НОВЫЙ ФОРМАТ
 

О разделении мира

Пояснительная записка охотника за дискурсом

Вначале эти два мира были вместе, а потом разделились. Возникли инь и ян, Пятачок и Винни-Пух, Россия и Америка, Гегель и Хайдеггер, доллары и местная валюта (раковины каури, свиные шкварки, сома), страх и трепет; пища и время, чтобы ее пережевывать. Небо было так близко, что до него можно было дотянуться руками, но ни у кого пока не возникало желания поднимать руки вверх. Обыденное сознание было заселено ювенильными иллюзиями о добрых, вездесущих и всемогущих депутантах, которые ежедневно, гудя в свои гуделки, разгоняют сонмы злых духов и призывают стада тучных коров на благодатные поля Джамбудвипы. Постепенно время стало объектом чистого экстаза, движение стали рассматривать как проекцию желаний на неодушевленную природу, а вечно пьяное, искривленное пространство, сплошь утыканное вехами и литературными памятниками, то возникало из нереальной пустоты, то разваливалось кусками одушевленных тел, каждое из которых пыталось обосновать свой собственный язык. Разницы между жизнью моральной и жизнью религиозной не существовало – соответственно не было ни морали, ни религии. Единственным злом оказался язык, поскольку именно он мешал помыслить немыслимое. Для того чтобы избавиться от языка, приносились жертвы и совершались ритуальные действия, которые на поверку оказывались все тем же дискурсом. С дискурсом стали активно бороться. Известно, что первым за дискурсом стал охотиться Варуна. Он написал книгу под названием “Записки охотника”, в которой легким и доходчивым языком изложил основные принципы устройства глагольных и метаметафорических ловушек замедленного действия с крючком в конце для живых и с крестиком – для мертвых.
“Лучше всего устанавливать ловушки на причастных или, на худой конец, деепричастных поворотах, – писал Варуна, – чтобы дискурс с ходу натыкался на приманку и брал ее, а не погружался в аналитические блуждания вокруг да около. В качестве приманки следует использовать муляжи великих и просто известных писателей. К чрезмерному сходству стремиться не следует. Чем больше Толстой не похож на Толстого, тем больше он похож на Толстого – дискурс всегда клюет на топологическое своеобразие и аморфную неповторимость. Идентичность подозрительна. И если Пушкин не будет похож на Пушкина, то будьте уверены, что дискурс вскоре обнаружит себя и начнет разворачиваться в известные фигуры речи. Тут-то его и надо брать, что называется, тепленьким”.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"