КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
КИНОПРОБЫ

Волшебный туман правильного мира

В то время как мир вокруг нас учится жить «по понятиям», а в ряду подменяемых понятий особое место занимает превращение слова «правильный» чуть ли не в ругательство,
где-то продолжает существовать мир незыблемых ценностей и простых, но обязательных правил. Он находится рядом с нами, он так давно и хорошо знаком, что забываешь о его вечной новизне.

Медвежонок Винни-Пух и поросенок Пятачок подвержены многим страстям, однако в их непредсказуемом лесу сохраняются вполне древние традиции и четкая иерархия ценностей. Дружба сильнее войны, лени и уныния. Познавать мир интереснее, чем взламывать его. Мама и папа любят своего бельчонка сильнее всего на свете, а хорошо смеется тот, кто смеется не над кем-то, а над своими страхами. И нет ни одного серьезного повода нарушать правила вежливости.
Фестивали детских анимационных фильмов раскидывают сети, чтобы не упустить ни одной стоящей работы. Удивительно, но эта отрасль кинопроцесса, трудоемкая, требующая специальных средств и всеобщей любви, сохранила свои силы и продолжает развиваться.
Впрочем, именно потому, может быть, что требует от индивидуального таланта индивидуальных усилий и больше всех других массовых искусств является сугубо штучным товаром? Компьютерная помощь, казалось, облегчившая скрупулезный труд мультипликатора, на самом деле провела еще более отчетливую границу между художником и торопливым дельцом.
Когда смотришь эти фильмы на огромном экране Большого зала Дома кинематографистов, бесповоротно понятными становятся некоторые особенности детской анимации.
Причем это справедливо по поводу известных и очень известных фильмов. Обнаружилось, например, что «Ежик в тумане» Юрия Норштейна, самый маленький, наверное, из великих фильмов всех времен и народов, ближе к интеллектуальной игре Льюиса Кэрролла, героиня которого оказывается в мире обретших плоть математических задач и логических построений, чем ко всем бытовым сказкам с участием зайчиков и синичек.
Если эти звери и зверята анимированы, т.е. одушевлены, с помощью многократно повторенного в разных фазах и последовательно отснятого движения – мультипликации, то героев картин Юрия Норштейна можно назвать одухотворенными.
Как и Алиса оксфордского профессора, маленький лесной философ Норштейна забредает в иное измерение. И это вовсе не простой туман, хотя и в самом обычном тумане искажаются объемы и перепутываются направления и расстояния. Этот Ежик попадает в туман-путешествие. Он становится объектом влияния искусства, Прекрасного, которое олицетворяет конечно же Лошадь – белая, огромная и непостижимая, как туман.
Тургеневская тонкая печаль пронизывает любовный роман «Цапля и журавль», извлеченный из неволшебной народной сказки, из едкой крестьянской насмешки надо всем непарным и незнакомым.
Вот одна из самых обаятельных историй про реакцию ребенка на банальность. На уроке в первом классе учительница говорит о «Стрекозе и Муравье». Маленький мальчик возражает Муравью: «Но она же танцевала!» Да, тот мальчик рос в артистической среде и знал, что труд артиста почетен не меньше муравьиного. Но мне всегда слышалась в этом возгласе неосознанная, наверное, попытка защититься от несправедливых обвинений в праздности (тебе лишь бы играть! Пристал со своими вопросами!).
Недаром Януш Корчак говорил, что дети – это «иная раса». Как и во всех других человеческих породах, в них заложено стремление к совершенствованию. Более того, в отличие от других «рас» их идеал вполне конкретен. Это взрослый человек. Поэтому дети никогда не бездельничают – они растут. И от того, сколько и какого качества витамины получают они в процессе роста, какие законы и понятия окажутся для них основополагающими, и зависит будущее.
Слезы Дэвида Копперфилда, капающие в его чашку с чаем, могут затопить все дороги к взрослым, не будь там, на том берегу, вздорной и надежной Бетси Тротвуд. И самого Диккенса, чье бессмертное сострадание строит и чинит мосты между маленькими и большими, говорящими, плачущими или смеющимися каждый на своем одиноком языке.
У всякого взрослого человека в основе мировосприятия лежат собранные в детстве камни: представления о прекрасном, заданный масштаб, ощущение своего места в семье, в обществе, в истории, наконец. И вместе с умственным развитием, недостаток которого невосполним в быстро растущем человеке, необходимо и развитие чувств, воспитание, без которого человек не будет защищен прежде всего от себя самого.
Не потому ли кажутся такими опасными злобные механизированные искусственные существа – порождения трудолюбивой техники и сухого сердца? Ведь весь мир детского анимационного кино как область искусства находится на территории детства – собственного роста и познавания мира, полного загадок и открытий, требующего прямого взгляда, бесстрашия и осторожности, доверия и верности.
В райских мгновениях воспоминаний о детстве присутствуют, пусть порой и незримо, чудесные зверушки из вечных мультфильмов Диснея и Хитрука, Иванова-Вано и Котеночкина, Назарова и Норштейна.
Здесь, в этом искусстве, само детство преображено опытом художника и средствами искусства. Преображенные в фильме Ивана Уфимцева обезьянка, слоненок, попугай и удав помогают обучаться правилам арифметики и этики, Серенький Волчок становится тайновидцем Истории, ее преданным свидетелем и слугой, а бесхитростная колыбельная песенка – сказкой сказок. Приключения же Ежика в тумане – пребыванием в раю с его законами, его временем и пространством.
Как сказал мне один ребенок лет тридцати: «Не люблю я этого Норштейна с его Ежиком. Мне потом ничего другого смотреть не хочется, и все такое вокруг грубое».
Может быть, про всех зрителей этих фильмов будут говорить, как говорили сограждане про Данте: «Смотрите, этот человек побывал в аду!» Только в нашем случае придется говорить – «в раю».