ДОМАШНИЙ АРХИВ
ИСТОРИЯ ВЕСНЫ

Мучительно тянет в детскую

Русский философ Евгений Николаевич Трубецкой в марте 1917 года написал предисловие к книге своих воспоминаний “Из прошлого”

Помнится, 23 года тому назад пришлось мне ехать с детьми из Москвы в Киев; едва мы успели отъехать две станции, как мой в то время еще двухлетний Сережа спросил, скоро ли Киев. Когда ему ответили, что Киев будет только завтра, он сказал: «Мама, я хочу в детскую» – и расплакался.
Я прошел уже пятьдесят три года жизненного пути; не знаю, долго ли еще придется «ехать», но во всяком случае – куда меньше, чем ехал. И, однако, в минуты душевной усталости, также порой мучительно хочется в детскую, где было так светло, так уютно и все было так полно любимыми и любящими. – Вот хотя бы в данную минуту, 1 марта 1917 года, когда я сижу у окна в Петрограде, в гостинице, и прислушиваюсь то к лаю пулемета над самой крышей, под которой я живу, то к крикам «ура» революционной толпы, раздающимся на улице. – Долго еще придется ехать России, и мы не знаем, когда доедем и куда доедем. Эта неизвестность мучительна. Что же такое эта тоска по детской, которую я испытываю? Есть ли это проявление душевной слабости? Нет. Это иное, чрезвычайно сложное чувство.
Это не бегство от настоящего, а искание точки опоры для настоящего. Настоящее темно, страшно, а главное, неизвестно. И вот почему хочется вспомнить это прошедшее, в котором мне было дано пережить так много светлого, хорошего. Ведь это хорошее не мне одному принадлежит. И вот теперь, в дни ужаса перед неизвестной далью, это прошлое – помимо благодарности к дорогим отшедшим – источник веры в русскую душу, святую, милую и любящую...

На пороге тяжких испытаний и всесокрушающих перемен написаны эти строки. Как человек независимого ума, огромной интуиции и чистого сердца, князь Евгений Николаевич Трубецкой чувствовал, чем грозит России то опьянение свободой, что царило за мартовскими окнами. Предчувствуя смуту (а возможно, и свою скорую кончину – ему оставалось жизни ровно три года), Трубецкой торопится записать все самое дорогое, что помнится ему из детства. Возвращается памятью в Ахтырку – имение Трубецких, находившееся в тринадцати верстах от Троице-Сергиевой лавры, – где он рос вместе с девятью (!) своими братьями и сестрами. Это была очень талантливая семья, где все очень любили друг друга. Евгений Трубецкой будто пишет письмо потомкам, когда пытается передать неповторимые особенности «ахтырской духовной атмосферы». Главное в ней было – любовь. «В прошлом, которое я вспоминаю, – пишет Евгений Николаевич, – ищу неумирающего».
Начав свои записки 1 марта 1917 года, он ставит точку 30 марта. Где-то в эти дни усадьбу Ахтырка сожгли. Современник, приехавший в Ахтырку несколько лет спустя, писал: «Пожар в Ахтырке тем печальнее, что погиб едва ли не единственный уцелевший до наших дней ансамбль подмосковной усадьбы... Ахтырка никогда не славилась роскошью празднеств, великолепием убранства, причудами владельцев. Здесь жизнь текла ровно и покойно, в атмосфере истинной культурности... Недавнее пепелище заросло травой, крапивой и бурьяном, одиноко и оголенно стоит церковь, больше не ведет никуда дорога, охваченная пилонами въездных ворот...»
В России записки Е.Н.Трубецкого впервые опубликованы лишь через восемьдесят лет (Кн. Евгений Трубецкой. Из прошлого. Издательство «Водолей», Томск, 2000).

Дмитрий ШЕВАРОВ