ЛЮБИМЫЙ ГОРОД N12
ПРОГУЛКА 

На берегу черноземного моря

Город Воронеж стоит на Воронежском водохранилище. Его иногда называют Воронежским морем. Что ж, в лишней скромности воронежцев не упрекнешь. А впрочем, это даже и приятно – побывать в Черноземье на море.

Маршрут 1 – “Университетская линия”, маршрут 2 – “Кольцовская линия”
и маршрут 3 – “Гостиничная линия”.

Университетская линия

Старый губернский музей

Памятник Жертвам революции

Незавершенная “высотка”

Памятник Пушкину

Гостиница “Брно”

Краеведческий музей

Начать прогулку можно от Воронежского университета. Расположен он в начале улицы Плехановской (бывшей Старой Московской), одной из главных улиц города. Когда-то здесь стоял один из знаменитейших монастырей России – Митрофановский . Сегодня его место занимает главный университетский корпус.
Впрочем, раньше эта улица была не столько символом духовности, сколько символом отдыха и кутежей. Ведь здесь на месте нынешнего дома № 1 располагалась одна из известнейших воронежских гостиниц – “Франция” (“все удобства, превосходная кухня, электрическое освещение, омнибус ко всем поездам”). Над колоннами значилось гордое имя: “Hotel de France”. А за колоннами располагался самый лучший ресторан, названный по аналогии с московским “Стрельна”. С трех до половины пятого в “Стрельне” обедали (под специально для того подобранную музыку). Затем – затишье. А с девяти вечера и до глубокой ночи – истинная ресторанная жизнь, сдобренная дорогими винами и скрашенная такими эстрадными знаменитостями, как танцовщица Люсина, декламатор Фарина, балалаечник Персик и даже настоящий тенор из Италии Абусси.
Увы, в 1919 году гостиница сгорела.
Рядышком, в доме № 3 (первом трехэтажном доме города, выстроенном еще в середине восемнадцатого века), также располагалась очень даже популярная организация – Воронежский губернский музей, предтеча нынешнего краеведческого. Правда, иной раз у музея случались проблемы. Например, в 1897 году здесь разместили ломбард, и музею пришлось потесниться. Философ Н. Ф. Федоров на этот счет писал: “Помещение музея потребовалось для расширения ломбарда, учреждения столь любезного, столь симпатичного нашему времени, которое, истратив все запасенное предками, старается потратить и то, что могло бы достаться потомкам, использовав, как ныне говорят, запасы прошлого, старается захватить даже будущее… Расширение ломбарда указывает, во всяком случае, на прогресс бедности. Но не сокращение ли бедности в среде населения должно поставить своею целью городское управление вместо поощрения ее в виде учреждения и расширения ломбардов?”
Увы, у “городского управления” имелось собственное мнение на этот счет. И остается лишь надеяться, что находящемуся здесь сегодня Литературному музею имени И.С.Никитина не угрожает ничего.
На противоположной же стороне Плехановской находится один из самых старых скульптурных памятников города – так называемый памятник Жертвам революции, поставленный в 1929 году архитектором А.И.Поповым-Шаманом (Попов, разумеется, просто родная фамилия, а Шаман – придуманная архитектором приставочка в модной тогда стилистике воинствующего атеизма). Под жертвами здесь подразумеваются семеро местных коммунистов, повешенных белогвардейцами (в первую очередь за собственные зверства той семерки). Однако фраза “жертвы революции” сейчас воспринимается в прямо противоположном смысле.
Несколько дальше, на площади Ленина, находится главное здание города, бывший обком. Это один из воронежских курьезов. В 1944 году была составлена программа восстановления советских городов, наиболее пострадавших в войну. Воронеж вошел в их число. Куратором же был назначен архитектор из Москвы Лев Руднев.
Руднев решил помимо всего прочего выстроить полноценную, в шестнадцать этажей, “сталинскую высотку”. Однако проектирование шло очень медленно, и когда чертежи были практически готовы, власть сменилась. Началась “борьба с архитектурными излишествами”.
О строительстве высотки больше не имело смысла даже и мечтать. Явилась директива – в три раза уменьшить этажность. Руднев расстроился и отказался от авторства. Проект передали воронежскому архитектору Александру Миронову, который просто взял несколько нижних этажей, оставив их практически без изменений.
Поэтому обком и смотрится весьма нелепо – подразумевалась же совсем другая высота, а также башенки, шатры и прочие типично “сталинские” украшения.
Кстати, под те же обвинения попало здание Воронежского музыкального театра, стоящего на той же площади с западной стороны. Начальник областного управления культуры получил партийный выговор за мрамор, зеркала и прочую “лишнюю” роскошь.
Зато перед театральным зданием красуется памятник Пушкину, поставленный совсем недавно, в 1999 году, к двухвековому юбилею знаменитого российского писателя. Скульпторы Иван Дикунов и Эльза Пак преподнесли бронзовый бюст в дар городу Воронежу, а архитекторы оформили его: устроили Пушкину более чем щедрый антураж – с пилонами, фонариком, полуротондой и так далее. Но в этот раз никто и никого не упрекал в излишествах.
За музыкальным театром возвышается самая крупная в городе гостиница “Брно”, названная в честь столицы Моравии, воронежского побратима. А в глубине квартала – тоже своего рода достопримечательность – Центральный рынок. Его открытие было событием первейшей важности. Газеты сообщали: “Вчера распахнул двери крытый рынок… которого так долго ждали воронежцы… 10 часов утра. Площадь у центрального входа заполнена жителями города. Начинается митинг… Право перерезать красную ленточку предоставляется строителям треста № 4 – бригадиру каменщиков П.Г.Козлову, каменщику Н.К.Волочаеву, маляру Н.П.Горшковой. Рынок открыт. И он загудел, зашумел как улей. Его зал, просторный, светлый, блестит чистотой… Красочно, с большим вкусом оформлены указатели, таблички, панно”.
Кстати, до революции здесь размещалось общепитовское заведение, столь же знаменитое, сколь и “Стрельна”, но стоящее на противоположном полюсе. Это одна из первых дешевых столовых, открытая в 1910 году. При этом содержатели учреждения просили не облагать свою столовую налогом: “В ней готовится самая простая, дешевая и необходимая для бедных людей пища, а именно: щи, каша, картофель, печенка, дешевые сорта мяса и рыбы. Посетители этой столовой… преимущественно безработные и поденщики, стоящие на Хлебной площади, которые могут получать за 6 – 8 копеек горячую пищу, осматриваемую постоянно санитарным надзором”.
А на противоположной стороне улицы Плехановской располагался Троицкий, он же Смоленский, кафедральный собор. Он простоял здесь до 1959 года.
Далее по улице – дом № 29, краеведческий музей. До революции здесь размещалось училище для детей, лишенных зрения, с домовой церковью преподобной Марии Египетской. Столь редкостное в России посвящение было выбрано купцом Клочковым, главным жертвователем училища, поскольку именно эта святая была ангелом его невестки.
Сейчас же церковь, разумеется, закрыта, а в здании, где некогда слепые дети осваивали свои нехитрые профессии, туристы могут ознакомиться с чучелом зубра, со средневековыми доспехами, с посмертной маской Петра Первого и прочими не менее значительными экспонатами.
Дальше, вплоть до площади Заставы, нет существенных достопримечательностей. Однако же прогулку по Плехановской стоит продолжить. Дело в том, что здесь сосредоточено огромное количество милых провинциальных магазинов и недорогих, но уютных кафе. Особенно умиляют их названия. Общепитовское заведение, сделанное по аналогии с “Макдоналдсом”, названо “Русская Америка”. Магазин одежды носит гордое имя “Скандал”. В “Титане” можно прикупить салфетки и прочие предметы гигиены.
Впрочем, нечто подобное было в Воронеже еще в двадцатые годы двадцатого века. Один из тогдашних студентов о том вспоминал: “Мне, приехавшему из Курска, тоже губернского города, выросшему в городской квартире, казалось бы, не придется удивляться. Ну пусть Воронеж побольше Курска, но чем он так уж отличен? Оказалось, отличен, и даже очень… Но главное – вывески. Ни в Курске, ни в других городах не читывал таких вывесок… На проспекте Революции: “Здесь работает парикмахер Алексей”. Чуть дальше, где был Щепной базар: “Кустарь Ковырялов”. И цеховой знак – окорок! В начале проспекта: “Мадам Барбашина – за углом”. Кто она? Знака нет. На Чернавском спуске: “Специалист Воробьев № 1”. И знак – сапог. А через два дома: “Специалист Воробьев № 2”. И такой же сапог! А на собачьей площадке вывеска: “Ресторан “Красный Константинополь”. Содержали его какие-то эмигранты-турки. В те годы в Воронеже жило очень много всяких эмигрантов и ссыльных из Москвы и Ленинграда… Я был последним едоком этого “Красного Константинополя”, когда произошел разгон нэпа. Зашел поужинать, и турок, подав мне еду, сказал: “Всо! Задавили налогом, да и продуктов уже нэт”. И денег с меня не взял”.
Такой вот колорит.
Ну а закончить прогулку можно в Доме-музее Никитина. Правда, для этого придется немного вернуться назад.

Кольцовская линия

Начало проспекта

Памятник Кольцову

Сфинксы Кольцовского сквера

“Утюжок”

Кинотеатр “Пролетарий”

Театр кукол

И все-таки Плехановская улица – вторая по значению в Воронеже. Первая называется проспект Революции (бывшая Большая Дворянская). Именно она застраивалась лучшими домами, именно здесь квартировал губернатор, именно тут впервые появились мощеные (а затем асфальтовые) тротуары, водопровод, конка, электрическое освещение, троллейбусный маршрут.
В сравнении с другими улицами здесь находился настоящий рай. Вот, например, как выглядели городские магистрали еще в тридцатые годы двадцатого века: “Сплошных тротуаров не было. Против каждого дома имелся свой тротуар произвольной ширины, зачастую не на одном уровне с другими (как заблагорассудилось владельцу), материал тоже разный: кирпич на ребро, иногда в “елочку”, бетонная или каменная плитка разных видов, размеров и цветов, редко асфальты”.
На проспекте Революции не было ничего подобного. Единственно, пожалуй, в чем можно немножко упрекнуть его – это в обратной нумерации домов. Она почему-то идет не от центра к окраине, а в обратную сторону. Однако к этому довольно быстро привыкаешь.
Начинается главная улица с Кольцовского сквера. Неудивительно, ведь Алексей Васильевич Кольцов, поэт с всероссийским именем, всю жизнь провел в Воронеже и, разумеется, является здесь одной из самых почитаемых фигур. Воронежцы даже посвятили ему сквер, украшенный скромненьким памятником, установленным здесь в 1868 году.
Памятник чем-то напоминает кладбищенский бюст. Актер Павел Мочалов писал в своем стихотворении:

Покажи, брат, где зарыли
Нашего Кольцова?
Где могила дорогова?
Чем ее покрыли?

Под плитой ли он лежит
Иль трава с цветами?
Облита ль трава слезами
Иль совсем забыт?

В действительности же Кольцов похоронен не здесь, а на воронежском кладбище. Но памятник располагает именно к таким стихам.
Рядом с ним на скамеечке любил сиживать Мандельштам (“Я около Кольцова, как сокол, закольцован”). Спрашивал у знакомых:
– Как вы полагаете, будет ли мне поставлен в Воронеже памятник?
Увы, памятник не поставили.
А тема некрополя здесь неожиданным образом отразилась в войну. “В Кольцовском сквере тысячи могил с крестами, – писал очевидец. – Здесь фрицы устроили кладбище. Крестов много-много. А вон подальше стоит высокий деревянный крест – это, вероятно, кладбище для офицеров”.
Рядышком с Кольцовским сквером расположен и Театр имени Кольцова.  А напротив – одно из уютнейших зданий Воронежа, прозванное Утюжком. Собственно, Утюжком сначала называлось не само строение, а клинышек земли, зажатый между нынешним проспектом Революции и улицей Пушкина. Естественно, поскольку речь идет о центре города, он был застроен всяческими лавочками и прочими миниатюрными коммерческими предприятиями. После революции их посносили и решили выстроить на этом месте здание в стиле конструктивизма. В 1927 году в воронежской газете даже появилась информационная заметка “Ликвидация утюжка” (разве могли градостроители предвидеть, что название перенесется на их новое произведение).
Вскоре новый Утюжок отстроили. Он долго был крупнейшим зданием Воронежа, возле него поставили и первый светофор – в те времена совсем диковинную вещь. Однако строили новое здание методами отнюдь не современными даже для той эпохи. Один из инженеров вспоминал: «Основными орудиями труда были лопата, “грабарка”, топор, молоток, рубанок, сверло, пила, носилки, тачанка, “коза”».
Это были времена, когда воронежская жизнь была отнюдь не сахарной. Писатель Виктор Шкловский подмечал в своей записной книжке: “В дверях чайной скучают, как в канцелярии, нищие. Базар весь заставлен крестьянскими возами с поднятыми оглоблями. Они торчат густо и равномерно. Газетчик на углу возится с глухонемым нищим, отнимая у него ржавый нож. Нищих очень много, так как кругом голод. Они в быту города, вроде служащих. В городе чинят мостовые, сразу все”.
Но, несмотря на проблемы, и мостовые наладили, и выстроили Утюжок.
Площадь перед этим зданием названа площадью Никитина. Стоит на ней и соответствующий памятник, открытый в 1911 году. Поэт Сергей Городецкий писал об открытии: “Народ набился во все прилегающие улицы… Ветер треплет покрывало… Вышел городской голова с цепью и открыл памятник… Надо перо Гоголя или Андрея Белого, чтобы описать городского голову и его речь… Памятник очень хорош… Никитин сидит в глубокой задумчивости, опустив руки. Сходство, по-видимому, полное. Племянницы прослезились, вспомнили, зашептали: “Как живой!”… Момент, когда упал покров, был сильный: какой-то молчаливый вздох пронесся над толпой, и все глазами впились в представшего поэта”.
Кстати, с самим Городецким на открытии произошел конфуз – его, известного поэта, до обидного проигнорировали: “Мои бедные алоцветы понемногу обрывала толпа, да и вынести их было мне, записанному в самом конце, когда все смешалось, невозможно. Да и не вызвали, по правде сказать, меня”.
Правда, у свидетелей того события было иное мнение на его счет. Одна из участниц церемонии писала: “Если бы он не явился каким-то генералом от литературы, а связался бы с какой-нибудь общественной организацией… то и выступление его произвело бы надлежащее впечатление, и “бедные цветочки”… не были бы растоптаны под ногами толпы”.
За памятником Никитину – еще одно сооружение, построенное вроде бы в конструктивистском стиле – полукруглое здание кинотеатра “Пролетарий”. Но это всего лишь иллюзия – полукруглую часть пристроили к старому, еще дореволюционному зданию в шестидесятые годы.
Ранняя история этого места мрачновата. Здесь помимо булочной и часовой мастерской располагались бюро похоронных процессий и кинотеатр “Увечный воин”, названный так из сочувствия к инвалидам Первой мировой войны. Здесь же располагалось кафе “Чашка чаю”, открытое дамским благотворительным комитетом, также радевшим об участниках войны.
Правда, отнюдь не каждый разделял благотворительно-военный пафос. Один воронежский писатель, например, злословил: “Вот примерно “Чашка чаю”. В действительности чай там никто никогда не пьет, и едва ли он бывает в обиходе. А мужик из деревни глазел и навыворот прочитал на вывеске: “Нарот сер”… “Чашка чаю” прочитал как следует и порешил: “Эфто, стало быть, для серого народа, чашками чай продают...”
А несколько далее – еще одно культурное учреждение – театр кукол, щедро украшенный колоннами, скульптурами и башенками. Он появился здесь в 1984 году, и газета “Коммуна” писала по этому поводу: “Произошло настоящее чудо: на глазах изумленных воронежцев обыкновенный, ничем не примечательный внешне дом, расположенный на проспекте Революции, превратился в сказочный дворец… Не по мановению волшебной палочки, не по велению золотой рыбки или Хоттабыча свершилось это чудо. В его сотворении участвовали архитекторы, строители, художники, коллективы многих проектных институтов”.
Так, исподволь воронежские журналисты вели пропаганду социалистического всемогущественного труда.
Рядышком же с театром расположен дом, в котором жил поэт Кольцов.  На нем же и исчерпывается кольцовская тематика проспекта Революции.

Гостиничная линия

Гостиница “Централь”

Место Никитинской торговли

Бывшее кафе “Villa Rode”

Здание семинарии

Гостиница Шванвича

Башня железнодорожного управления

За кольцовским домом практически друг напротив друга расположены две бывшие гостиницы. Одна из них (дом № 42/44) была построена еще на рубеже семидесятых-восьмидесятых годов позапрошлого столетия. Она называлась “Центральная” (или “Централь”), здесь останавливались Алексей Суворин, Глеб Успенский, Владимир Маяковский, Осип Мандельштам, а Иван Даев, признанный “король воронежских извозчиков”, именно перед этим отелем держал свою биржу.
В доме № 43, построенном в 1910 году для товарищества “Литвинов и Просвиркин”, размещалась “Бристоль”. Правда, с закрытием гостиницы “Центральная” она взяла ее название (“Бристоль” звучало как-то неблагонадежно), но недавно ей вернули историческое имя. Вскоре после этого гостиница закрылась. Правда, есть надежда, что она когда-нибудь откроется – вывеску, во всяком случае, пока что не снимают.
Неподалеку от гостиницы “Бристоль”, в уютном домике под номером 39, располагалась газета “Воронежская коммуна”. Впрочем, жизнь того особнячка была гораздо менее уютной. Воронежский журналист Владимир Кораблинов вспоминал: “С робостью, даже, верней сказать, с трепетом вошел я в крохотное помещение старой редакции. Она располагалась во дворе, над типографией. Маленькие, тесные комнатки были пропитаны дивными запахами типографской краски, наборных касс и переплетного клея. В первой, самой большой комнате сидело и расхаживало множество народа.
– Чего тебе, пацан? – насморочным голосом спросил сидевший близко к двери чудной, вихрастый человек в голубых обмотках и довольно грязной солдатской шинели”.
А напротив, там, где ныне высится универсальный магазин “Воронеж”, находилось еще одно просветительское учреждение – книжный магазин, открытый поэтом Никитиным. Сам же Никитин составил ему и рекламу: “Предполагая в первых числах февраля будущего 1859 г. открыть в г. Воронеже книжный магазин, честь имею довести до сведения воронежской публики, что в состав его войдут лучшие произведения русской и французской литератур, преимущественно по отделам изящной словесности и истории… Он должен быть не только складочным местом старых и новых книг, назначаемых единственно для продажи, но и летучею библиотекой… С этою целью предлагаются публике возможно выгодные условия за право чтения”.
В соседнем с магазином доме находилось еще одно примечательное торговое заведение – аптека Мюфке. Правда, эта, казалось бы, добропорядочная фирма была замешана в одной сомнительной истории. Дело в том, что губернатор Георгий Петкевич во время Первой мировой войны пытался ввести в городе сухой закон. Однако же это имело действие, известное нам по событиям пятнадцатилетней давности, и вскоре полицмейстер Левандовский докладывал Петкевичу: “После полного запрещения питейной торговли привычные алкоголики стали прибегать к различным суррогатам крепких напитков – одеколону, денатурированному спирту, политуре, лакам и другим веществам, содержащим алкоголь, очищая их разными способами от примесей и сдабривая их вкус и запах”.
Тогда губернатор издал новое, весьма оригинальное постановление, запрещавшее воронежцам очистку “одеколона, денатурированного спирта, политуры, лаков и других продуктов, содержащих алкоголь от входящих в состав их примесей и сдабривание веществами, изменяющими вкус, запах или цвет этих продуктов”. На всякий случай нижним чинам армии и вовсе запретили покупать одеколон.
Так вот, именно аптека Мюфке после этого распоряжения ввела в продажу новый одеколон – “Экономический”. Он был сравнительно дешевый и “содержащий в себе разных примесей в самом незначительном количестве, а потому употребляемый населением как спиртной напиток”.
За месяц предприимчивый аптекарь продал 42 ведра нового парфюмерного продукта. Но и губернатор не сдавался – новое его постановление ограничивало отпуск всяких там одеколонов в одни руки.
На другой стороне улицы, на месте бывшей полицейской и пожарной части (где в свободное от актерской деятельности время служил простым топорником Владимир Гиляровский), расположен центральный телеграф с переговорным пунктом. Кстати, Воронеж – один из немногих городов России, где сохраняется память о первом телефонном звонке. Он состоялся в 1884 году. Купец Петров звонил домой своей супруге и произнес буквально следующие слова:
– Алло! Это Прасковья Никаноровна? Слушай, мне тут новую мануфактуру привезли. Запрягай Орлика и вместе с Глашенькой ко мне…
Дальнейшие слова заглушил шум аплодисментов – госпожа Петрова пригласила на осмотр телефона уйму родственников и знакомцев.
И все же проспект Революции был в первую очередь местом для отдыха и развлечений. Даже в тяжелые годы здесь открывались модные увеселительные учреждения. Правда, иной раз они служили целям благородным. Вот, например, одно из объявлений, датированное 1922 годом: “Губернская комиссия помощи больным и раненым красноармейцам, инвалидам войны и их семьям с целью изыскания средств для помощи этим героям открыла кафе-ресторан “VILLA RODE”. Проспект Революции, дом № 31… Имеются специально оборудованные помещения для игры: шахматы, шашки, домино, лото. Коммерческие игры: преферанс, рамс и прочие. Нижний ресторан открыт до 12 часов ночи. Верхний ресторан открыт до 6 часов утра”.
Впрочем, неизвестно, сколько средств ушло на инвалидов, а сколько перетекло в копилки и чулки особенно удачливых воронежцев.
Даже семинария (она располагалась в доме № 29) вошла в мемуаристику как-то не слишком благостно. Таким, к примеру, образом: “Сегодня поутру в нашей семинарской церкви был торжественный молебен, на котором присутствовали профессора и почти все ученики. После того, как дьякон провозгласил многолетие всем учащим и учащимся, хор певчих привел в восторг большую часть слушателей своим чуть ли не сверхъестественным криком; в особенности отличались басы. Из церкви учащиеся разошлись по классам”.
А в соседнем здании (№ 27) располагалось очередное заведение – ресторан и гостиница Шванвича. Воспоминания о них остались самые что ни на есть ностальгические: «В хрустале искрились “дрей-мадера” и “сотерн”, “бургундское” и “шато-марго”, не говоря о “рейсвине” и лафите. Что ж до любителей “шабли” или “гобарзама”, то и на этот предмет вам чинно отвечали, что на заказ из погребка могут извольть-с. А к вину и сладости, пожалте. А из фруктов желтые и белые гроздья крупного местного винограда “Шасля” и “Мадлен анжевин”».
Даже резиденция воронежского губернатора в первую очередь была известна как место, где устраиваются лучшие в городе балы.
Впрочем, под конец нашей прогулки улица становится серьезнее. Высится башня здания управления Юго-Восточной железной дороги (проспект Революции, дом № 18), за ним красуется “Воронежский дворец”, ныне Художественный музей. Напротив – памятник Петру Великому.
А за подземным переходом – Первомайский сад, в котором ныне строится главный в городе собор. Но это если не окраина Воронежа, то уж, во всяком случае, окраина воронежского центра.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"