Я ИДУ С УРОКА
ПОПЫТКА ЖАЛОБЫ

Любите ли вы театр?..

А если это утренний спектакль, на который вы ведете класс в свой единственный выходной?

Я не выспалась. Моя всегдашняя напарница в сопровождении экскурсий, мама Сережи, не пришла. Прождав ее лишних пятнадцать минут и теперь безнадежно опаздывая, в который раз пересчитываю головы перед входом в метро. И все время их оказывается то больше, то меньше, чем надо. Неработающий эскалатор, лужи, светофоры…

* * *

Влетаем в фойе с третьим звонком. Под возмущенное шипение билетерши заталкиваю свой галдящий табунчик в темнеющий зал. Лезем в самую середину ряда – мои опоздавшие дети топают по ногам пришедших вовремя. Извиняюсь. Опять извиняюсь. А на сцене Василиса Премудрая (или Елена Прекрасная?) средних лет уже кокетничает с Иваном-царевичем. Тут, разумеется, выясняется, что два наших законных места кем-то заняты – приглушенный спор, грозящий перерасти в полномасштабный скандал. Наконец удается согнать захватчиков и усадить своих, но в суматохе Олег оказывается рядом с Петей, чего нельзя допускать ни в коем случае.
Но вот худо-бедно все разместились, и кое-кто даже смотрит на сцену. Однако завязка сюжета упущена, и почему так сердится царь – непонятно. «Чего это он?» – заглушая актера, вопрошает Олег. Петя начинает выдвигать версии – одна громче другой. На нас оборачиваются и шикают. Пока я пресекаю безобразия, действие идет своим чередом, и интерес к нему явно потерян – из карманов извлекаются «Сникерсы» и жвачки. «Сникерс» – надо отдать ему должное – шуршит оберткой куда интеллигентнее наших родных «Аленок» в громыхающей фольге. Но жуется с тем же противным чавканьем.
Антракт.

* * *

Деморализованная первым действием, твердо решаю детей из зала не выпускать.
– Оля! Какой буфет? У тебя же печенье во рту!
– А в туалет можно?
Не найдя убедительных аргументов для отказа, веду Олю и примкнувших к ней вниз. Мальчики освобождаются быстро и норовят разбрестись кто куда. В дамскую комнату очередь. Оля с подружками – в самом хвосте. Первый звонок, второй… Мельком глянув в зеркало (так и не успела причесаться!) и на портреты актеров (как хорош был N в «Дяде Ване»!), бегом обратно. «Тут вам не стадион!» – кричит нам вслед скучающая гардеробщица.
Исправляю педагогическую ошибку и плюхаюсь между Петей и Олегом. Беднягам ничего не остается, как уставиться на поляну в фанерном дремучем лесу. Иван-царевич бойко отвечает на коварные вопросы Змея-Горыныча. Зрители, кажется, увлеклись, и я опрометчиво позволяю себе расслабиться...
– А где Алеша?
– Что?
– Алеша из туалета не вернулся!
О Господи! Пригнувшись и больно стукаясь своими коленями о чужие, выбираюсь из зала. «А не найдешь – голова с плеч!» – напутствует Змей-Горыныч. Бестолково мечусь между буфетом и туалетом – в висках стучит, во рту пересохло, – повторяя заклинание: «Он никуда не денется – все номерки у меня!» И вдруг из-за колонны знакомый голосок: «Я эту сказку сто раз читал. И кино смотрел». Алеша поддерживает светскую беседу с пожилой дамой, продающей программки. Хватаю дезертира за руку и волоку за собой. «Извините, мне пора», – машет вежливый Алеша дареной программкой.

* * *

На сцене – решающая схватка добра со злом. Воссоединившиеся в мое отсутствие Олег с Петей орут, топают ногами и только что не свистят. Хочется верить, что поддерживают они не Змея-Горыныча.
Свет. Аплодисменты. Поклоны. Аплодисменты. Занавес. Школьники с воплями и пинками покидают храм искусства. Летят в урны (В УРНЫ!!!) фантики и огрызки. «Как монетки в фонтан, – мелькает в голове дикая ассоциация. – Может, они сюда вернутся?»
Метро. Из последних сил считаю головы. А дети взахлеб обсуждают ехидные реплики Бабы-Яги, пышный костюм Василисы и ненастоящий меч-кладенец. Неужели понравилось?
Водите детей в театр. Хотя бы для того, чтобы, увидев чайку на занавесе, они не воскликнули, как «новый русский» из анекдота: «Надо же! И здесь Reebok!»