РОДИТЕЛЬСКАЯ ГАЗЕТА 
НА КНИЖНОЙ ЛЕСТНИЦЕ 

Александр ГОЛЬДШТЕЙН

Аспекты духовного брака

– М.: Новое литературное обозрение, 2001

Четыре года назад мало кому в ту пору известный русско-израильский филолог Александр Гольдштейн выпустил в Москве книгу-эссе «Расставание с Нарциссом» – о том, как всматривались друг в друга советская культура и советская реальность. Книга произвела некоторый шум в интеллектуальных кругах, удостоилась премии Антибукер, автора стали охотно печатать в российских «толстых» журналах. Сам же Александр Гольдштейн за последние годы в России появлялся крайне редко; известно лишь, что ему примерно сорок лет, что он родился и жил до перестройки в Баку, окончил филфак местного университета и в самом начале 90-х годов перебрался в Израиль.
Предыдущая книга Гольдштейна была сугубо культурологической, в нынешней же появились черты автобиографии. Издатели именуют выпущенное ими сочинение «своеобразным интеллектуальным романом»; это довольно точное определение, хотя по большому счету книга написана вне привычных жанровых координат. Представьте: живет в Тель-Авиве филолог – эмигрант из СССР, наслаждается одиночеством и свободой, гуляет по городу, вспоминает жизнь в СССР (изредка и без особых симпатий), встречается со знаменитыми и безвестными личностями, размышляет о литературе и религии, о суете сует, о своей метафизической обособленности в несущемся куда-то мире… Из этих прогулок, встреч, раздумий и составилась книга. Привычного линейного сюжета здесь нет, это скорее «путешествие души». Причем это отчетливо южное странствие. В интонациях книги ощущаются духота и влажность тропиков, йодистый запах Средиземного моря. Письмо Гольдштейна густое, вязкое, парадоксально-метафорическое. Его слог одновременно вызывает в памяти прозу Мандельштама, эссеистику Бродского, а в какой-то мере и рассказы Бабеля. Это сильно концентрированный культурологический раствор. «В инкрустированном полумесяце, в светозарном ятагане Яффы, какой предстает с дистанции двух колониальных миль ее горящая скальными камнями изогнутость, попадается довольно всякого люду: чинят сети рыбари, мажут холсты художники-кустари, поедают сувляки любители малоазийско-балканской кухни Леванта…» И совершенно не важно, что представляют собой эти загадочные сувляки – сам по себе ритм такой прозы завораживает. Как завораживают ветхозаветная лексика и «темный», архаический синтаксис.
Прихотливый слог Гольдштейна – это своего рода бакинско-израильский диалект русского языка. По убеждению автора книги, русская проза ценна именно своими провинциальными и эмигрантскими диалектами, придающими ей стереоскопичность и «высокое косноязычье». Собирание же отечественной словесности в «единый поток», стрижка всех под нормативную «московскую гребенку» суть метастазы имперского духа, полагает Гольдштейн. Своей барочной прозой, полной словесных диковин, он превосходно иллюстрирует собственные теоретические наблюдения.
В книге изящно рассыпано множество любопытных тем и микросюжетов: о провинциальности в литературе, о феномене смешения языков в Израиле, об «ином анатомическом устройстве организма» у гениев, о том, что «время истории потеснено в Палестине безвременьем мифологии»… Будучи сам скромным и тихим горожанином, Гольдштейн любит писать о жизнестроителях, революционерах, праведниках и прочих пассионариях. В жизни и смерти Че Гевары, Мисимы, Махатмы Ганди писателя привлекает «чистота стиля». Но эти рассказы – по удивительному контрасту – перемежаются в книге с физиологическими очерками о дешевых кварталах Тель-Авива, картинами скудного быта эмигрантов-гуманитариев, азербайджанскими ретроспективами 1980-х.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"