КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
КОНТРАМАРКА В ПЕРВЫЙ РЯД

В каждом театре – режиссерский дебют

Зрители ждут от молодых новых дерзких идей,  неожиданных решений. Пока напрасно...

Экономные выпускники
Странно вспомнить время, когда пробиться на большую сцену столичного театра молодому режиссеру было тяжелее, чем пресловутому верблюду пройти сквозь игольное ушко. Сейчас на режиссерском безрыбье, когда четыре-пять известных фамилий легко тасуются в театральной колоде, театры широко распахнули свои двери молодым и начинающим. Почти в каждом – свой дебютант. А еще чаще один дебютант в нескольких. В начале 2002 года почти одновременно появились спектакли в Ленкоме и в Вахтанговском. В одном ставит ученик Марка Захарова, в другом – Петра Фоменко. И вроде нужно радоваться: за театры, за выпускников, за себя, наконец. Неожиданные, дерзкие, распираемые идеями, накопленными за годы и годы... И вот тут стоп.
Выясняется, что как раз неожиданности и идеи выпускники выкладывать не торопятся, предпочитая давать то, что уже одобрили, за что уже похвалили. Предпочитают не выкладываться, а экономить.

Укрощение зрителей
В предисловии к спектаклю Роман Самгин честно предупреждает, что от пьесы Джона Флетчера мало что осталось, а текст дописывался и переписывался в ходе репетиций. В пьесе Флетчера новобрачные, страстно влюбленные друг в друга, шли ва-банк, чтобы командовать в доме, и знаменитого укротителя женщин Петруччо со страстью и решительностью “укрощала” его молодая жена Мария. В ленкомовской постановке тема борьбы полов решительно потеснилась. В не очень скромный и не чуждый скабрезности маньеристский английский текст вкраплены цитаты из Шекспира и вставки в духе анекдотов про поручика Ржевского.
В общем, сюжет Флетчера оказывается чем-то вроде шампура, на который нанизываются шутки и прибаутки посмешнее, почуднее и позабористее. Намазать бритвенной пеной обтянутые тренировочными штанами филейные части слуги. А потом слегка побрить намазанное... Или заманить пожилого постылого жениха “в жасмин” – бочку, куда оправляют естественные надобности. Или парочке пожилых неудачников, комических стариков, захочется обмануть ожидания насмешников, подслушивающих за дверью брачной комнаты, и они выдадут такие охи, вздохи и стоны, что дом ходуном ходить будет.
Безусловно, обсуждение этой сферы человеческих интересов кажется постановщику гораздо привлекательнее длинных монологов героини и хитросплетений фабулы, быстро сшитых на живую нитку. Сюжет – а точнее, то, что от него осталось, – напоминает занавес, висящий в центре сцены: куча пестрых ковров, кое-как, с прорехами с грехом пополам прилаженных один к другому (художница – Елена Степанова).
Руководитель театра Марк Захаров в своих постановках любит, шокируя и развлекая публику, подойти к опасной грани утраты “хорошего вкуса”, но всякий раз маэстро умело меняет регистры, и циничная сценка может перебиться высокой патетикой, а скабрезная шутка – чистой лирикой. Унаследовав у своего учителя множество профессиональных умений, Роман Самгин этими сменами жанровых, ритмических, эмоциональных перепадов пока владеет весьма относительно. Лихой спектакль чем дальше, тем больше утомляет монотонностью приема.
Временами “Укрощение укротителя” кажется пародией на фирменный ленкомовский стиль. Пародировать учителя – необходимый этап любого ученичества. Но при всем желании, кроме задачи рассмешить публику, никаких дальнобойных смыслов в спектакле обнаружить не удается.
Ленкомовскую труппу часто называют самой звездной труппой страны, и в этот театр ходят на Чурикову, на Янковского, на Караченцова, список можно длить. Спектакль явно поставлен на Марию Миронову (Мария) и Дмитрия Певцова (Петруччо). И они выполняют поставленные перед ними задачи: изящно показывают ноги и ножки, торсы и плечи, играют технично. Это же можно сказать и о других исполнителях: об Иване Агапове, о дебютантах Бааторе Калаеве и Ирине Денисовой, наконец, отдельной строчкой выделить всеобщую тетушку Олесю Железняк.
В обращении к зрителю режиссер призывает к снисходительности, и действительно, придираться к начинающим вроде не стоит. Однако, относясь снисходительно к умениям и технике, надо ли снисходительно относиться к сознательно снижаемой планке профессии? К тому, что поставленные задачи априорно меньше собственных возможностей? И не будет ли такая снисходительность обидной?

И все танцуют, танцуют
В отличие от Романа Самгина, уже имеющего опыт работы в столичном театре, Василий Сенин только-только показал свой дипломный спектакль по А.Платонову “Фро”, получил премию “Московских дебютов” и сразу позван на постановки не в один, а несколько московских театров. И уже в Вахтанговском на большой сцене вышла его премьера. И сразу отмечу, что, как и Роман Самгин, ученик Фоменко подтвердил репутацию хорошо обученного профессионала. Но и только. Для дипломного спектакля была выбрана проза Платонова о молодой женщине, чей муж уехал в командировку, а она томится по нему от любви и желания; а город вокруг весь переполнен любовью, и танцуют-танцуют-танцуют парочки в маленьком русском городке. А для дебюта у вахтанговцев взята проза Набокова о юноше, который мечтает о любви и томится желанием, а немецкая столица переполнена одинокими женщинами и счастливыми парочками, и все танцуют-танцуют-танцуют.
Платоновская героиня организует счастье своими силами, вызывая мужа телеграммой. Набоковскому герою помогает Черт, точнее, чертовка мадам Отт, решившая поразвлечься. Платонов и Набоков – авторы полярные, но в сентиментальном прочтении Сенина они оказываются странно сдвоенными друг с другом. Такой Плабоков или Набонов.
И решены они похожими приемами. Правда, по сравнению со студенческим спектаклем вахтанговская “копия” удручает своей вялостью, рыхлостью, аморфностью. Коротенький скетч искусственно растянут на полноценное полуторачасовое действие. Тут даже энергетики инфернальной парочки мадам Отт (Юлия Рутберг) и Конферансье (Олег Макаров) явно не хватает, чтобы как-то держать расползающиеся вставные вокальные и танцевальные номера. Да и номера потускнели. Смешные, яркие танцы-сценки, поставленные Аллой Сигаловой, на вахтанговской сцене сменились одинаковыми эстрадными безликими танцами; персонажи, очерченные в одно касание, превратились в скучную массовку. А живую, страстную, смешную, в каждом движении и жесте пленительную героиню Ирины Песеговой сменил пресный и безликий Эрвин, которого Павел Сафонов играет среднестатистически, как положено играть молодых героев, без какой-либо изюминки, без какой-либо неожиданной интонации... И самое удивительное: счастливый конец Платонова автоматически перенесен в Набокова, которому он абсолютно противопоказан. Но инерция сильнее даже здравого смысла.
Самоповторы – вещь отнюдь не криминальная, но опасная. Зачем что-то изобретать, когда можно использовать уже опробованное, при экономном пользовании хватит надолго: в мировой прозе масса рассказов о любовном томлении, в Москве много театров, много профессиональных хореографов. Можно продолжать, пока не надоест.