Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №14/2002

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ТЕОРЕМА СОЦИУМА

Владимир ЯДОВ, доктор философии,
Андрей ЗДРАВОМЫСЛОВ, доктор философии

Работа и ее смысл

Отношение рабочих к своему труду сегодня и сорок лет назад

В 1967 году вышла знаменитая книга ленинградских социологов “Человек и его работа”. Эта книга, рассказавшая об отношении к труду, к своему заводу простых рабочих самых разных специальностей, была одной из первых серьезных работ в советской социологии и стала общепризнанной классикой этой науки. Через сорок лет социологи решили повторить тот опрос на тех же ленинградских (теперь – петербургских) заводах, задав те же вопросы рабочим того же уровня квалификации.
Благодаря этому мы сегодня можем сравнить советского рабочего с нынешним, постсоветским.

Cреди опрошенных была группа рабочих, занятых трудом, не требующим ни особой подготовки, ни применения машин и механизмов. В 1962 году это были: грузчик (образование 5 классов, 25 лет), зольщик кожевенного производства (5 классов, 29 лет), обрубщик (7 классов, 28 лет), крепильщик (4 класса, 31 год) и так далее. В 2001 году примерно на тех же местах работали люди с совсем другим образованием, в основном со средним специальным.
И сегодня, через сорок лет, физически тяжелый труд выбирают по тем же самым причинам, что и в шестидесятые: устойчивый заработок, надежда улучшить жилищные условия... Конечно, у человека со средним специальным образованием больший выбор работы, чем у человека, окончившего 4–5 классов. Но собеседники 2001 года не собираются менять работу: она близко к дому, зарплату платят регулярно, “люди, с которыми работаю, меня вполне устраивают”.
В лексиконе 1962 года встречаются слова: “коллектив”, “взаимопомощь”, “почетная грамота”, “премии”, “доска почета”. Неквалифицированные рабочие говорили тогда об “общественной пользе” или “пользе для коллектива”, ощущении своей нужности: “Моя задача, чтобы не простаивали другие цеха”; или: “Если один из нас не выйдет на работу, то другие не смогут ничего делать”, то есть останутся без заработка. Есть и чувство локтя, взаимопомощи: “Если у нас возникает проблема, то мы идем (к начальству) всей бригадой”.
Завод в интервью 2001 года – это прежде всего работодатель, несколько безличный. Основные интересы рабочего новой формации – вне работы. Поэтому в отношении к труду грузчика образца 2001 года нет ни смыслообразующих мотивов, ни жизненных перспектив. Зато у него гораздо большее пространство свободы, его перспективы могут быть не связаны столь жестко, как в прежние времена, с работой и предприятием.
И напротив, во всех интервью станочников как в 1962-м, так и в 2001 году – общее как раз то, что работа сама по себе вызывает интерес. По данным нашего исследования шестидесятых годов, именно станочники более других групп рабочих были удовлетворены работой и специальностью. Многие сознательно выбирали свою профессию, заканчивали ПТУ или учились на рабочем месте. Работа с металлом, его обработка на станках различного профиля – сквозная группа профессий, всегда пользующаяся спросом. И потомственные рабочие одной специальности не редкость: “И дед здесь же работает вместе со мной. Еще работает!”
Общая тема, возникающая в этой группе, – особое отношение к оборудованию. Станок как бы превращается в часть самого работника, одушевляется. Появляется особое чувство к машине, механизму, которое не может возникнуть в условиях неквалифицированного труда или конвейера, с которым нет “личного контакта”: “Станку надо верить!”; “Когда станок работает хорошо, и настроение хорошее!” По характеру звучания мотора определяется, в каком он состоянии. Квалифицированный рабочий-станочник разбирается в чертежах не хуже технолога с инженерным образованием. Именно здесь формировался так называемый “мастер – золотые руки”.
Различия сказываются в другом. В 60-е годы опрошенные планировали свое будущее, не только повышая квалификацию (об этом говорят и нынешние питерские станочники), но продолжая учиться (в вечерней школе), тогда как нынешние собеседники продолжать учебу не собираются: “зарабатывать надо”.
Тема заработка в 60-е не возникала – сейчас она непременна. Дело не в том, что заработок был “безразличен” ленинградским рабочим, но в том, что сама по себе роль рубля в тогдашней экономике не была столь существенной – дифференциация оплаты труда сводилась к минимуму.

Новая тема – беззащитность перед администрацией.
Так, рабочий-вальцовщик, с которым беседа проходила в 2001 г., пережив опыт увольнения по сокращению на Кировском заводе, подробно рассказал о том, как народ обманули с ваучеризацией (людям продали пустые акции). Тем не менее он намерен “пойти работать на хозяина”, потому что на государственном предприятии работника не ценят. У этого парня сформировалось самосознание наемного работника, который обязан думать о том, как выгоднее продать свою рабочую силу. Он не видит ничего хорошего в своей работе и лишь отрабатывает стаж за вредность.
Но все без исключения рабочие высокой квалификации с гордостью говорят о своей работе. Профессия для них – источник самоуважения, достоинства. И в советское время, и сейчас они думают о дальнейшем профессиональном росте, повышении образования и квалификации – короче, умственная работа действительно стимулирует интерес к самому процессу труда.
Показательно, как видится будущая карьера советским и российскому рабочему. Один из опрошенных в 1962 г. подчеркивает, что он член БРИЗа (Бюро по рационализаторству и изобретательству), другой говорит, что имеет звание “Ударник коммунистического труда” и принят в КПСС. Механосборщик 2001 г. также планирует свою карьеру – собирается стать мастером цеха.
Ясно, что сегодняшний механосборщик не упоминает о производственном плане и о том, что работать “надо сознательно”. Но с сожалением говорит о том, что рационализирует что-то “для себя” и рассказывает товарищам в “курилке”. Какой уж там БРИЗ? Впрочем, в капиталистическом производстве Японии рабочие кружки качества активно действуют, почему бы им не действовать и у нас? Видно, что люди тянутся к такого рода творческому и уважаемому в коллективе делу.
Итак, в интервью 60-х годов и 2001 года гораздо больше общего, чем различий. Прежде всего и тогда и теперь содержание труда, его сложность, требующая достаточной умственной нагрузки, решительно определяет отношение к труду.
Отношения в рабочей среде стали в целом более формализованными и прагматичными. Исключительно важным было тогда для рабочих не только денежное вознаграждение, но и символические действия признания их труда – “...обрубщик сталелитейного цеха говорит, что премии – это хорошо, но вот бы еще грамоту дали!” В нынешних интервью подобных сюжетов нет. Однако, например, в городе Муроме сохранилась заводская доска почета, и рабочие это ценят.
Смысл работы по-прежнему важен для человека и тогда, и теперь, но сам этот смысл изменился. Раньше акцент ставился на общественной пользе того, что ты делаешь в данную минуту; теперь смысл стал более личностным и может быть перенесен в перспективу. “Пока учусь, а дальше буду жить своей специальностью, – говорит одна из работниц, – мне еще 4 года учиться (на заочном), а там время покажет, останусь на этой фабрике или нет. Я учусь на факультете экологии, и здесь моя специальность может пригодиться. Я ее выбрала, чтобы попытаться изменить мир к лучшему”. Ни много ни мало!


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru