ОТКРЫТЫЙ ДИАЛОГ

Где же ваши мальчики?

Полвека назад в Америке и Европе расклад был такой: все деньги должен зарабатывать мужчина; женщина годится лишь на роль секретарши, все равно она ничего не может решать сама, и о ее счастье позаботится мужчина.
Наши бабушки и дедушки жили совсем в другом мире, потому что в СССР с равноправием полов дела обстояли получше. Одна беда – равноправие это было насильственным. Точно так же, как уважающая себя американка должна была сидеть дома с детьми, советская гражданка обязана была ходить на работу.
И вот женщины сказали: нет, мы не хотим играть по этим правилам! На свет появилась самостоятельная женщина, сама принимающая решения: работать или нет, быть с этим мужчиной или с тем, рожать ли детей и сколько...
Американки озаботились равенством полов, француженки – различием между ними. Российская женщина стала рядиться под мужчину, чтобы победить на его поле. Но зачем?
Да, мужчины рациональнее и целеустремленнее, но ведь от этого они не лучше: недостаточно гибки, ориентированы на достижение цели, а не на процесс, у них слабо развита интуиция, уверяли феминистки.
Ну и чего добились? После нескольких десятилетий войны настало перемирие. Не только потому, что женщины устали, но и потому, что мужчины поняли: больше свободы для нас – это больше свободы для них. Разрушив стереотипы «женского», феминистки и их освободили от оков «мужского»: кому охота быть мачо 24 часа в сутки?!
В итоге мужчины получили возможность быть мачо только когда они этого хотят, моду унисекс, фильм «Солдат Джейн», подруг, которые зарабатывают больше, начальниц-женщин. Хитрюги. Решили, что игра стоит свеч. Если отношения между полами – это война, то выиграть у сильного противника куда почетнее и интереснее. А если это любовь, то какая разница, сколько мы зарабатываем и как одеваемся? Победа сокрушительная.
Почему же наш сегодняшний «Открытый диалог» так печален и полон упреков? Да потому, что в пылу сражения третьей заинтересованной стороне – детям – мы, не сговариваясь, уступили роль жертвы. «А где же наши настоящие отцы?» – риторический вопрос. И это все, что мы им оставили?!

Этот традиционный вопрос задавали нам все учителя, впервые попавшие в наш класс. “А у нас нет мальчиков!” – весело орали мы.

Так уж случилось, что мальчиков у нас действительно не было. Что-то не заладилось с контингентом с самого начала – девочки доминировали, причем ощутимо.
Сначала мальчики все-таки были. Целых трое. “Умей довольствоваться малым”, – изрекала по этому поводу моя подруга. Под “малым” она подразумевала Сережу, Диму и Толю.
У женского коллектива есть странное свойство: когда количество мужчин опускается ниже критического, женщины снисходительно записывают их в ряды своих соплеменниц. Что произошло и с нашими мальчиками. Девчонки, не стесняясь, подтягивали перед ними колготки и т.д. и т.п. Даже уроки биологии, на которых нам рассказывали про половое размножение, проходили как-то вяло по сравнению с тем, какой бешеный ажиотаж они вызывали в других классах. Короче, наших мальчиков как мальчиков никто не воспринимал, поэтому, когда Толик попытался ухаживать за Людой, нашей же одноклассницей, коллектив впал в шок: как так, Толя же “свой”, то есть “общий”, ничейный, значит! После девятого класса мальчики разбежались по техникумам. Парней в классе не осталось.

Синдром амазонки

Учителя с нашим классом работать не любили: никакого коллективного сознания, взаимопонимания, терпимости. Все попытки поставить очередной спектакль, организовать КВН заканчивались грандиозным скандалом. Постепенно класс разбился на маленькие группки по два человека, и к концу школы афоризм “Против кого дружите?” стал официальным девизом нашего коллектива.
Сильная нехватка общения с противоположным полом делала мужчин в наших глазах существами тайной природы. Конечно, какие-то стереотипы вроде “все мужики сволочи” были наработаны, но не более того. Над их созданием трудились “бывалые” барышни, набравшие опыт по подъездам и дискотекам.
Отсутствие в классе парней привело к тому, что наличие молодого человека повышало статус девушки в глазах одноклассниц, поэтому те, у кого его не было, придумывали “прынца” и заявляли, что “вот окончу школу – сразу замуж”. Общественность быстро пресекала это вранье: требовала познакомить с избранником или хотя бы предоставить вещественные доказательства его существования, в связи с чем некоторые девчонки бросались буквально на первого встречного – лишь бы был. Другие же, наоборот, опасались даже разговаривать с мальчиками, потому что не знали о чем. Однажды у нас случился совместный урок с параллельным классом, где мальчишек хватало. Занятие было сорвано, потому что наши девочки рыдали и отказывались выходить к доске – стеснялись.

Война полов

“Класс, в котором учатся одни девочки”. Действительно, фраза звучит по меньшей мере странно. Во всяком случае, больше не приходилось слышать о подобном социальном недоразумении. Однако если присмотреться повнимательнее, то не так уж и странно все это выглядит. Женский коллектив, может, и не стопроцентный, но все-таки сильно концентрированный, – явление повсеместное, и обнаружить его совсем несложно, даже оставаясь в стенах одной отдельно взятой школы.
Наверное, уберечь и без того шаткую психику одноклассниц от сильных потрясений, которым они подвергались в связи с ненормальным развитием, было можно, если бы преподавательский состав в школе не был традиционно женским. Мужчины в школу не рвутся, и их можно понять: ни зарплаты тебе, ни карьеры, работа тяжелая, неблагодарная, непрестижная сегодня даже для женщин.
Все мелкие дрязги и интрижки, наблюдавшиеся в классе, присутствовали в чуть большем масштабе и в среде наших учительниц: физичка враждовала с химичкой, англичанки ругались с немками, и все без исключения имели затяжной конфликт с завхозом.
Иногда в школу забредали преподаватели-мужчины, но по каким-то загадочным причинам, проработав хотя бы год, начинали деградировать. Буйнопомешанный учитель музыки стал требовать телесных наказаний, а престарелый историк превратился в отчаянного сплетника. Он каждый год грозился уйти на пенсию, но всегда обманывал.
Самое жуткое свойство женского коллектива в том, что он редко отпускает своих жертв. Девочки поступают в институты, где учатся в основном одни девочки, потом выходят на работу в школы, где трудятся в основном одни женщины, которые навсегда остаются старыми девами.