ЦВЕТ ВРЕМЕНИ

Перемена блюд

На тарелке – нечто ускользающее

“Нормальное” и “ненормальное” – с каждым годом эти понятия меняются местами все быстрее. На разных континентах, в разных странах нормы вытесняют друг друга. И Англия, считавшаяся когда-то самой пуританской страной, объявляет во всеуслышание о намерении легализовать наркотики, а Америка, славящаяся своими свободами, изымает из школьных библиотек сказки про Гарри Поттера, в то время как в строгой моралистической Германии проституткам предоставляют пенсии и профсоюзные льготы... Норма сегодня – это почти что мода, с поправкой на объективные обстоятельства.

Еще несколько лет назад “нормальным” объяснением многообразия жизни на земле считалась теория Дарвина. А ведь в ней содержится одно очень важное противоречие, замеченное некогда великим русским философом Константином Леонтьевым. Если в результате естественного отбора выживают самые приспособленные звери, ни о каком многообразии говорить не приходится! В этом случае мир населяют однообразные особи, которые постоянно совершенствуются в своей силе и власти над другими. Все прочие обязательно оказываются на первых шагах слабее – а значит, они обречены! Но мир, как мы знаем, многообразен, и “ненормальное” в нем почти всегда становится шагом к чему-то новому, хотя и в звериной, и в человечьей стае “ненормальный” зверь всегда оказывается на грани гибели. Что ему помогает? Удача? Бог? Собственная ненормальность?
Норма, чем бы она ни была продиктована – модой, моралью, религией, – всегда агрессивна. Но она агрессивна именно в той мере, чтобы создавать плодотворное давление. “Ненормальность” – это не еще один вариант существования, это жребий, миссия, ведущая к чему-то новому. И выполнение этой миссии невозможно без усилия преодоления. “Не такой” зверь, мутант, вынужден напрягать все силы, искать применения своим новым качествам, чтобы выжить. “Не такой” человек вынужден искать оправдание своего существования сам, без готовых рецептов. И зверь, и человек имеют не много шансов. И их самих – не много. Но если бы не бич нормы, их возможности (внешние у зверя, внутренние у человека) остались бы наполовину не реализованными. И тут уже математика сменяется совсем иными выкладками. Нужно ли было летать ящерице? Надо ли было добывать огонь? При вполовину более легкой жизни – совсем не обязательно...

Ненормальность – то, чего по всем правилам не должно существовать. Ненормальностей нет в мертвой, кристаллической природе, есть только ошибки, которые исправляются. Если не исправляются – происходит распад. В живой природе все наоборот: если нет ненормальностей – вид угасает. Мы знаем считанные случаи, когда то или иное живое существо сохранило свой изначальный облик хотя бы на протяжении миллиона лет. И совсем не знаем случаев, когда бы человеческая культура, цивилизация оставались стабильными хоть тысячелетие. Цивилизации, слишком долго сохранявшие строгие нормативные формы, подобно Римской империи, слабеют и исчезают с лица земли. Но тяга ко всему ненормальному спасает человечество от самоуничтожения. Существуют времена, ключевые для человечества, когда “ненормальное” играет самую важную роль и меньшинство ведет за собой всех остальных. Историки хорошо знают об этом, для таких людей Львом Гумилевым придумано даже название – “пассионарии”, но дело не в названиях, а в том, что история раз за разом поворачивается таким образом, чтобы ни одна норма не властвовала безраздельно слишком много времени. Разумеется, после этого возникают новые критерии нормы, чтобы их разрушили через десятки или сотни лет. И похоже, эта амплитуда становится все меньше, нормы сменяются все чаще. Но пока не чаще, чем раз в поколение.
Видимо, в XX веке мы достигли именно этого предела смены норм. Потому что дальше речь может идти только о смене мировоззрений, о перерождении всего человечества. Или об интерференции, влиянии одного поколения на мировоззрение другого. Этот неожиданный процесс, похоже, вот-вот начнется на всей нашей планете, и он кажется не просто интересным, а действительно знаменующим наступление нового тысячелетия. Это похоже на преодоление самолетом звукового барьера: сидящие в нем пилоты ничего не замечают, а над равниной, где он летит, разносится гром. Что с нами будет, когда нормы станут сменять друг друга каждый год? Потеряемся? Потянемся к чему-то ясному и незыблемому? А что будет с теми, кто норме противостоит? Что будет с ненормальностью – не станет ли она единственной нормой?
Вопросы эти, конечно, шуточные. Но мир, в котором мы живем, требует от нас все более живой, быстрой реакции. В том числе и понятие нормы, которое ускользает, становится неопределенным, но отнюдь не теряет своей власти над умами. Норма отступает только перед другой нормой. Победить ее нельзя, диктовать ее – значит ей подчиняться. Но ее можно не воспринимать всерьез, пока ты молод. А молодость – понятие не биологическое, и не исчисляется постфактум.
Не стоит прогибаться под изменчивый мир,
пусть лучше он прогнется под нас, –
поется в одной песне. Настоящая жизнь (которую ее автор вел не один десяток лет) уместилась здесь между первой и второй строчками и длится не дольше одного аккорда. Нормально?