ТУПИКИ УПРАВЛЕНИЯ

Могущество стола,
или тайное оружие школьной бюрократии

Василий ВАШКОВ,
учитель, завуч, Москва

«Бюрократия» – слово иностранное. В принципе ничего пугающего в нем нет, оно лишь означает «власть человека за столом», то есть управленца. Ну на то и управленец, чтобы управлять. Но что значит «бюрократия» по-русски, нам объяснять не надо. Это уже не просто власть, а могущество, причем не живого, обладающего душой человека, а бездушного, равнодушно-жестокого стола.
Сразу хочу оговориться, что имею в виду не органы управления вообще, управление необходимо – это аксиоматично, собственно, я и сам управленец; я говорю о той безобразно раздутой когорте чиновников, чья деятельность сводится исключительно к оправданию собственной необходимости.
Бюрократия от педагогики сродни любой другой бюрократии. Она могуча, всевластна и, подобно змеям, удушившим Лаокоона, душит все живое, что пытается пробить себе путь под солнцем. Но что самое страшное – она навязывает свои правила игры, заменяя реальную работу бумагосозиданием, а инициативу – прерогативой.

Часть 1.
Я пишу, ты пишешь…

В чем можно измерять работу бюрократа от педагогики? В эффективности работы школ? В том, какую оценку его деятельности дают учителя? В том, сколько никому не нужных, не востребованных учебников, изданных за государственный счет, пылится в школьных библиотеках? Ну конечно же нет! Эффективность работы бюрократа измеряется количеством созданных им бумаг и количеством бумаг, которые он требует от других.
Помнится, «славился» у нас один инспектор, дама с неистощимой фантазией, придумывающая все новые и новые формы отчетности. Человек чрезвычайно энергичный, она доводила несчастных завучей почти до истерики, заставляя выполнять никому не нужную работу, отрывая от действительно насущных проблем, заставляя создавать все новые и новые бумаги. Эти бумаги должны были привозить к ней не реже 2–3 раз в месяц исключительно сами завучи, а такая поездка занимает минимум половину рабочего дня. Попытка переложить эту «важнейшую» функцию на чьи-нибудь менее загруженные плечи была строжайшим образом пресечена: «Ко мне в кабинет вхожи только директора школ и завучи!» – таково было строжайшее указание. И ведь возили, скрипели зубами, но везли. Сколько раз говорили друг другу: «Плюнем! Над нами просто издеваются! Она даже не наш прямой начальник!»
Нет, не могли плюнуть – робели. Начальство! Прямо как писал А.Толстой: «…но не умом, – заробел поротой задницей».
Ну да, в конце концов, деятельность данного конкретного чиновника приводила «всего лишь» к потерям 150–200 рабочих человеко-дней в месяц, это 8–10 ставок завуча, ежемесячно тратившихся государством на ее инициативы. При наших-то масштабах это пустяк.
Но вот когда можно увидеть деятельность бюрократии во всем ее пугающем великолепии, так это, конечно, во время работы различных проверяющих! События, сопровождающие их деятельность в школах, обрастают такими то ли подробностями, то ли легендами, по сравнению с которыми роман о графе Дракуле – просто сказка о крокодиле Гене. Представители славных контрольных и ревизионных управлений могут начать пересчитывать все уроки, записанные во всех школьных журналах за весь учебный год. Их число должно сойтись с неким общим числом оплаченных государством уроков. Главная задача тут – найти не записанные, а значит, формально не проведенные уроки. Это позволяет говорить о том, что школа незаконно выплатила государственные средства за невыполненную работу. Чтобы понять, сколько это уроков и какие это средства, приведу несколько цифр.
В нашей школе 1250 учеников, в неделю проводится 1866 уроков, что составляет 63 444 урока в год. Практически не бывает, чтобы хоть несколько из этих уроков учителя, проведя, не забыли записать. Кстати, только на запись этих уроков (при 30 секундах на одну запись) учителя нашей школы тратят всего 529 часов рабочего времени, или 66 полноценных 8-часовых рабочих дней (3 месяца работы!). Какой сизифов труд необходим, чтобы пересчитать все эти записи (причем за последние 3 года!) и обнаружить, кто же «незаконно» получил деньги. Сколько же потеряло государство? В настоящее время в среднем за один урок учителю государство платит что-то около 20 рублей! Только в виде заработной платы контролерам выплачиваются тысячи рублей, а большим начетом на школу считается сумма в 200–300 рублей. Эффективность работы существенно меньше единицы.
Или, например, как вам понравится основополагающий принцип других контролеров, курирующих инвентаризацию. «Все, что находится в помещении школы, принадлежит государству и должно иметь свой инвентарный номер. Наличие незарегистрированных излишков гораздо хуже, чем недостача». Из каких мрачных глубин истории выплыл к нам этот бред? Но до сих пор накануне проверки несчастные учителя прячут собственные чайники, приемники, магнитофоны и судорожно наносят инвентарные номера на цветочные горшки.
Но конечно же венцом изощренно-садистской изобретательности бюрократии является система аттестации школ. Система устроена так, что всё зависит от тех, кто данную аттестацию проводит. Пошлите меня в любую школу, и я гарантирую, что абсолютно законно могу сделать так, что школа либо с треском провалится, либо блестяще эту аттестацию пройдет. Вот уж где можно распотешить бюрократическую душу!
Хочу вернуться к тому, с чего начал. Я работаю в школе 18 лет, из них 5 лет – завучем. О том, какую огромную роль играет управление школами, мне известно не понаслышке. Никто не ставит под сомнение необходимость управления школами и определенного контроля над ними. Но то, что происходит сейчас, нельзя ничем ни объяснить, ни оправдать.
Штаты управленцев растут как на дрожжах. Рост внешних бюрократических структур вызывает рост числа управленцев внутри школы. Прекрасно помню времена, когда в школе был один директор и один завуч. Сейчас по штатному расписанию нашей школе полагается 6 заместителей директора, не считая заместителя по хозяйственной части, социального педагога и психолога. Огромная часть их рабочего времени уходит именно на взаимодействие с вышестоящими бюрократическими структурами, а никак не на управление процессом обучения детей. Фактически система управления стала самодостаточной, ей уже не нужны ни дети, ни учителя, ни собственно процесс обучения.
Все вышеперечисленное не откровение и не новость. Об этом или о чем-то похожем писали неоднократно. Система управления образованием с самых высоких трибун называлась «неэффективной и предельно бюрократичной». Но…
Удобная все-таки вещь «свобода слова». Не верьте, если вам говорят, что у нас власть с ней борется – это не так. Если по-настоящему, власть ее просто не замечает, используя как своеобразный клапан для выпускания пара. Тысячи статей в сотнях изданий приводят вопиющие факты, потрясают эмоциональным накалом, костерят бюрократию, предлагают разумные и дельные вещи… но вызывают лишь сотрясение воздуха.
Помните, в «Золотом теленке»?
«Остап молча взял европейского гостя за руку, подвел его к висящему на стене ящику для жалоб и сказал, как глухому:
– Сюда! Понимаете? В ящик. Шрайбен, шриб, гешрибен. Писать. Понимаете? Я пишу, ты пишешь, он пишет, она, оно пишет. Понимаете? Мы, вы, они, оне пишут жалобы и кладут в сей ящик. Класть! Глагол класть. Мы, вы, они, оне кладут жалобы… И никто их не вынимает. Вынимать! Я не вынимаю, ты не вынимаешь…»

Вот так вот, я пишу, он пишет…

Нигде так ярко не проявляется могущество стола, как в области финансов. Именно ощущая в руках поводок со строгим финансовым ошейником, бюрократия становится всемогуща и непобедима.
Бывает, замученные скачками цен и нехваткой денег, мы с тоскою вспоминаем социалистическую систему государственного распределения, при которой цена на товар определялась не в результате рыночного баланса спроса и предложения, а назначалась государством. Обычно цена эта была весьма доступной. Правда, как-то забылось, что последствия были весьма печальны: за государственную цену можно было купить лишь скверный низкокачественный вариант товара, а высококачественный – из-под полы по рыночным ценам. Порою наша нынешняя система образования удивительным образом напоминает те минувшие годы.

Часть 2.
Золотая медаль на медные деньги

Давайте попробуем разобраться, что у нас происходит на рынке школьных образовательных услуг, товар какого качества там предлагается и какие сложились цены.
Самое высокое качество товара предлагают, безусловно, репетиторы. Занятия ведутся индивидуально или в группах по 2–3 человека, каждому обеспечены максимальное внимание и индивидуальный учебный план, готовят по любому школьному предмету, в любом возрасте. Но и стоят они соответственно. Самый дешевый школьный репетитор берет не менее 5$ за один академический час (45 минут) с каждого ученика. Это если надо дотягивать нерадивого школьника до стандарта. Качество тут действительно высокое, хороший репетитор за 15–20 занятий запросто преподаст курс, растянутый в школе на 3–4 года и так и не усвоенный нерадивым чадом.
Если же речь идет о подготовке в вуз, то цены становятся совершенно иными. Самый недорогой институтский репетитор берет уже 15–20$ за одно занятие (1,5 часа) с человека, дорогой – 50$, а очень дорогой – 70–80$ и выше. Все зависит от того, в какой вуз он готовит и какие гарантии предоставляет. Речь конечно же идет о поступлении на бюджетные места, так сказать, бесплатные. Если перевести цены в более знакомые рубли, то получается, что 45 минут занятий у репетитора стоят от 150 до 1200 рублей.
Можно сколько угодно возмущаться этим, говорить об общедоступности образования, о высоком предназначении педагога, но рынок прагматичен: есть спрос – появляется предложение. Раз этот товар покупают за такую цену, он того стоит. За качество надо платить!
Несколько более низкое качество обучения предлагают негосударственные школы и лицеи. Классы там небольшие, но человек 10–15 обычно есть, интенсивность занятий невысокая, качество усвоения знаний обычно невелико. Да и цели у этих школ, как правило, другие: обеспечить индивидуальный подход, оградить чадо от нежелательного социума и т.п. Стоимость их услуг варьируется от 500$ в месяц до 1000 и более, тут уж все зависит не от уровня образовательных услуг, а от уровня сервиса в школе. Учитывая, что в месяц у ученика 120–160 уроков, получается, что ученик частной школы платит за один урок от 3 до 7–10$ или от 100 до 300 рублей. Качество тут, конечно, совершенно другое. Выпускники этих школ не претендуют на бюджетные места в престижных вузах, они прекрасно обучаются там на договорной основе. Пребывание в таких школах для ребенка необременительно, престижно и познавательно, поскольку учителя там в основном высококлассные.
Третий продавец на рынке образовательных школьных услуг – это ГОУ (государственные образовательные учреждения), или государственные школы. Собственно, продавцами их назвать нельзя, обучение в них для граждан России бесплатное. Бесплатного, как известно, не бывает, просто за обучение в ГОУ платит государство, причем из тех денег, которые предварительно собрало у граждан России в виде налогов. Систему обучения в них давно подвергают критике и собираются то реформировать, то модернизировать. Процесс этот тянется на моей памяти по крайне мере с начала 80-х годов.
Сейчас необходимость модернизации объясняют, в частности, резким снижением качества обучения. Снизилось ли оно в действительности или это лишь удобный предлог, сказать трудно. Научного сравнительного анализа, собственно, нет. Но основным вектором модернизации системы образования сегодня выбран рост качества школьного обучения. Давайте для начала попробуем прикинуть, сколько же готово заплатить государство непосредственно за качественное обучение его детей. Не будем оперировать теми цифрами, которые мелькают в отчетах финансово-статистических организаций, попробуем разобраться без них.
В каждой школе существует документ, называемый в просторечии «Тарификация», где есть все необходимые нам цифры. Их нужно только две: заработная плата всех преподавателей в месяц и общее число учащихся в школе. Поделив первое на второе, вы узнаете, что конкретно на обучение одного ребенка (оплату работы преподавателя) в месяц государство предусматривает 120–130 рублей. Что составляет примерно 80–90 копеек за один урок. Ну не будем мелочиться, пускай 1 рубль! Государство платит за один урок, данный ребенку, 1 рубль!!! Причем занятия идут в классе из 25–30 человек, соответственно и эффективность снижается во столько же раз. В год на оплату уроков, включая оплаченный отпуск учителя, одному ребенку выделяется 1500 рублей, или 50$, столько, сколько институтский репетитор берет за одно занятие. Какое уж тут качество продукции!
Самое забавное, что при этом всерьез идут разговоры о том, что уровень подготовки школьников в государственной школе должен быть таким же, как и у репетиторов. Готовится широкомасштабное введение ЕГЭ, во время которого выпускники государственных школ должны демонстрировать разноуровневую подготовку, достаточную для поступления в вуз.
Неужели кто-то всерьез считает, что, выложив 1 рубль, можно получить товар стоимостью минимум 150 рублей? Легко сосчитать, что это должно составить 14 900% прибыли. Насколько мне известно, такой прибыли не дает даже торговля наркотиками.
Но не думаю, что авторы этих проектов столь наивны или столь экономически не образованы, скорее дело тут в другом. Уж больно удобно за малопонятными псевдонаучными разговорами на педагогические темы о профилизации, компьютеризации и интенсификации, скрывать ту ужасающую нищету, на которую обречены государственные школы.
Но действительно, почему денег так мало? В официальных отчетах проскальзывают совершенно иные цифры.
Московский комитет образования недавно опубликовал нормы финансирования на одного школьника в год. Оказывается, на одного учащегося ГОУ выделяется от 17323 (в обычной школе) до 33000 рублей (в лицее). Правда, финансирование идет не на 100%, а на уровне 60–70%, и это составляет от 11260 до 21450 рублей реальных денег на ребенка в год. Где же эти деньги?
Давайте займемся арифметикой, причем будем считать по минимуму. Чтобы учить, необходим учитель, учебники и помещение. На учителя выделяется 1500 рублей в год. Учебники у нас «бесплатные», значит, за них надо платить. Но сколько? На один учебный год ученику выдают от 5 до 15 учебников, в зависимости от класса. Срок службы учебника минимум 5 лет, следовательно, за один год учащемуся в среднем надо оплатить издание двух учебников – это никак не более 200 рублей. Пусть будет еще один экспериментальный учебник, итого: 300 р. Получается, что на учителя и учебники учащемуся выделяют 1800 рублей. А куда делись еще 9460 (11260 р. – 1800 р.) рублей, профинансированных государством на каждого школьника? Неужели они истрачены на содержание школьных зданий? В Москве примерно 1,5 миллиона школьников, значит, должно остаться чуть более 14 миллиардов рублей. Школ в Москве сейчас строится немного, на ремонт старых выделяются гроши… «Где деньги, Зин?»
Для производственных процессов существуют такие понятия, как производительные и непроизводительные расходы, применительно к системе образования получается, что производительные расходы составляют всего 16%, причем на преподавателя приходится только 13%! Система, в которой непонятно куда уходят 84% вложений, просто не имеет права на существование!
Нет, я, конечно, не намекаю на криминал. Абсолютно уверен, что все расходы законны, обоснованны и задокументированы. Но вот нужны ли они – я не знаю. Просто эти траты абсолютно непрозрачны. Куда, зачем и почему тратит бюрократия деньги – нам не известно.
Нам неприятен богач, швыряющий деньги на ветер и заявляющий, что свои деньги он тратит так, как считает нужным. Но это действительно его деньги. А вот бюрократия распоряжается не своими, а нашими деньгами. Деньги, собранные с налогоплательщиков и направленные их представителями (депутатами Думы) на обучение школьников, не должны растрачиваться непонятно на что.
Причем, если речь заходит об экономии, бюрократия моментально находит возможность сэкономить за счет тех самых 13% зарплаты учителя.
Яркий пример тому – реализация московского закона об образовании. В этом законе была определена система надбавок от 30 до 50% для работников образования, имеющих отраслевые награды. Действительно, данные работники наверняка являются наиболее высококвалифицированными, следовательно, должны получать больше. Кажется, никаких вариантов для толкования быть не может. Но бюрократический ум устроен так, что не может не сэкономить чужие деньги. В какую-то «гениальную» голову пришла мысль, что надбавка должна рассчитываться не со всей заработной платы, а с одной ставки. Поясню, сейчас подавляющее большинство учителей ведет нагрузку в 2–3 ставки, иначе не выживешь, так вот, надбавку они будут получать только к одной ставке. Получается, что 18 часов в неделю этот учитель будет работать как «Отличник народного просвещения», а остальное время – как двоечник.
Вот так. А вы говорите, качество.

Психологи, вечно старающиеся залезть в глубины сознания и подсознания, выделяют такое явление, как «двойное принуждение», разновидность «парадоксальной коммуникации». Оно чаще всего принимает форму приказа, который «нужно выполнить, но выполнение которого состоит в том, чтобы проявить неповиновение».
Столкнувшись с невыносимой абсурдностью подобной ситуации, человек обычно демонстрирует одну из следующих реакций:
– ему кажется, что он чего-то не понимает, и, пытаясь это понять, он мечется во все стороны;
– не пытаясь ничего понять, он подчиняется всем требованиям;
– человек отключается от окружающего мира, ничего не понимая и ничего не делая.
Нечто подобное, если вдуматься, вытворяет со школами и наша педагогическая бюрократия. Давать взаимоисключающие указания и требовать их неукоснительного выполнения – ее любимый метод. Это так здорово, когда подчиненный не может понять, что же ему делать, в конце концов это заставляет его чувствовать себя глупым, неполноценным, не соответствующим занимаемой должности. Он начинает без конца звонить, обращаться к вышестоящей бюрократии с просьбой разъяснить, уточнить, указать… Какое непередаваемое ощущение собственной важности и интеллектуального превосходства это вызывает у бюрократа! Вот несколько примеров такого парадоксального подхода.

Часть 3.
Полный вперед-назад

1. Школы должны добиваться качественного усвоения знаний всеми учащимися по всем предметам. Для этого они должны быть принципиальными, требовательными и строгими. Для оценки знаний учащихся существуют отметки от «1» до «5», все они должны применяться, и существуют критерии для каждой из них.
Неуспевающие должны получать соответствующие оценки, чтобы не обесценились положительные оценки остальных.
То, что большинство детей не хотят учиться, в принципе нормальное явление, это вам скажет любой психолог, но в большинстве случаев школе и родителям удается заставить их это делать, или, как говорят, «мотивировать». Правда, не всегда. Есть дети, которых заставить учиться так и не удается. Но наличие неуспевающих и второгодников – это один из критериев, по которому работу школы считают низкокачественной и неэффективной. Поставить много двоек – все равно что самих себя высечь. За этим последует серия комиссий и проверок, «выясняющих» причины, а уж они эти причины найдут.
Первый вопрос, который задается в таких случаях: «Что вы сделали, чтобы вернуть ребенка в школу?» Никакие устные заявления по этому поводу не принимаются, верят только бумагам, поэтому школы заранее запасаются всевозможными актами посещений, протоколами педагогических советов, копиями писем в комиссию по делам несовершеннолетних и т.п. Если бумаг оказывается достаточное количество, комиссия несколько успокаивается и начинает проверять правильность методики преподавания учителя, выставившего наибольшее количество двоек. Что такое правильная или неправильная методика, знали, наверное, лишь Коменский с Ушинским, поэтому проверяют опять бумаги: наличие утвержденного планирования, конспекты уроков, справки о посещении уроков завучем, наглядность, доступность, научность… Что-нибудь да нароют, будьте уверены.
Несчастные школы не могут понять, что же им делать. Сначала учителя демонстрируют невероятную принципиальность, но потом, после проведенных мероприятий, бросаются в другую крайность, чуть ли не гоняясь за двоечниками с просьбой прийти и исправить оценки. В конце концов двоек ставится минимум, и лишь тем, кто в школе вообще не появляется. Впрочем, по поводу качества поставленных троек иллюзии сохраняются только у бюрократии, только она считает (а вернее, делает вид, что считает) эти тройки полноценными.
Ведь это так удобно – заставить других выставлять липовые оценки, а потом невинно заявлять: так это же вы им поставили «три».
2. Школы должны принимать в 10 класс всех детей, закончивших 9 классов и выразивших желание обучаться в 10-м. Это, безусловно, правильно. Если ученик получил удовлетворительные оценки за 9 класс, значит, потенциально он способен обучаться в 10 и 11 классах. (Но мы-то знаем, откуда берутся эти удовлетворительные оценки.) В 10 классе дети учиться могут, но не обязаны, поэтому, если школьник не учится, а валяет дурака, его надо выгонять.
Выгонять из школы по любой причине категорически запрещается. Школа для ученика – его дом, а «училки» – родные мамы, вот и терпите, пока ребенок вырастет.
Бедные работники школы, среди которых большинство действительно сами матери, и тут бы согласились, но с одним непременным условием: «Держать будем всех, но только не требуйте от нас невозможного – всех качественно научить».
Как бы не так! Это вначале, когда школа набирает учеников, бюрократия демонстрирует понимание ситуации, когда же учебный год начался – все моментально забывается. Бюрократия встает в позу принципиального блюстителя закона и требует, чтобы при прохождении промежуточной и итоговой аттестации все учащиеся старших классов демонстрировали достаточный, а то и повышенный уровень знаний.
В этой ситуации для школ характерен второй стиль поведения, они подчиняются всем предъявляемым требованиям, но по-своему. Берут всех, кого им хочется, а кого не хочется – только если родители очень настойчивы. Выгонять не выгоняют, но создать ситуацию, когда учащиеся сами с удовольствием забирают документы, – это умеют. Что касается благополучного написания городских и других контрольных работ, то у грамотного учителя это не проблема. Вы скажете – липа, но ведь этого от школ и требуют. Не знания детей волнуют бюрократию, а благополучный отчет. «Вы хотите отчетов – их есть у нас».
3. Чему вообще должна научить школа? Ответ на этот вопрос далеко не так однозначен, как кажется. Все программы, учебники и дидактические пособия направлены на то, чтобы научить ребенка запоминать и по возможности воспроизводить учебный материал. Откройте любой учебник – 99% заданий требуют вспомнить, воспроизвести, изредка применить готовую формулу. Редчайшие 1% заданий требуют творческого применения знаний.
Но именно это и ставится школам в упрек. «Школы не учат думать, только запоминать и воспроизводить. Дети, запоминая материал, совершенно не умеют его применять, особенно в практическом аспекте». И это действительно так, хотя школы виноваты в этом меньше других и именно они взялись за дело, пытаясь изменить ситуацию. Что только не придумали учителя-практики, пытаясь придать процессу обучения иной характер. «Эвристическое обучение», «Уроки-открытия», «Проблемное обучение» – эти и десятки других подобных методик, разработанных учителями и с восторгом принятых учениками, были апробированы и внедрены в школах.
Результаты такого обучения находят свое выражение в блестящих успехах наших детей на различных международных олимпиадах и форумах. Например, победы наших школьников на олимпиадах по информатике происходят не благодаря государственной программе по ОИИТ, а скорее вопреки ей. Самоотверженный, практически бесплатный труд творческих учителей-энтузиастов создает не школьников-зубрилок, а школьников-мыслителей. Именно эти дети – наш золотой интеллектуальный фонд, который, правда, в силу своей невостребованности постепенно перетекает в более благополучные страны. Но все равно честь и хвала школам, воспитывающим таких детей.
Но вот наступает момент аттестации школы, и все забыто. С точки зрения бюрократии аттестация – это и есть тот самый момент истины. Все тесты по всем предметам, предлагаемые детям в процессе аттестации школы, направлены на проверку одного: насколько прочно и детально ученики зазубрили программный материал. Чтобы успешно написать эти тесты, детей не надо учить думать, их надо, простите за «собачий» термин, натаскивать.
Процесс натаскивания отбивает всякую способность к мышлению, процесс мышления внушает стойкое отвращение к зубрежке. Тут уж либо–либо, «два в одном» не получится.
Что делают школы? А что угодно. Одни учителя, «отключившись», учат думать, другие пытаются вдолбить в несчастные детские головы невообразимый объем знаний.
А дети, как собака, получившая две взаимоисключающие команды, сидят и растерянно вертят головами.
Можно еще долго приводить подобные примеры несовместимых приказов, требований и устных распоряжений: это и расширение изучаемого материала с одновременным сокращением часов, это и создание гуманитарных классов с обязанностью знать математику и физику «на уровне», это и многое другое.
Что же это такое?
Может, эти распоряжения отдают разные, не связанные друг с другом люди?
Но тогда не слишком ли много командиров?
Может, тот, кто отдает подобные распоряжения, вообще не представляет, что он делает?
Но, скажите, по какому же праву тогда он командует?..