КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
ВЫСОКАЯ ПЕЧАТЬ
Кому Канары, а кому и нары
М.Гиголашвили. “Дезертиры”
Тюремные нары не исключены ни для
кого из тех, кому посвящена эта повесть. Канары –
перспектива менее вероятная. Впрочем, чем черт не
шутит.
Герои повествования не столько
преступники (хотя грешны, конечно, с законом
вечно конфликтуют), сколько бедолаги с
авантюристической жилкой. “Дезертиры” в той
мере, в какой, удрав из родных краев, пытаются
получить политическое убежище в Германии,
которая, искупая свою вину за гитлеровские
злодеяния, обязалась давать кров и работу
каждому, кто придерживается прогрессивных
взглядов, подвергается гонениям. Беженцы со всех
концов земли устремляются сюда в надежде на
сладкую жизнь. Наши соотечественники, внуки
воевавших с вермахтом, в первых рядах. Будь то
русские, чеченцы, украинцы. Отказ сражаться в
Чечне (независимо на какой стороне) – одна из
главных причин и для бившихся в Грозном, и для не
ведающих, где находится этот город. Но не ведают
они частенько не только географии, но и
собственной биографии. Раз за разом пытаясь
осесть в сказочной, как им мнится, стране, терпя
неудачу за неудачей, меняя фамилию, имя,
национальность, документы, иные из них перестают
понимать, когда творят очередную легенду о себе
страдальце, а когда приближаются к правде.
Лукавство лукавством, но и полный раскардаш,
внутреннее смятение.
Оксана, украинка с Дальнего Востока, так и не в
силах решить, живы ее родители, умерли или
погибли в автомобильной аварии.
Повесть Михаила Гиголашвили открывает нечто
вряд ли известное кому-либо из нас. Открывает,
убеждая в подлинности невероятных судеб и
ситуаций. Сам автор присутствует в происходящем,
сочетая как минимум две роли – переводчика и
наблюдателя. Давний выходец из России, он лучше
въедливых немецких чиновников разбирается в
фантастических исповедях “дезертиров” и
отделяет ложь от правды. Разбирается лучше, но и
сам порой теряется, невольно приобщаясь к
запредельной жизни беглецов.
Сознавая, видимо, определенную необычность своей
миссии и своего повествования, Михаил
Гиголашвили избрал форму писем своему тезке.
Каждое из них начинается жалобами на здоровье,
шум в ушах, газетными новостями, где мелькают
знакомые имена главных фигур дня. То есть тем, что
наиболее банально и наименее интересно. Автор
пошел на это, скорее всего отдавая себе отчет в
сложности творческой задачи. В необходимости
убедить, что бараки с неуемными и несчастными
беженцами-”дезертирами” – правда. Сам же он
лишь наблюдает и протоколирует ее.
Прием достаточно известный и не блещет
оригинальностью. Однако в данном случае журнал
“Знамя” пошел навстречу своему автору и
опубликовал его повесть в письмах под рубрикой
“non fiction”. Иными словами, как документальное
произведение, лишенное вымысла.
Устремление понятное, по-своему оправданное.
Повесть в письмах словно бы выведена за пределы
чистой беллетристики и должна читаться как
свидетельство очевидца и в какой-то степени
соучастника. В общем-то она так и воспринимается.
В общем. Но, будучи все же повестью, пусть и в
письмах, она интересна как произведение прежде
всего художественное. Тем паче, что когда она
писалась, М.Гиголашвили, надо полагать, менее
всего думал о рубрике, под которой ее опубликуют.
Да и нас, читателей, это не слишком занимает. Нам
куда важнее другое – убедительность общей
картины, оправданность совершенно необычных
поступков и действий ее героев. Оправданность не
только личной психологией, особенностями дней,
проведенных с семьей, с родителями, друзьями,
сослуживцами. Дней на отчей земле, в привычном,
казалось бы, окружении. Нас тревожит и
воздействие большого мира с его войнами,
политическими союзами, противоречиями,
глобальными конфликтами, чиновничьим засильем
на личный, индивидуальный мир персонажа.
Таким образом, повесть в письмах М.Гиголашвили к
тому же еще и повесть о неблагополучии в судьбе
человечества на рубеже веков. И неблагополучие
это лишь в последнюю очередь вызвано социальным
неравенством на планете. (Она, к слову сказать,
никогда не отличалась равенством в этой области.
Как не отличается им ни одно человеческое
сообщество.)
Великое кочевье “дезертиров” к добру не ведет. И
хотя “Дезертиры” писались, когда
террористические планы бен Ладена скорее всего
находились в стадии разработки,
летчики-камикадзе еще обучались своему
смертоносному мастерству, они, ожесточенные,
чаще всего бродяги, на свой лад их предсказали.
Они явили собой еще один резервуар
неподконтрольной ненависти.
У литературы, безотносительно к рубрике, под
которой журналы печатают стихи и прозу,
публицистику и критику, есть и такое,
непедалируемое обычно назначение –
настораживать людей, учить за частностями видеть
общее, замечать тучи, наползающие на чистое небо,
угадывать за внешним благополучием назревающую
беду. (В данном случае эта беда таится в
германских бараках для беженцев.)
Правда, такая миссия далеко не всегда себя
оправдывает. Чаще всего она остается
незамеченной. Но ведь и более ощутимые события
мало чему учат. История так и не стала хотя бы
начальной школой мудрости. Даже если нынешняя
Германия, в отличие от большинства остальных
стран, сумела кое-чему научиться.
Финальная фраза повести “Дезертиры”
отстраненно констатирует: “Все соискатели
политубежища в Германии, о которых здесь
рассказано, получили отказ”.
Сюжет повести исчерпан. Странствия
“дезертиров” продолжаются. Вряд ли кому-нибудь
из них светят Канары.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|