ЛЮБИМЫЙ ГОРОД
ПОДРОБНОСТИ

Луковая столица

Мало кто в наши дни задумывается о Суздале столетней давности. Кажется, что была тут сначала глубокая древность (откуда сохранились церкви и монастыри), а после сразу наступила середина прошлого столетия с организованными вояжами, сувенирными киосками и прочими приметами культурно-рекреационного турцентра.
Что ж, это представление отчасти верно. Если взять подшивку основной газеты региона того времени – “Владимирских губернских ведомостей”, то кажется, что Суздаля (в те времена, между прочим, уездной столицы) нет вовсе. На страницах присутствует Судогда, Шуя, Юрьев-Польской и, разумеется, входивший тогда в силу безуездный
Иваново-Вознесенск. Слова “Суздаль” там почти не встретишь. Правда, почти в каждом номере имеется реклама производства братьев Суздальцевых, но они обосновались в Муроме, хотя родом из Суздаля, что видно по фамилии.
И тем не менее упоминания о городе встречаются – в воспоминаниях, путеводителях, тех же газетах. Суздаль жил своей довольно странной жизнью, вовсе не похожей на жизнь других уездных городов России. И потому интересной в особенности.

Захолустный турцентр

Суздаль уже в девятнадцатом веке, не говоря о начале двадцатого, был весьма популярным туристическим центром. Выходили даже целые путеводители, посвященные этому городу. В них в подробностях описывалась древняя история церковной жизни города. О современном (а точнее говоря, тогдашнем) состоянии либо не сообщалось вообще, либо писалось вскользь и нелицеприятно.
Вот, к примеру, цитата из книги “Гор. Суздаль и его достопамятности”, вышедшей до революции в губернском Владимире: “Издали Суздаль представляет собой красивую картину: пред вами высятся десятки храмов и колоколен разнообразных изящных очертаний, а если вы приближаетесь в праздничный день, то можете слышать и могучий благовест, несущийся с этих колоколов, благовест, который напоминает Московский звон в миниатюре. Издали можно подумать, что Суздаль – большой населенный и бойкий город, но когда вы войдете в него, увидите, что это не более как иллюзия. В действительности Суздаль – тихий и захудалый городок, и эти многочисленные храмы говорят о его былых лучших временах”.
И еще раз, на последней странице, почти как приговор: “Современный Суздаль… не представляет интереса, поэтому ознакомление с ним может ограничиться одними памятниками церковной старины”.
Нечто подобное встречается в одном из описаний суздальской экскурсии, совершенной некими любителями древностей в 1902 году: “В половине мая текущего года мы имели удовольствие совершить интересную поездку в древний полузабытый город Суздаль, славный своим историческим прошлым и находящимися в нем святынями. Еще не доезжая верст восемь до города, мы были приятно удивлены открывшейся пред нами панорамой этого древнего исторического города, но чем ближе мы подъезжали к нему, тем панорама все более и более теряла свой чудесный вид, и, при въезде нашем в город, пред нами предстал грязный полуразвалившийся Суздаль. Моросивший с утра мелкий дождь, к 5 часам вечера превратившийся в страшный ливень, может быть, много содействовал нашему впечатлению, но, как бы там ни было, на первый взгляд древний богоспасаемый город Суздаль показался нам далеко не привлекательным”.
А дальше – дежурный отчет об осмотренных памятниках церковной архитектуры.
Одно из самых подробных и, пожалуй, беспристрастных описаний города опубликовали во “Владимирских губернских ведомостях” в 1901 году (газета проводила тогда нечто вроде акции, знакомя жителей губернии с ее более или менее крупными населенными пунктами). Сначала – информация, казалось бы, дежурная и ничего про город нам особого не сообщающая: “Гор. Суздаль, построенный на берегу реки Каменки, притока Нерли, находится в настоящее время между двумя железнодорожными путями – Нижегородским и Юрьево-Тейковским; отстоит от губ. гор. Владимира в 34 верстах, имея с ним сообщение только по грунтовым дорогам”.
Однако уже этими грунтовыми дорогами читатель настраивается на определенный лад: в то время каждый россиянин прекрасно представлял себе, что это значит.
Дальше – слова вроде бы даже лицеприятные: “Месторасположение города представляется довольно красивым: расположенный на небольшом возвышении, он кажется издали довольно обширным, благодаря обилию церквей, монастырей, длинным улицам, массе садов и огородов и близости соседних сел, – все это вдали сливается в одно целое, раскинутое на довольно большой площади”.
А затем – подчеркнуто интеллигентное, отчего более убийственное описание: “Благоустройство города оставляет желать еще многого. Для водоснабжения города служат колодцы, частию на обывательских усадьбах, частию общественные (3), а также протекающая посреди города река Каменка. Вода в последней не отличается чистотою по многим причинам: вследствие загрязнения прибрежными жителями, от стока в нее всех дождевых вод с улиц и площадей и благодаря существующим на ней некоторым промышленным заведениям. Давно назревший вопрос об улучшении водоснабжения вполне признается и городским управлением, но до сего времени остается не разрешенным. Большинство улиц в городе незамощены, и потому в дождливое время представляют немало затруднений для сообщения. Очистка города от накопляющихся отбросов предоставлена усмотрению обывателей, городское управление расходует только 34 руб. в год, как владелец нескольких общественных зданий, и 90 руб. – на очистку в летнее время торговых площадей. Ввиду этого торговые площади и улицы, отводимые под торговлю с возов, а также соседние переулки после базаров (раз в неделю) бывают довольно загрязнены; в не лучшем состоянии находятся и обывательские дома, особенно в улицах на окраинах города.
По числу жителей гор. Суздаль – очень небольшой… В нем по переписи 1897 г. оказалось 8000 жителей. Главное занятие последних составляют садоводство и особенно огородничество… Беднейшие жители города, не имеющие своих огородов, и главным образом женский пол, в летнее время занимаются полкою травы в огородах, сбором ягод и плодов в садах, а осенью – обрезкою лука и кройкою хрена, получая за это 30–50 коп. в день.
Торговля в городе в обыкновенное время только балансирует с запросами населения для удовлетворения обыденных нужд, так как в магазинах и лавках держится главным образом товар самый ходовой, неизбежный в общежитии. Все, что относится к “предметам роскоши”, что получше и подороже, – все такое покупается жителями в соседних городах или в Москве. Бывающая в городе с 25 сентября по 1 октября Евфросиньевская ярмарка, на которую, между прочим, приводится для продажи много лошадей (не менее 3000 голов), также не отличается особым оживлением, и оборот ее едва превышает 50.000 руб. (в том числе продается лошадей тысяч на 40)”.
Столь же язвительно описывается и скудная суздальская промышленность: “Существующие в гор. Суздале промышленные заведения, представляя собою остаток от былого времени, очень незначительны и по числу, и по сумме производства. В 1900 году была в действии только одна льно-ткацкая раздаточная контора и красильня Ф.Ф.Назарова, с суммой производства около 13.000 руб., вырабатывающая шахматку, коновадь, подкладку и парусинку на украинские ярмарки, и два кожевенных завода – П.Кашина и бр. Биркиных, с производством на обоих до 9.000 руб. Есть еще в городе колоколо-литейный завод Никуличева, но работа на нем не постоянная, – так в 1900 г. завод не отлил ни одного колокола. Другие промышленные заведения в городе – чисто ремесленные, по размерам соответствующие кустарным, для удовлетворения нужд населения (ремесла – сапожное, портновское и проч.)”.
А далее – совсем уж удивительная фраза: “Городское управление лечебных заведений на свои средства не содержит; им устроена только скотобойня, а земство, отчасти в видах и санитарно-ветеринарных, устроило образцовую кузницу, встреченную населением весьма сочувственно”.
И похоже, что довольно близок к истине был некий суздальский рабочий, самокритично заявивший в прессе: “Городок наш по всем статьям плевый”.

Хрен да лук не выпускай из рук

Все это вроде бы и так, но только лишь на первый взгляд. В действительности, если углубиться в изучение суздальской жизни, окажется, что в ней все же имелся некий стержень, очень даже жизнеутверждающий и крепкий. Это упомянутые автором исследования огородничество с садоводством.
Да, город и впрямь имел характер очень даже необычный. Если из столиц (Владимира, Москвы и даже Петербурга) сюда то и дело приезжали путешественники – приобщиться к суздальским святыням, – то самих жителей эти святыни интересовали мало. Один из мемуаристов вспоминал: “Даже среди людей относительно образованных сведения о родном городе, его истории, отдельных лицах, ставших почему-либо известными, были очень скромными, а у подавляющего большинства и таких знаний не было. Например, у очень многих суздолян в так называемых поминаньях были занесены на вечное поминовение имена митрополита Илариона, схимонахини Софии и других, а кто они были, когда жили и какой след оставили в истории Суздаля, вряд ли кто знал достоверно”.
Нонсенс, казалось бы, но ничего уж не поделаешь. Город и вправду был аграрным и преуспевал именно на этом поприще. “Под садами находится земли около 25 десятин, а под огородами – ок. 280 десятин. Только самые богатые жители города не имеют своих огородов или не обрабатывают их сами, а сдают в аренду другим. В садах разводится преимущественно яблонь (сорта: антоновка, анисовка, боровинка, зеленовка и апорт), потом вишня (родительская), из ягодных – смородина, кружовник и малина. В огородах по количеству насаждений первое место занимают хрен и лук, затем – огурцы, капуста, свекла, картофель и др. Все получаемое с садов и огородов, весом до 620.000 пуд., кроме капусты и картофеля, за исключением необходимого для собственного потребления, вывозится на продажу в соседние города и уезды (большая часть в гор. Иваново-Вознесенск), а лук и хрен в больших количествах идут в Москву с С.-Петербургом”.
Именно сельское хозяйство составляло главный интерес жителей Суздаля. “Хрен да лук не выпускай из рук” – лишь один из образцов суздальского аграрного фольклора. Да и названия суздальских “предприятий” до чрезвычайности красноречивы – например, “хрено-толченые заводы”.
В начале сезона, в апреле, оживлялась жизнь города. На Хлебную площадь сходились из окрестных сел поденщики – так называемые “копали”. Они подряжались копать многочисленные суздальские огороды. Притом цена зависела от трудоемкости работ, которая определялась тем, что именно предполагалось посадить. Для тех культур, которые требовали более тщательной обработки, нанимались “копали” значительно дороже.
Затем “копали” уходили, и появлялась другая рабочая сила. Многие хозяева ни разу не притрагивались к собственным посевам – наемные специалисты и сажали, и растили, и собирали урожай. Находилось дело даже для старушек-инвалидок – они обрезали лук.
А в феврале городские власти объявляли нечто вроде тендера: жители города боролись за право прибрать к своим рукам навоз, который за зиму скопился на городских улицах и площадях.
Суздальцам присущ был творческий подход к своим посадкам. Например, в конце июля туристов сильно изумляли флаги, с непонятной целью вывешенные на некоторых огородах. Некоторые были красными, иные белыми, а иной раз попадались и сшитые из трех полос – белой, синей и красной.
Это не имело никакого отношения к встрече представителей царской фамилии. Флаги вывешивались для детишек и обозначали, что горох созрел и можно совершать набеги на его плантации. Жители справедливо рассуждали, что набеги эти будут все равно, так пусть хотя бы совершаются, когда гороху не так страшно помятие, как на начальных фазах созревания. Дети же знали: до развески флагов их накажут за набег, а после нет – и соответственно делали выводы.
Необычным был способ охраны садов от налетов злокозненных птиц. Для этого использовались “грохотушки”. Их устанавливали на высокие шесты, а механизмы “грохотушек” с помощью веревок соединялись с будкой сторожа. Сторож время от времени дергал концы этих веревок, и жуткий грохот охранной системы разгонял всех пернатых налетчиков.
Естественно, что при такой ярко выраженной аграрной специфике (если не сказать – аграрном культе) Суздаль сделался родиной ряда сельскохозяйственных изобретений. Например, штаб-лекарь Дмитрий Моренко еще в 1825 году изобрел здесь особенный способ изготовления цикорного кофе. До того корни цикория сильно пережигали и измалывали в порошок (так называемый ростовский способ). Доктор Моренко доказал, что лучше сначала мелко-намелко порезать корни, а затем слегка поджарить – так полезнее. Этот кофе получил название Моренкова или же Суздальского.
Кстати, вплоть до середины двадцатого века Суздаль воспринимался в первую очередь именно как аграрный город. Например, очерк в путеводителе “Владимир и его окрестности”, вышедшем в 1959 году, начинается так: “Суздаль – центр крупного сельскохозяйственного района Владимирской области… Богатыми колхозами, замечательными тружениками сельского хозяйства славится Суздаль. Колхозники района совместно с колхозниками Юрьев-Польского района и Гаврилова Посада вывели знаменитую владимирскую породу тяжеловозных лошадей”.
И уже потом – об “уникальных памятниках архитектуры, истории, искусства”.

Междугородная конка

Культурная жизнь Суздаля, естественно, определялась обитателями города. В одном из документов, составленных еще в восемнадцатом столетии, дается им такое описание: “Состояние и обычай обывателей писанием изъяснити не удобно, понеже в одном поле растет пшеница, и сочевица, и плевы, и между добрыми бывают и злы; но ежели не о всех, но о некоторых подлинно возможно сказать, многие из них к писанию священному снискательны, которого из самого младенчества обучаются, и охотники к пению, и во многих видится природная острота (хотя великих наук и не знают), и честь в том себе в окрестных странах имеют. На одежду не тщаливы; но в том содержат средство по времени и месту, где бывают, тамо таковое того места обыкновение без прекословия далнего содержати тщатся”.
Подобная характеристика, пожалуй, была бы справедлива и столетие назад. Во всяком случае, та ее часть, где говорится о разнообразии растений, соседствующих в поле (никуда, увы, не деться от сельскохозяйственной тематики). Так что и интересы были весьма разнообразны. Однако здесь усматривалось очень много общего.
Главным развлечением, конечно, был базар. Мемуарист писал: “Особенно оживлялся город в базарные дни, зимой – по субботам, а летом по воскресеньям, когда съезжались окрестные крестьяне и вели торг своими товарами под открытым небом в определенных местах: на Конной – лес: тес, лафет, палуба, жерди, половые доски, бревна, столбы, дрова; по южному фасаду площади – деревянные изделия: кадки, ушаты, коромысла, лопаты, грабли; а по южной ограде Ризоположенского монастыря торговали древесным углем, который привозили из соседнего уезда, преимущественно из села Филяндина, за Сергеихой. На Хлебной площади устанавливались подводы с зерном: рожью, пшеницей, ячменем, гречневой крупой, овсом, льносеменем, маслом. Там же находились и общественные весы, так называемая “таможня”. На другой половине площади, у Торговых рядов, продавались предметы транспортного оборудования: станки, оси, колеса, оглобли, большие корзины для саней-розвальней, а в южной части этой площади, за Воскресенской церковью, летом и осенью торговали продукцией суздальских садов: ягоды, яблоки, груши”.
Особо привлекательной для горожан была конская ярмарка. Во всяком случае, увеселений в эти дни было гораздо больше, чем обычно: “Играла музыка, и на ярмарку целыми толпами направлялась суздальская гуляющая публика из людей всех возрастов; шли просто погулять, повстречаться со знакомыми, потолкаться вокруг лавок, полакомиться фруктами, покататься на карусели, а иногда и побывать на представлении, если на ярмарку прибывал “театр” из кочующих артистов или цирк, тоже весьма невысокого уровня как по оборудованию, так по составу исполнителей, конечно, с неизбежными джигитами, клоунами и “рыжими”. Из цирков, помнится, большее впечатление оставили предприятия Якубовского и Михнова. В целях большего привлечения публики они объявляли представление по повышенным ценам билетов, это означало, что программа представления будет несколько расширена, и то, что при покупке билета зритель получает еще особый номерок, дающий право участия в лотерее, где обычно разыгрывались 1–2 самовара”.
Естественно, на ярмарке бывали и “райки” – особенные ящики с вмонтированной керосиновой лампой. Между лампой и зрителем менялись картинки, раешник сопровождал их бесхитростными пояснениями – словом, получалось нечто наподобие модных пятнадцать лет назад слайд-фильмов.
Самым же популярным развлечением на ярмарке была, конечно, карусель. Она была “интерактивнее” своих сегодняшних аналогов. “Там во время рейса при особо быстром вращении карусели мальчики и юноши, стоя на стременах деревянных коней, упражняются в ловкости, стремясь выдернуть железное кольцо из деревянной втулки, вращающейся сбоку движения карусели. Ловкач, достигший успеха, помимо красного флажка – знака его победы – получает и право бесплатного проезда на следующем рейсе”.
В долгих перерывах между ярмарками жители города и его окрестностей самостоятельно искали развлечений. Естественно, не обходилось без популярных в тогдашней России кулачных боев. Другой мемуарист писал: “Осенью ходили за орехами, в сельский лес за грибами, добывали репу, иногда чужую, а зимой бились на кулачки. Эта игра, можно сказать, варварская, была в нашей окрестности в большом ходу во время моего отрочества… Около Суздаля все селения “заражены” охотою подраться и выходили не только стена на стену, но и селение на селение. После каждой стычки, которые обыкновенно происходили около Масленицы, множество оказывалось разбитых носов, распухших губ, лбов с синими пятнами”.
Конечно, не все увлечения суздальцев были такими кровавыми. Были среди них довольно безобидные и, более того, интеллигентные. К примеру, чтение газет. Представители городской умственной элиты, разумеется, подписывались на столичные издания, такие как “Новое время” Суворина. Горожане попроще – на “Владимирские губернские ведомости”. Из официальной части они узнавали о перемещениях непоседливой царской семьи, о назначении новых министров, о событиях за рубежом. Из части неофициальной – о вещах самых что ни на есть разнообразных. Вот, например, одно из сообщений этого издания: “Несколько времени тому назад г. Сызрань был сильно взволнован убийством дворянина Насакина. Во время вскрытия трупа убитого, на лице которого застыло выражение ужаса, врач заметил отражение человеческого лица в широко раскрытых зрачках Насакина. Глаза покойного были немедленно сфотографированы. Получился совершенно ясный отпечаток лица разыскиваемого вымогателя Сашки Маузера, карточка которого давно находилась в руках властей. Не предавая огласке результатов следствия, власти приступили к энергичным розыскам и вскоре задержали Сашку”.
В этой маленькой заметке было все, что требовалось обывателю, занятому досугом, – детективный сюжет, оперативное использование современных технологий (“немедленно сфотографированы”), элемент воровской романтики (звучная кличка Маузер) и пресловутый хеппи-энд (“и вскоре задержали Сашку”). Очевидная нелепость – собственно факт отображения лица убийцы на глазах убитого – нисколько не смущала обывателя. Впрочем, в начале двадцатого века многие, в том числе и убийцы, верили в этот абсурдный закон. Жертвам иной раз даже глаза выкалывали.
Случались сообщения из медицинских сфер. К примеру, вот такое: “В Великодворской волости Холмогорского уезда свила себе гнездо болезнь, которая из года в год распространяется все сильнее и сильнее. Местное название болезни – икота. Трудно встретить женщину, которая бы не страдала этой болезнью. Случается видеть больных мужчин. Болезнь состоит в том, что человек время от времени начинает икать. Икает не просто, а наподобие собачьего лая или продолжительного плача ребенка. Приступы чаще всего являются тогда, когда человек, страдающий этой болезнью, увидит какое-либо лакомое кушанье или вино. Врачи полагают, что это одна из многочисленных форм нервных болезней.
Возможно, впрочем, что это следствие алкоголизма и сопряженного с ним расстройства пищеварительных органов. Такие явления, хотя и очень редко, можно наблюдать среди привычных пьяниц, у которых появляется лай при одном только взгляде на напитки”.
Впрочем, в газете помимо таких сообщений содержались полезные сведения. Например, “Таблица розыгрыша лотереи в пользу Общества попечения о Владимирском Доме Трудолюбия и оказания временной помощи беднейшим жителям города Владимира”. Суздальцы конечно же участвовали в этой лотерее. Если повезет, то можно было выиграть, к примеру, звонок кабинетный никелевый, штиблеты мужские, часы стенные “монах”, лото зоологическое, домино, ящик красок с альбомом, коллекцию картин из Ветхого Завета, лампу висячую или же лампу столовую “чудо”, а то и лампу-фонарь будуарный. Менее удачливые игроки довольствовались коробкой с мылом или же ящиком почтовой бумаги. Некоторым везло на целые комплекты выигрышей – к примеру, башмачок, галстух и пояс или же перчатки, пояс, галстух и гребенка.
Но более всего конечно же ценились вещи, полезные в ведении домашнего хозяйства, – сковорода трехместная эмалированная, умывальник медный никелированный, штопор-автомат, клещи стальные, гвоздодер, терка американская, ведро железное, чугун эмалированный, а также горчичница хрустальная и ситка мельхиоровая чайная.
Разумеется, одной из форм суздальского досуга были сплетни с пересудами. Например, в 1880-е годы вовсю обсуждалось устройство конно-железной дороги протяженностью 150 километров и связующей Владимир, Суздаль, Юрьев-Польской и Переславль-Залесский. К сожалению, этот проект не задался, а то бы в России возник хотя и удобный, практичный, но все же курьез – междугородная конка, что-то вроде троллейбусного сообщения между Ялтой и Симферополем.
“Таким образом, – отрезюмировали журналисты, – и на этот раз не дали результата все старания суздальцев, и последние принуждены были остаться при пиковом интересе”. Однако же несостоявшаяся конка еще долго обсуждалась горожанами.
Впрочем, пересуды не всегда бывали безобидными. К примеру, в 1905 году “Владимирские губернские ведомости” опубликовали послание присяжного поверенного М.Левицкого: “Милостивый государь г-н редактор! В газете “Северный край”… помещено письмо из Владимира, в котором говорится следующее: “По упорным слухам, идущим из Суздальского и Судогодского уездов, г. Владимирский губернатор предложил земским начальникам внушить крестьянам, чтобы они при ведении судебных дел не обращались за помощью к некоторым присяжным поверенным г. Владимира, как к лицам неблагонамеренным и способным лишь совратить нравственность крестьян”. А стоустая молва прибавляет к вышесказанному, что в числе четырех присяжных поверенных – этих четырех прокаженных – нахожусь и я”.
Так что жители сельскохозяйственного Суздаля вполне могли влиять на практику, а значит, на доходы крупного судебного чиновничества.
И все же самым ярким, самым вожделенным развлечением жителей Суздаля было на время покинуть свой тихий город, оказаться в столичной, пусть даже владимирской, суете, толчее. Суздальцы тогда и сами становились энергичнее, бодрее. Иной раз во владимирских газетах даже появлялись вот такие сообщения: “Кузьмин Николай Андреев, суздальский мещанин, обвинялся по 123 ст. уст. о нак. за быструю езду на велосипеде по улице, за что и оштрафован на 2 руб.”.
Что еще надо человеку – просторная улица губернского города, в перспективе – прекраснейшие Золотые ворота, мелькание педалей, шелест резиновых шин. А два рубля можно легко на луке заработать.