КНИГА ИМЕН
Имена этой страницы:
Ален Гинзберг (1926–1997)
Пол Боулз (1910–1999)
Расколотое небо над цепкой землей
Невидимый наблюдатель Пол Боулз
Один из самых значительных американских
писателей ХХ века, Пол Боулз скончался 18 ноября
1999 года. 21 ноября того же года в Нью-Йорке
состоялась церемония вручения премии “Эмми” за
1999 год. Одним из лауреатов стал фильм о Боулзе,
снятый его другом Дженнифер Бейчвол. «Очень
знаменательно, – говорила Дженнифер, – что Боулз
умер перед самым концом ХХ века, потому что был он
воплощением века ХХ, и для него перешагнуть рубеж
2000 года было бы абсолютно бессмысленным”.
“Невидимый наблюдатель” – название книги о
Поле Боулзе, написанной Кристофером
Сойером-Луцано. Оно может показаться слегка
претенциозным, но автор настаивает на этом
определении, указывая, что травматические
эпизоды детства Боулза, грубость его отца,
мрачного деспота, даже садиста, определили
позицию “невидимого наблюдателя” – предельный
случай эскапизма. Автобиографическим называет
Сойер-Луцано рассказ Боулза “Замерзшие поля”
(где мальчик мечтает о том, что придет волк и
загрызет его отца).
Боулз всегда чувствовал вину за то, что выбирал
никчемные, с точки зрения отца, артистические
профессии. Ученик композитора Арона Копланда,
Боулз добился удивительных успехов в музыке. Его
первыми литературными опытами были
«автоматические стихи» – подражание
сюрреалистам.
Гертруда Стайн сказала ему, что он не поэт, и
Боулз согласился. Принадлежащая к числу
знаменитых литературных анекдотов история о том,
как Пол Боулз оказался в Марокко, где прожил с
небольшими перерывами без малого 60 лет, тоже
связана с именем Гертруды Стайн. Сам писатель
рассказывал, что Стайн распорядилась однажды:
“Вы должны поехать в Танжер”. Боулз даже не знал,
где этот город находится, но решил повиноваться и
безропотно отправился выполнять приказание. 16
лет вместе со своей женой, писательницей Джейн
Боулз, он проводит в путешествиях – Индия,
Мексика, Франция. Но затем возвращается в Марокко
и решает обосноваться в Танжере.
Боулз писал: “Турист отличается от
путешественника тем, что турист приезжает
куда-то и тут же начинает собирать чемоданы, с
нетерпением ожидая возвращения домой. А когда
великий путешественник приезжает туда, куда
хотел, он устремляет свой взор все дальше и
дальше. Для великого путешественника не
существует конечного пункта назначения”.
Говорят, что поначалу Боулз хотел поселиться во
Франции, где статус художника очень высок. Но в
результате оказался в Морокко, где был никому не
нужен. Одна из поклонниц, приезжавшая к писателю
за несколько дней до его смерти, рассказывала,
что таксист-араб был страшно удивлен: что-де
нужно американке в таком бедном квартале? Боулз
никогда не был богат, хотя у него всегда водились
деньги. Жизнь в Марокко была все же очень дешева.
Но он не хотел иметь ничего общего с теми
европейцами и американцами, наследниками
колониальной эпохи, которые шиковали на фоне
местной нищеты. Напротив, ему хотелось слиться с
пейзажем.
Танжер – удивительный город. Здесь встречаются
европейская, мусульманская и африканская
культуры. И в этом хаосе очень трудно сохранить
очертания личности, ее надо специально
постулировать, подавать. Хотя бы самому себе. Но
именно анонимность, затерянность очень
устраивали Боулза. И, по мнению Дженнифер
Бейчвол, была еще одна причина, из-за которой он
выбрал Марокко. «Когда он туда приехал, это было
совершенно примитивное общество, без машин,
телефонов и прочих “ловушек” современной
западной жизни. Ему нравилось это. Думаю, его
привлекала идея бегства от цивилизации. Он
категорически отвергал массовую американскую
культуру. Представление об успехе, материализм,
честолюбие – все эти вещи его совершенно не
привлекали. И я думаю, что он был бы намного
счастливее, если бы Марокко оставалось таким же,
как в 30–40-е годы, когда он впервые туда приехал,
общество, словно потерянное во времени… Он
принадлежал к выдающемуся литературному
поколению – Гертруда Стайн, Труман Капоте,
Теннесси Уильямс, Гор Видал, которые были его
современниками, и затем писатели-битники –
Гинзберг, Берроуз, Керуак. Все они приезжали к
нему в Марокко, и он был для них своего рода
крестным отцом.
Почему он остался именно в Марокко, а не в Индии
или в Стамбуле – тайна. Конечно, свою роль
сыграла здесь мистическая насыщенность жизни в
Магрибе, постоянное присутствие тени за спиной.
Уильям Берроуз в своем дневнике последних дней
жизни пишет о Боулзе: “В Поле присутствовала
какая-то зловещая тьма, как в недопроявленной
пленке”. И он искал такой жизни, такого места, где
тени снаружи уравновешивали тень внутри.
Однако позиция стороннего наблюдателя не
помешала Боулзу, прекрасно знавшему арабский,
проникнуть в среду, совершенно закрытую для
иностранцев. Он стал первым европейцем,
собравшим коллекцию устных рассказов
курильщиков гашиша, многовековой марокканской
традиции так называемых “историй кайфа”.
Вооружившись трубками, сказители собираются в
кафе и, впадая в транс, описывают свои видения. В
предисловии к сборнику “Сто верблюдов во дворе”
Боулз пишет о марокканской устной литературе:
“Курильщики гашиша говорят о двух мирах – одном,
подчиняющемся неумолимым законам природы, и
втором, когда человеку открывается новая
реальность. Канабис умело перетасовывает
элементы физической вселенной, с тем чтобы они
соответствовали желаниям курильщика”.
В 60-м году Боулз, исследуя этот принцип
раздваивающейся реальности, начал писать цикл из
четырех рассказов, в сюжете которых совмещены
взаимопротиворечащие элементы, а персонажи
вовсе не связаны между собой. Услышанные от
марокканцев истории он соединял наподобие
мозаики, конструкция которой продиктована
наркотической эйфорией. Рискованный опыт
экстремальной фольклористики Боулз описывает не
без мрачной иронии в рассказе “Далекий случай”,
кстати, одном из немногих переведенных на
русский. Это рассказ об американском
профессоре-лингвисте, изучавшем в Марокко
арабские диалекты. Наивный ученый оказывается в
плену у работорговцев, использующих его для
потехи на ярмарках. Забавляя народ, профессор,
потерявший человеческий облик, лает, прыгает и
корчит рожи. Возможно, этот рассказ имеет и
зеркальный эффект – метафора судьбы, которую
писатель хотел бы избежать в «цивилизованном
мире». В конце концов все его друзья, ученики –
Гинзберг, Керуак, даже Берроуз – должны были
лаять, прыгать и корчить рожи, чтобы быть хотя бы
услышанными.
Эта постоянная двойственность неминуемо
проявляется и в отношениях Боулза с окружающей
социальной средой, литературным миром Танжера.
Марокканский писатель Омар Мунир говорил,
например, что Боулз стал знаменитым в первую
очередь потому, что он американец; будь он арабом,
его бы никто не заметил. Но продолжал при этом:
«Боулз познакомил нас с устной марокканской
литературой, а ведь этого не делал ни один
марокканский писатель. Его присутствие в Танжере
играло очень важную роль в жизни города, в
частности в привлечении туристов в Марокко. Его
уход для нас, марокканских писателей, –
колоссальная потеря, мы всегда будем помнить о
нем: все марокканцы, марокканская интеллигенция
и в особенности танжерцы. Он был одним из нас,
настоящим танжерцем, у него было множество
друзей, например, писатель Мухаммед Шукри, с
которым он был неразлучен. Многие марокканские
писатели специально ездили в Танжер, чтобы его
повидать. Я думаю, что это последний из больших
писателей-путешественников».
Шукри вторит Бернардо Бертоллучи: «Пол был
великим путешественником. Очень важной чертой
его книг, например, романа “Под покровом небес”
является именно постоянная потребность
передвижения, жажда путешествовать,
путешествовать. Тут два мотива – с одной стороны,
чтобы как можно дальше уйти от того, что ты не
любишь в себе самом. С другой стороны – это
страсть отправиться в путь, чтобы открыть нечто,
новые земли».
Искусствовед Виктор Тупикин выдвинул однажды
любопытную гипотезу психоаналитического толка:
страсть к путешествиям – это попытка убежать от
смерти. Смерть приходит в дом и не застает
хозяина: он уехал и его местонахождение
неизвестно.
Боулза называют мрачным писателем, смакующим
описание насилия. Часто упоминают рассказ
“Нежная добыча”, сцены кастрации и
изнасилования героя – арабского мальчика,
шокируют чувствительных читателей. Биограф
Боулза Кристофер Сойер-Луцано писал, что этот
рассказ, как и прозу Боулза вообще, отличает
несоответствие брутальной фабулы отстраненной,
даже лирической повествовательной манере.
Сойер-Луцано сравнивает Боулза и Селина – их
роднит неприязненное отношение к человечеству,
ироничный и дистанцированный взгляд. Но если
Селина можно назвать романтиком, Боулз скорее
фотограф.
Мотивы поступков героев Боулза не ясны и для них
самих, и для читателя. Боулза справедливо
называют единственным американским
экзистенциалистом.
Боулз говорил, что в романе “Под покровом небес”
четыре главных героя – 3 человека и пустыня.
Причем пустыня – главный герой, выходящий в
конце победителем. Человек, отдаляясь от самого
себя, сливается с пейзажем.
Боулз, кстати, действительно был фотографом, не
только в символическом, но и в буквальном смысле
– вышло несколько альбомов его марокканских
фотографий.
Странной, причудливой, ускользающей была не
только литературная манера, но и вся жизнь
Боулза. Он был великим бунтарем, но его бунт
разрушал всю и всяческую социальность – это
стало чистым самоустранением.
Дженнифер Бейчвол вспоминала: «Он отверг Америку
не для того, чтобы быть образцовым экспатриантом,
как Хемингуэй, который за границей оставался
Американцем и всегда возвращался на родину,
чтобы описать свои приключения. Боулз намеренно
ускользал в тень. Он сам научился музыке и слыл
великолепным композитором. Он мог сделать очень
успешную музыкальную карьеру, но решил вместо
этого стать писателем. И его писательская
карьера тоже была очень удачной. Но когда ему не
хотелось писать, он не писал. Казалось, у него не
было целеустремленности, и это мне очень
нравится, в частности потому, что это так
расходится с тем, что принято считать
американским идеалом. В своей личной жизни он
тоже был бунтарем. Его брак с Джейн Боулз – один
из великих литературных союзов. Джейн была
лесбиянкой, когда они познакомились, а Пол был по
меньшей мере бисексуальным. И хотя у них не было
общей сексуальной жизни, они были безраздельно
преданы друг другу. Он заботился о Джейн до
последнего дня и не отходил от нее ни на шаг,
когда она болела перед смертью. Их союз был
совершенно бунтарским, немыслимым, неповторимым.
Он был таким новатором и столь скромно к этому
относился, с такой иронией говорил о своих
достижениях. Мне это кажется замечательным»…
…В России Боулза знают прежде всего по фильму
Бернардо Бертолуччи «Раскаленное небо» –
экранизации романа “Под покровом небес”. Сам
Бертолуччи говорил: “Широкая публика, к
сожалению, с большим опозданием открывает
великих писателей, особенно самых сложных и, как
правило, самых лучших. После моего фильма роман
Боулза стал бестселлером, и не только в Италии.
Может быть, широкая публика открыла для себя
Боулза благодаря фильму, но это вовсе не
означает, что он не был великим писателем. Успех у
публики никогда не был доказательством
величия»…
Из рассказа «Гиена» (перевод Аркадия
Драгомощенко):
“В пещере царила непроглядная тьма. Аист
остановился как вкопанный: “Где ты?” – спросил
он Гиену. “Здесь”, – ответила Гиена. “Почему ты
смеешься?” – спросил Аист. “Я подумала – до чего
непостижим этот мир, – отозвалась Гиена. –
Святой вошел в мою пещеру, потому что верил в
магию”. “Не понял”, – сказал Аист. “Ну это
потому, что ты смущен. Но только теперь ты сможешь
понять, что у меня с магией нет ничего общего. Я
ничем не отличаюсь от других в этом мире”. Аист
молчал и задыхался от источаемой Гиеной вони.
Потом со вздохом сказал: “Безусловно, ты права,
нет иной власти, кроме власти Аллаха”. “Я
безмерно счастлива, – дыша Аисту прямо в клюв,
воскликнула Гиена. – Я счастлива, что ты это в
конце концов понял”. И тут же свернула ему шею,
разодрав ее лапами. Аист вздрогнул и повалился на
бок. “Аллах одарил меня большим, нежели магией, –
выдохнула Гиена. – Он дал мне мозги”. Аист лежал
без движения. Впрочем, он было попытался сказать
еще что-то о том, что нет власти, кроме власти
Аллаха, но клюв его широко открылся во тьме – и
это был конец. Уходя, Гиена обронила через плечо:
“Спустя минуту ты будешь мертв, а через десять
дней я вернусь, к тому времени ты созреешь”.
Прошло десять дней. Гиена пришла в пещеру и нашла
Аиста там, где оставила. Муравьев не было.
“Отлично”, – сказала Гиена. Затем она сожрала
то, что хотела сожрать, и вышла на широкую плиту,
прикрывавшую вход сверху. Там под луной, постояв
некоторое время, она выблевала то, что сожрала, а
после, полизав блевотину, принялась кататься в
ней, втирая ее в шкуру. А после того Гиена
вознесла благодарение Аллаху за глаза, которые
видели в неверном лунном свете, за нюх,
позволявший чуять падаль по ветру. Она
покаталась еще немного, а в конце тщательно
вылизала под собой камень. И еще какое-то время
неподвижно лежала на нем, тяжко дыша и поводя
боками, прежде чем вскочить и прыгнуть на свою
тропу”.
Подготовлено по материалам радио
«Свобода»
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|