умиляться встрече президента Путина с писателем Солженицыным, что правильно, и перестать по привычке ругать власть, которая смотрит на нас с экранов достаточно человеческим лицом. Учителям же приходится всерьез обсуждать, следует ли вводить граждановедение, ибо здоровый патриотизм не помешал бы детям, а старшее поколение, увы, не способно научить тому, чего само не умеет, и лишь единицы не сочтут пошлостью повесить на крыше дачной времянки российский флаг. Я не сочту пошлостью.
Неразбериха кончилась. Перестали плакать об угнетенной нации, о вырождении, жаловаться на несправедливость, растворились позорные сплетни о том, что Вторую мировую выиграли немцы, что якобы Горбачев – предатель, что кругом одни русофобы, пройдохи да обманщики.
Я не знаю, остались ли в России «желтые дети», которыми несколько лет назад пугал телезрителей Солженицын, но недавно, помнится, даже в страшном уральском Челябинске я встречала у людей (рабочих, дальнобойщиков) такую исполинскую силу духа и такой оптимистичный взгляд на настоящее, какому следовало бы поучиться скромной и усталой интеллигенции.
На наших глазах расцветает привольная жизнь. И наша задача – оценить ее по достоинству. Я вспоминаю одного рабочего Александра из Усть-Илимска, что у самой вечной мерзлоты, на границе с тундрой. Саша говорил мне: «Наш город цветет, дома строятся, работы полно, мы с ребятами вместе яхту себе отгрохали. Вадик двигатель придумал, Серега чертежи на завод отнес. Сделали красавицу! Теперь летом жен катаем... Приезжайте к нам в гости, увидите все сами, съездим на рыбалку. А рыбы у нас – во!» Так это «во!» до сих пор у меня ушах звенит. Никакой скуки, никакой политики. Живи – не хочу. У нас прекрасная страна, у нас замечательные люди, живые города. Свободы и разнообразия в России столько, что нам некуда их девать. Черпаешь пригоршнями, а вода все прибывает. Хочешь учиться – дерзай, хочешь служить – пожалуйста. Хочешь ничего не делать – тоже можно. Хочешь партию свою организовать – вперед! Только нужно ли?
Надо заметить, что вразумительная власть подарила волшебную возможность, которой у нас раньше не было. Теперь мы можем быть кем угодно – монархистами, консерваторами, радикалами, правыми и левыми – единовременно. Больше не требуется делить мир на «своих» и «чужих», на тех, кто с нами, и тех, кто против нас. Достаточно быть самим собой – прагматиком, диалектиком, циником, романтиком, хамом, скупцом, счастливчиком, гением, мещанином, путешественником, бездарем и даже стукачом и предателем. И заслуги каждого общество оценивает индивидуально, без относительно «ваших» и «наших». (Отдельный вопрос, разумеется, в том, кто выигрывает лотерею в первую очередь. Но люди всегда были людьми, а не только героями Достоевского да Гоголя, о чем мы частенько забываем.) Помимо всего прочего современный интеллектуал, который заметно полевел и поправел по причине всеядности и масс-культурности демократических норм, занимается своим профессиональным делом: оттачивает детали, проговаривает вслух возможности, вычленяет недостатки. Так, например, уж, казалось бы, такая консервативно-революционная партия, как евразийцы, имеет свои места во власти и пишет толковые геополитические программы. И даже у меня, никогда не симпатизировавшей продугинской философии, вырвется словечко целесообразность.

Нынче можно собраться за столом, налить портвейну и заспориться до утра о том, что бы было, если бы Скобелев взял-таки Константинополь, если бы Николай бежал-таки с семьей на корабле в Англию, если бы Екатерина отменила-таки крепостное право, как хотела, если бы Союз не развалился, если бы мичуринцы исправно копали грядки и по сей день. Если бы, если бы... Именно сегодня как никогда мы способны видеть и оценивать преимущества Страны Советов, как никогда болезненно переживать близость и одновременно недосягаемость царской России. Так, однажды оказавшись в православном храме на рю Дарю, что в Париже, мне не стыдно было рыдать и не останавливаться, читая именные таблички под иконами с фамилиями белогвардейцев. Также мне не стыдно восхищаться грандиозной застройкой БАМа и без принуждения смеяться над глупыми, слава Богу неосуществленными, советскими планами развернуть все сибирские реки во благо Аральского моря и тяжелой промышленности. Теперь я еду в гости к своей двоюродной девяностолетней бабушке Елизавете, которая, наигрывая на фортепьяно свои поздние вещи, будет терпеливо отвечать на мои глупые, несмышленые вопросы. «Да, Зеленины – дворяне, да, прадедушка воевал за большевиков. Да, другой дедушка – за белых. Да, нас не брали в институты. Нет, ну что ты, как можно жалеть, когда вся жизнь позади. А у тебя все только начинается...»
Никакой скуки, никакого бунта, никаких баррикад. Я сажусь в такси, в сумочке у меня фотографии деда, на которого я так похожа, билеты на рок-концерт и купленные в переходе «Миф о Сизифе» Камю, «Общество спектакля» Ги Дебора и «Революция сейчас!» Стогова. Такси несет меня по шумным улицам, народ празднует наступление весны, на город опускается ночь, и все прекрасно.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"