СЕЛЬСКАЯ ШКОЛА

Я преподавала деревенским ребятишкам в школе и на дому, а вечером училась сама...

Тамара Сергеевна КУЛИКОВА
г. Санкт-Петербург

Хотелось бы поделиться воспоминаниями о том, как я преподавала в сельской школе, сама едва закончив девять классов. Это было в сорок втором году. Мы с мамой и младшим братом прожили в Ленинграде блокадную зиму 1941 года и только в феврале сорок второго смогли эвакуироваться. Мы ехали целый месяц в товарных вагонах, пока не добрались до маленькой станции Тогучин Кемеровского района Новосибирской области. Там нас уже ждали подводы, присланные из ближайших колхозов. И на этих подводах нас довезли до села Гутово, где мы и обосновались. Колхозники предоставили нам часть своих домов, накормили, и мы стали жить в этой деревне.
Через недели две, когда в селе с нами все познакомились, вызывает меня к себе директор местной школы-семилетки. Я к этому времени в блокадную зиму закончила 9-й класс. Прихожу к директору школы. «Как вас зовут?» – спрашивает. «Тамара», – отвечаю. «А отчество?» – «Сергеевна». – «Хочу пригласить вас работать в нашей школе, вести 1 класс», – говорит директор. Я испугалась, стала отнекиваться, мол, никогда и нигде не работала, не умею. «Научим», – спокойно ответил директор. В общем, я согласилась вести первый класс, хоть было и страшно.
Сельская школа обучала детей из многих соседних поселков, где совсем не было школ. Ученики должны были приходить в наше Гутово на неделю и поселяться в общежитии. Причем их никто не кормил. Они приносили с собой в мешках картошку на неделю. А моя мама как бы заведовала этим общежитием. Она варила эту картошку в мундире по нескольку штук каждому ребеночку, заботилась как могла. Дети были из разных семей, с разным достатком и одеты были по-разному. Писать им было не на чем, не было бумаги. Писали на газетах. Было всего несколько букварей на всех. Помню, в классе была девочка из далекой деревни, что за рекой. Звали ее Маня Траторова. Одета она была в старую вытертую шубейку, правда, длинную, и обута в валенки, а чулок не было, но училась, была всегда весела и очень толкова.
Я преподавала как могла. Все думала о ленинградской школе, о своих учителях, перенимала опыт, насколько это возможно, по воспоминаниям. В общем, грамоте и счету я их обучила.
А однажды меня вызвал директор и говорит, что в нашем селе Гутово есть две девочки-двойняшки, которым совсем нечего надеть, поэтому они не могут ходить в школу. Мать работала скотницей, и, как многих родителей, ее не было целый день дома. Я решила учить детей-двойняшек на дому. Жили они в бане. Прихожу к ним, стучусь в дверь. Никто не открывает. Наконец достучалась. Открывают девочки, можно сказать, полуголые, а ведь зима сибирская. Я представилась, что я учительница и буду приходить к ним, учить их грамоте. В ответ молчание, испуг. Совсем дикие, а как все обернулось! Я стала ходить к этим детям домой. Воспринимали они чтение и математику мгновенно. А потом стали мне показывать свои поделки из глины. Чего только они не лепили – все, что их окружало, и очень талантливо.
Вот так я преподавала в школе и на дому деревенским ребятишкам зимой 1941/42 года.
А вечером училась сама. Мне надо было закончить 10 класс. Я решила – экстерном. А весной узнала, что в Новосибирске есть заочное отделение Московского авиационно-технологического института. И мы с моей подругой Аней Черненко поехали в Новосибирск. Подали заявление и, сдав все вступительные экзамены в институт, были приняты. Аттестат вместе со вступительным заявлением отослали в Москву, и нам велели ждать вызова. Ждем. Уже прошел сентябрь, а ответа не было. И вдруг мы узнаем, что в г. Черепанове под Новосибирском в эвакуации находится Ленинградский институт точной механики и оптики. Мне-то надо было получить вызов в Ленинград, там остался наш дом. Был уже 1943 г. И мы поехали в Черепаново, что в 200 км от Новосибирска. Подали заявление, и нас приняли. Так закончилось мое преподавание в сельской школе, но глаза детей помню и сейчас, хоть и прошло 59 лет.